— Итак, для вас у меня хреновая новость: ваша сводная группа расформирована. Теперь вы часть моего крыла, к сожалению, потому что у меня и без вас хлопот хватало... Так, это меня не в ту сторону повело... Ладно. В общем, состав у нас следующий: шесть ваших 'сандеркастеров' и один 'фэйерспиттер', шесть 'торнадо' и три 'стингрэя'...

— 'Стингрэи'?! — не поверил ушам Патрик.

— Ну да, а что?

— Да ничего, сэр, просто... Действительно, и почему это я удивляюсь, что три новейших истребителя из первых десяти находятся здесь...

— Их всего шесть осталось, потому что первые четыре были разбиты в ходе испытаний и доводки, — поправил его Крэйн. — И других уже не будет.

— Почему?

— Потому что когда император подписал спроектированный самолет к производству, главный имперский казначей заплакал. А император очень не любит огорчать своего казначея. Так вот, гусята. У всей этой солянки основная боевая задача — атака вражеских воздушных кораблей. Точнее, задачи мы распределяем следующим образом: истребители связывают боем вражеское прикрытие, а вы, ударники, ломитесь на вражеские калибры, героически поги... пускаете ракеты, я хотел сказать, дырявите их из пушек и сваливаете, а я потом пишу представления на посмертные награждения. Вопросы есть?

— Нам уже можно присматривать себе живописные места под могилки? — мрачно сострил Нойманн.

— Зачем? Если в этот раз доблестная имперская армия отсо... простите, 'победит' так же, как и в прошлый, то могилки вам не понадобятся. — Он кивнул в ту сторону, где в утреннем мареве вырисовывался гордый силуэт 'Стормбрингера': — поймите, гребаное корыто небоеспособно, и я не удивлюсь, если оно от одного попадания рассыплется в воздухе. После всех этих истерических воплей, ну, 'Стормбрингер' то, 'Стормбрингер' се, потерять линкор нельзя. Слишком велик удар по репутации: это лицо имперского воздушного флота. Потому Кольхаун почти наверняка имеет приказ врага к линкору не подпустить даже на дистанцию залпа. Это значит — бои вдалеке от острова, и там, если вас собьют и вы это переживете, надежда только на то, что узкоглазые вас подберут, когда будут искать своих летчиков. Такие вот перспективы.

— Ваш неиссякаемый оптимизм помогает нам жить и дышать, сэр! — вставил Нойманн.

— Ну вот и славно. В общем, с сегодняшнего дня начинаем боевое слаживание и патрулирование.

* * *

Несколько дней Ширацу буквально жил в ангаре, заводя тесное знакомство со своим новым самолетом. 'Синдэн' второй серии ему сразу понравился: прежний, первой серии, был всем хорош, а этот — как первый, но во многом лучше.

Погода, как назло, была нелетная, потому на патрулирование эскадрилья Сакаи не летала, оставив разведку вокруг базы на откуп собственно разведчикам и легким летающим кораблям.

За это время Ширацу изучил чуть ли не каждый винтик своего самолета, досконально освоил всю систему управления и вызубрил все летно-технические характеристики. На самом деле, ничего сложного: на девяносто процентов это 'первый' 'Синдэн', а оставшиеся десять — просто сказка.

Особо гениальным решением он нашел ручку рядом с РУДом, системой тросиков связанную с затворами всех установленных в носовом отсеке пулеметов. Первый самолет Ширацу был вооружен восемью мелкокалиберными пулеметами, из которых шесть — с ленточным питанием, а еще два питались от дисков на пятьдесят два патрона, причем их казенные части находились прямо в кабине, благодаря чему летчик мог их перезарядить в полете. Это была вынужденная мера: ленточные системы питания, несмотря на высокую огневую мощь и большой боезапас, печально славились частыми отказами. Ширацу за свои шесть боев трижды сталкивался с отказом части вооружения, причем однажды перестали стрелять сразу три в пределах одного боя. Бывали случаи, когда пилоты возвращались из боя без единого рабочего ствола, и потому установка пары-тройки пулеметов с дисками являлась необходимостью, а некоторые летчики пулеметы с ленточным питанием не уважали в принципе.

