Беглец от особых поручений

А вот оно порадовало. Ушлый герцог все-таки сумел додавить родню своей жены, так что, свое производство в Нордвик Дан у нас будет. Нет, разумеется, он не писал это прямо. Но мне хватило и намеков, из котороых следует, что земля выкуплена, разрешения получены, а нулевой цикл строительства начнется в апреле. Замечательно. И пусть Государь делает, что ему заблагорассудится, но запасной аэродром мы себе организуем. Равно, как и гарантию неприкосновенности. Завтра же отпишу банковское поручение о переводе нашей доли, и можно давать отмашку Лейфу.

Вообще, идея не складывать все яйца в одну корзину, появилась недавно. Точнее, два года назад. Тогда, наш завод поставил первую партию автомобилей в Европу. Всего несколько штук, но этого хватило, чтобы вокруг объединения и его пайщиков начали крутиться весьма подозрительные люди. Тогда, мы заморозили работу на европейском направлении, но это была только полумера, и каждый из пайщиков прекрасно это понимал. Учитывая категорический запрет на продажу как самих патентов (на что никто из нас и не пошел бы), так и лицензий зарубежным предприятиям, присланный нашей компании, за личной подписью Государя, ситуация складывалась... прямо скажем, взрывоопасная.

Патенты оформлены на четырех человек. Выкупить их, как убедились европейские дельцы, невозможно. А куш велик. Значит? Нужно убрать владельцев... и их наследников, тогда о патентах можно будет забыть. Кому платить-то?

И буйные головы нашлись. Нам удалось отбить три покушения, причем в результате последнего тяжело ранили Попандопуло, а я вынужден был срочно отправиться в командировку по делам училища, на Руян. А по возвращении в Хольмград, узнал, что в Рейхе неожиданно для всех, скончался некто герр Роберт Бош... Какая невосполнимая потеря...

Понятно, что на этом дело не закончилось. Вот, тогда и появилась идея... Бисмарк действительно умный человек, что признают даже его враги. И когда, на одном из собраний в доме своих родственников, в ответ на чье-то сетование о невозможности приобретения очередной русской новинки, он заявил, что этой проблеме существовать осталось совсем недолго, ровно до того момента, как владельцы знаменитого производства подыщут место для своего европейского отделения, в которое помимо денег они хотят вложить и генеральные лицензии на производство... к нему прислушались.

И было это весной прошлого года... Государь ошибся только в одном, мы не собираемся вкладывать в производство, вообще ни единой копейки. Только генеральные лицензии, но на полный спектр продукции "Четверки Первых". Так что, удар по кошельку, на который он рассчитывал, прошел мимо. Что интересно, формально, мы даже не нарушили приказ о запрете продажи патентов и лицензий... что не помешает создаваемому иностранному юридическому лицу делать это вместо нас... Непатриотично? Не соглашусь. Во первых, среди тех патентов нет ни одного военного, хотя "под сукном" у нас их немало. А во-вторых, когда Государь узнал о покушениях, первым его предложением был выкуп у нас патентов... в его личную собственность, по сорок тысяч рублей ассигнациями, за каждую позицию. Красивый ход.

Разочарование? Было и оно. Но прошло, как только общим собранием пайщиков было решено создать страхующую компанию в Нордвик Дан. По делам и мера.

Конечно, Телепнев поддержать эту идею никак не мог и вышел из состава пайщиков... Ну а мы... вот, разгребаем, то что из всего этого вышло. И конца-края этому счастью не видно.

Хорошо еще, что правитель нацелился именно на меня, обходя вниманием остальных членов нашей шайки-лейки, но давить начинает так, что хватило бы и на всех пайщиков...

Ладно. Утро вечера мудренее. Я сложил письма в ящик бюро и, заперев его на ключ, отправился в спальню, на ходу бросив газеты на стол. Не забыть бы поговорить с нашим стряпчим, на досуге. Мало ли, что еще взбредет в голову этим горе-писакам.

Утро оказалась, не только мудренее, но и приятнее, правда, только до окончания завтрака, после которого Лада увидела вчерашнюю заметку. Не сказать, что она сильно расстроилась, но я бы не позавидовал тому борзописцу, окажись он сейчас рядом.

Впрочем, гнев моей жены довольно быстро улегся, уступив место холодной расчетливой ярости. Хм. Может быть я и преувеличиваю, но думается, мне, что не найди Лада возможностей как-то воздействовать на газету, она ее попросту купит, чтобы тут же закрыть, ко всем чертям. Что ж, можно сказать, что теперь я почти спокоен за дальнейшее развитие событий на этом фронте. И замечательно.

Не успел я вспомнить о делах, как в гостиную вошел дворецкий. Как всегда чопорен и невозмутим.

— Виталий Родионович, пришли господа, для обсуждения протокола.

— Спасибо, Грегуар. — Я кивнул. — Проводи их в мой кабинет, предложи чаю. А потом, пошли за Вентом Мирославичем.

— Понял. — Медленно проговорил дворецкий и вышел из комнаты, провожаемый внимательным взглядом отвлекшейся от размышлений Лады.

— Вит, тебе же не семнадцать лет... и даже не тридцать! — Вздохнула жена.

— Мы не будем спорить на эту тему.

Лада всмотрелась в мои глаза, словно пытаясь там, что-то найти и, снова вздохнув, кивнула.

— Хорошо. Но мне это не по душе. Так и знай.

— Понимаю, солнышко. Но иначе нельзя, и это ты тоже знаешь. — Примирительным тоном проговорил я, стараясь смягчить эффект от своей предыдущей фразы, получившейся немного... хм-м жестковатой. — Если я откажусь от хольмганга, то как потом смогу посмотреть в твои глаза? Или в глаза наших детей?

— Ох, Вит. — Лада грустно улыбнулась и постаралась уйти от неприятной темы. — А почему ты решил послать к Толстоватым, а не воспользовался телефоном?

— Чтоб наши гости понервничали. — Хмыкнул я.

— И по той же причине, ты сидишь здесь, вместо того, чтобы подняться в кабинет? — Уже веселее улыбнулась Лада.

— Нет, здесь я сижу, потому как твое общество, мне куда приятнее, чем общество двух нервничающих, не находящих себе места мужчин, собравшихся в моем кабинете. — Развел я руками.

Вент Мирославич прибыл через час, в течение которого, Грегуар трижды приносил моим "гостям" чай... вот только местоположение санузла дворецкий показать им "позабыл". По собственной инициативе, между прочим! Я ему ничего подобного не приказывал. А ходить по чужому дому в поисках заветного "белого друга", поручники пьянчуги не рискнули...

В результате, на обсуждение условий хольмганга и подписание протокола, у Вента Мирославича ушло не больше десяти минут, по истечении которых, гости пулей вылетели из дома и, пробежав два десятка метров по двору, скрылись за воротами. Откуда, буквально через несколько секунд донесся зычный мат нашего уличанского дворника. А вот не хрен чужие заборы поливать! М-да... Цивилизация, однако.

Хольмганг состоялся, как и было оговорено, на исходе зимы. К тому времени, мы с Ладой успели ввязаться в полноценную информационную войну. Да, в результате, все издания, пытавшиеся подхватить знамя борьбы со Старицкими из ослабевших рук "Хольмградского вестника", оперативно разоренного нашим стряпчим при активном участии Лады, были вынуждены тиснуть опровержения своим многочисленным статьям, порочащим как меня лично, так и мою семью. Но... дело было сделано, и наш выигрыш в этом противостоянии с "четвертой властью", во многом стал пирровой победой. Как говорится, "то ли он украл, то ли у него украли, но слух прошел...".

И это самым печальным образом сказалось на нашем положении в обществе. Иными словами, и без того редкие в последнее время приглашения на приемы и празднества, вовсе сошли на нет. Светский "зверинец", при встречах, старательно воротил носы, делая вид, что рядом с ними никаких Старицких и в помине нет. Сначала, это даже веселило, но позже стало напрягать. Нет, вовсе не потому, что мы с Ладой так уж стремились шататься по балам и раутам, но, для меня, например, эти мероприятия были очень удачной возможностью для коротких переговоров с людьми, поймать которых в присутствии или ведомстве, обычно было задачей... хм... не из простых. Все-таки понятие "рабочего дня" здесь, пока еще вещь сугубо индивидуальная. Тот же Телепнев, например, может заявиться в присутствие на пару часов, после чего отправиться на доклад к Государю, а срочные доклады принимать и дома, лежа на оттоманке в модном атласном халате, и с томиком Дидро в руке.

А для Лады, те же приемы были местом, где она собирала нужную информацию о людях, их делах и привычках, удачах и поражениях, в общем, сведения нужные и небесполезные, позволяющие вовремя определить возможность или невозможность ведения дел с конкретными личностями, опасности и риски связанные с их участием, и так далее, и тому подобное...

В общем, единственными представителями света, плевавшими на весь этот звон вокруг нашей семьи вообще, и опалу в частности, были некоторые Золотые Пояса. Вот уж, кто-кто, а эти потомственные купцы и выжиги не испытывали никакого пиетета ни перед увешанными титулами боярами — земельщиками, ни перед чиновней братией... Нет, союзниками, в полном смысле этого слова, мы с ними не были, но кое-какие совместные проекты вели, и это добавляло не один камень в мою пользу, на весы наших отношений.