А в новом самолете проблему частично решили, дав пилоту возможность вручную передернуть затворы пулеметов и подать следующее звено ленты при помощи ручки и тросиков. Поломку системы этим не исправить, но заедания теперь можно устранять прямо в полете.

Самым сложным в освоении был новый сигнальный блок. Оказывается, пока Ширацу валялся в госпитале, мудрецы императорского конструкторского города разработали совершенно новую коммуникационную систему: комбинированный светокоммутатор.

Они детально изучили изобретенный летчиками примитивный свод сигналов, позволявший экипажам самолетов, лишенных сигнальщика, общаться при помощи навигационных и габаритных огней, и основательно развили идею. Результатом стала непростая в освоении, но очень эффективная система.

Сам светокоммутатор располагался под полом кабины пилота, пожалуй, в единственном месте, где было хоть немного свободного пространства. В кабине под левой рукой был установлен коммуникационный щиток со множеством тумблеров и лампочек, а в нескольких местах фюзеляжа техники вмонтировали световые модули, состоявшие из трех мощных чудесных ламп, способных светить несколькими цветами, а также мигать.

Щиток позволял летчику наперед выставить тумблеры ламп, закодировав аж сорок восемь кодовых сигналов, и в полете подавать их одним нажатием, причем в любую сторону: идущему позади, впереди, сверху, снизу и по бокам. Помимо этого, стандартное сигнальное устройство, запускающее ракеты, никуда не делось, и управление им тоже вывели на щиток.

Первейшая задача, поставленная пополнению полковником, заключалась в совершенном освоении новой системы и ее 'азбуки'. Даже не освоение боевого самолета — а именно светокоммуникатора. И раз уж даже Ширацу увидел в новинке массу возможностей — можно не сомневаться, что полковник Сакаи видит этих возможностей непочатый край.

Ширацу спал урывками, просыпался за два часа до подъема и шел в ангар, включал освещение, раскладывал на крыле своего самолета диаграммы и рисунки, затем тренировался давать нужные сигналы вслепую, не глядя на щиток. Усердие принесло свои плоды: экзамен он сдал быстрее и лучше всех, всего за три дня, после чего приступил к изучению самолета, когда молодые летчики еще маялись с коммуникатором.

В какой-то момент Ширацу даже удивился перемене, произошедшей в нем, своим энергичности и целеустремленности. Еще несколько дней назад он просто ждал отправки в последний полет, но теперь... Равнодушие и апатия испарились, ведь Ширацу уже не призрак во плоти, которого стараются не замечать, а ведомый легендарного аса, и тут дело даже не в величайшей чести, а в огромной ответственности. И потому молодой летчик должен почти в буквальном смысле слова прыгнуть выше головы, чтобы соответствовать своему ведущему.

Свою энергию Ширацу черпал, помимо четкого осознания своего долга, также и из 'побочного результата'. Раньше он был тем, с кем не заговаривают, чье имя не называют вслух, о ком упоминают в третьем лице, но вот внезапно не кто-нибудь, а сам Сакаи взял да одобрил его поступок.

И потому теперь Ширацу Ладат снова произносит свое имя громко и гордо.

* * *

— Вижу неопознанное морское судно на трех часах, расстояние двадцать миль! — послышался в шлемофоне голос Мориса.

— Это китобойный кеч, — ответил стрелку Джек, посмотрев в бинокль, — видишь у него две мачты с реями? Военные корабли давно уже парусного оснащения не имеют, только китобои и торговцы. Командир?

— Хрен с китобоем, — буркнул Дэффри Ротт.

Летчик имел вескую причину находиться в крайне скверном расположении духа: крушение иллюзий — это всегда больно. Кому-то в генеральном штабе было угодно отправить его, потомка славного рода, служить в самую задницу мира, да еще и под началом самовлюбленного циничного мудака Крэйна.

Нет, всего лишь пару недель назад, скажи ему кто-то 'Курсант Ротт, вы отправляетесь в Диппорт служить под началом знаменитого Молнии Крэйна' — он бы прыгал от непередаваемой радости и захлебывался бесконечным и безграничным счастьем. Но еще совсем недавно Дэффри даже в страшном сне не мог представить себе, что легендарный пилот, прославленный рыцарь небес, гроза врагов и герой империи Йегер Крэйн — конченный мудила, быдло, хам, хвастун, раздолбай и гнусный преступник, вор и наркоторговец.

Однако все эти грехи Дэффри простил бы ему без колебаний, если бы не цинично выставляемое напоказ презрение к дворянам, лидерам империи и, что самое страшное, к самой Аркадии. Презирать страну, которой служишь, которая обласкала и одарила тебя, невежественного подлого простолюдина, всеми благами — это уже не просто неблагодарность. Это попахивает откровенным наемничеством, а наемники, по мнению Ротта — твари гнуснее даже цепных псов, потому что у лютого цепного пса есть если не благодарность, то хотя бы верность.

Но у Крэйна нет ни того, ни другого. И — Создательница Всего, ты только полюбуйся! — этот самый Крэйн проталкивает своих детей в дворянскую школу, это при его-то презрении к дворянам. Да тут и морскому ежу понятно, что детишки пойдут целиком в папочку, вырастут, пристроятся, на правах детей 'героя', на непыльных должностях... Человек, презирающий свою страну, на ответственной должности — хуже вражеского шпиона, при том что и шпионом такая приблуда тоже станет без зазрения совести.

Но зол Дэффри вовсе не на Крэйна: урод без чести и совести не виноват, что вырос таким уродом. А вот люди, сделавшие из морального урода героя нации — им оправдания нет. Они что, не видели, кого ставили на пьедестал наивысшего почета?! Конечно же, они все прекрасно знали и понимали. И если лорду Симмонсу еще можно простить откровенное перекручивание реального исхода сражения — с точки зрения гордости страны и подрастающего поколения это преступление против истины направлено на благо Аркадии — то ублюдкам, сделавшим ублюдка героем империи, прощения нет.

И потому сейчас Дэффри Ротт сходится с Крэйном в одном: в его ненависти и презрении к пропагандистским шлюхам.

Он вздохнул и окинул взглядом приборную доску, проверяя показания. Патрульный полет — скукотища. Вот Джек и Морис — им сейчас хорошо: полет нормальный, рутина тянется — служба идет. А Дэффри Ротт пришел в боевую авиацию не за выслугой лет, а по велению долга и благородного сердца.

Конечно же, он прекрасно понимает, что патрулирование — такая же важная боевая задача, как бомбометание и воздушный бой, и вполне отдает себе отчет, что неопытные летчики становятся героями только посмертно. Да, Дэффри Ротт хочет быть героем, и желательно живым, но это не самоцель. Главное — долг перед родиной, и пусть прямо сейчас его одолевает скука смертная, патрулирование внешнего периметра империи — это тоже способ отдать этот долг. Любую, даже самую собачью службу вроде караула под проливным дождем на самых задворках, все равно необходимо нести, какой бы унылой она ни была.

Так что, если смотреть под таким углом, кабина боевого самолета на опасном направлении, с которого может прийти непримиримый враг — вполне достойный вариант.

'Сандеркастер' Ротта — в порядке ударных истребителей предпоследний. Последним идет экипаж Зеркина: Крэйн прямым текстом сказал, что на роль замыкающих всегда надо ставить только надежных, проверенных людей, а Кай и Вольфганг Гэт — как раз уже немного проверенные. Дэффри им завидует по-дружески: в той переделке со стервятником они зарекомендовали себя наилучшим образом, быстрее всех начав действовать. Кай опередил Ротта, всего на полсекунды раньше сорвавшись с места и бросившись в кабину пилотов, и теперь по праву может писать домой, как под командованием 'Молнии' Крэйна поставил на кон свою жизнь и заставил стервятника разбиться, победив его в поединке бесстрашия, а вот Дэффри, увы, пока что хвастать нечем.

С другой стороны, Ротт бы все равно не смог написать домой, потому что писать о Крэйне у него рука не поднимется, а не упомянуть его — значит присвоить себе чужую заслугу, что для потомственного дворянина из славного рода — проступок совершенно непозволительный.

Ну и ладно, лавры пожали Зеркин и Гэт — и заслуженно, они оба стоящие парни. Зеркин — тоже благородный человек, душой и происхождением, пусть и пошел в имперские вооруженные силы из-за нужды — но не в крысы канцелярские, не в мышиное охранение и даже не в моряки — а в боевую авиацию, и потому дружбой с ним всякий гордиться может. Гэт... ну, Вольф деревенщина необразованная, бескультурная и совершенно безнадежная, но Дэффри ведь не в театр с ним пришел и не на бал, а родину защищать, и плевать, что Ротт — из наивысший побуждений, по зову сердца, а Гэт — в первую очередь чтобы спасти от нищеты свою семью. Вольфганг — все же парень по-своему благородный, честный и прямодушный, а не мудак вроде Крэйна.

Ну а Крэйн... Хрен с ним. Подлый пес, облаивающий хозяина — но врагов кусает исправно, значит, кость свою заслуженно гложет. И если Дэффри Ротту предстоит защищать родину чуть ли не в обнимку с этим псом, это он как-нибудь перетерпит, конечный результат — неприкосновенность Аркадии — превыше всего.

И, может быть, когда-то и сам Дэффри будет рассказывать, как служил в Диппорте, и на восторженные вопросы 'Неужели с тем самым Крэйном?!' ворчать в ответ 'да мудак он, этот Крэйн'.

Но это мечты, а пока что он сидит в кабине боевого самолета на потенциально опасном маршруте, так что лучше не зевать.

Пошел четвертый час полета, эскадрилья шла обратным курсом, и день постепенно клонился к вечеру, когда на горизонте, на двух часах, крепко потемнело.

— Лютый шторм, — сказал штурман, рассмотрев явление в бинокль, — идет с материка как раз на Диппорт. Если сделаем крюк — немного оттянем рандеву, но садиться, чует мой зад, будет непросто.

Крэйн, видимо, рассудил так же, потому что повел свое подразделение по дуге, однако часом спустя шторм все равно налетел на них.

Вокруг сразу потемнело, почти как ночью. Началась дикая болтанка, за стеклом кабины — потоки воды и сполохи молний. Только и оставалось, что идти по приборам, ориентируясь на сигнальные огни идущего впереди самолета, благо набегающий поток воздуха размазывает воду по фонарю ровным тонким слоем, потому сквозь стекло можно видеть хотя бы огни.

В Летной их, конечно же, готовили в том числе и к таким экстремальным полетам, но инструкторы всегда выбирали для тренировочных полетов слабые грозы, которые этому шторму вообще не ровня, да и то без трагедии не обошлось: погиб весь экипаж вместе с инструктором. Так что если Дэффри хочет вернуться домой — тут уж клювом не щелкать. Правду говорят — желай осторожно, а то может и сбыться. Пенял на скуку? Получи, распишись и не скучай.

Пилоты включили фары, штурманы и стрелки взялись за фонари, передавая по цепочке сигналы и заодно позволяя идущим позади экипажам лучше ориентироваться на предыдущего.

— Сигнал получен! — послышался в шлемофоне голос Мориса, — 'замыкающий в порядке'!