Шепотки за спиной, холодное пренебрежение... свет может быть весьма и весьма упорен в своем стремлении закопать "ослабевшего", и мы с Ладой понимали это весьма отчетливо. Жене, происходящее, вообще, напомнило прием на Руяне, который устроили ее земляки, в наш первый совместный приезд. Правда, сейчас она переживала происходящее куда как легче. Во-первых, опыт, а во-вторых, теперь над нею не довлело никаких выматывающих душу тайн и секретов, как это было двенадцать лет назад. А те, что имелись, только придавали сил, чтобы с честью пережить этот дурной период в нашей жизни.

Но одно дело, злословие и "всемерное осуждение" — эдакий боярско-княжеский бойкот, и совсем другое — попытка нажиться на этой ситуации. Так, один из представителей сонма дворян, постоянно наводнявших приемную Государя, с излишним энтузиазмом воспринял известия об опале Старицких и попытался прибрать к рукам часть нашей собственности. Нет, на "Четверку Первых" он не замахивался, но одно из подсобных производств "отжать" попытался. Через день после наглого требования отдать ему ладожское инструментальное производство, сопровождавшегося угрозами устроить большие неприятности через старшего брата, сидевшего в Ладоге воеводой, у ушлого дворянина сгорели склады, после чего тот самый родственник-воевода вдруг оказался на разбирательстве у Телепнева.

А вот думать надо было, что говоришь, и при ком. Вент Мирославич потом искренне благодарил меня за то, что я пригласил его на встречу с тем самым дворянином... инкогнито, так сказать. Да о чем тут говорить, если даже в созданном мною училище, среди курсантов уже начали ходить какие-то смутные слухи. Правда, в основном, среди тех, у кого я не вел ни одного курса, но, в общей картине организованной травли, этот маленький плюс дела почти не меняет. Почти...

Естественно, что такое положение дел никак не могло улучшить мое настроение. Неприятно, знаете ли, когда на вас с опаской косятся окружающие, подозревая не пойми в чем. Так что, на хольмганг я ехал в весьма дурном расположении духа, а значит, моему противнику не повезло. По условиям, оружие для боя выбирает вызванная сторона, и мой неприятель выбрал сабли. Что ж, лет десять назад, этот выбор вполне мог обеспечить ему победу в круге, но сейчас...

Тихим утром в заснеженном парке в центре Хольмграда раздался шелест широких шин и низкий, почти неслышимый гул двигателя. Прокатившись по мерзлым дорожкам, лакированный темно-синий "Классик-II" замер у ограниченного широким каменным бордюром утоптанного пятачка, рядом с двумя своими близнецами... по крайней мере, внешне, уже стоявшие здесь автомобили, ничем кроме цвета от новоприбывшего не отличались.

Хм. Честно говоря, я думал, что мой противник прикатит на своем "Сапсане", но нет, очевидно, какие-то остатки здравомыслия у него еще есть. Понимает, что зима не время для понтов на кабриолете...

Окинув взглядом стоящие рядом автомобили с молочно-белым остеклением, за которым не рассмотреть даже силуэтов, я хмыкнул и, заглушив двигатель, выбрался из теплого салона. Резкий порыв ветра тут же хлестнул по лицу ледяным крошевом, заставив меня поднять воротник шинели. Следом за мной, поеживаясь от холода, выбрался из машины и Вент Мирославич.

Поморщившись от неприятных ощущений, я оглянулся, высматривая встречающих, и тут же рядом захлопали двери остальных автомобилей.

— Господа? — Один из поручников моего противника подошел почти вплотную и, переведя взгляд с меня на Толстоватого, уверенно обратился именно к нему. — Вент Мирославич, я уполномочен испросить, не желает ли ваш доверитель примирения?

— Виталий Родионович? — Толстоватый повернулся ко мне, но я покачал головой.

— Если бы эта просьба была озвучена хотя бы во время визита поручников, я бы может и согласился. Но сейчас... Слишком много неприятностей принесла моей семье пьяная несдержанность их доверителя.

— Мы вынуждены отклонить ваше предложение. — Развел руками Вент Мирославич, и его собеседник невозмутимо кивнул.

— Что ж, тогда, прошу в круг. — Поручник кивнул в сторону площадки для хольмганга.

Мой противник сегодня выглядел куда презентабельнее, чем два месяца назад, на катке. Щеголеватый подтянутый господин, лет тридцати. Судя по движениям, довольно спортивный... Я прищурился, наблюдая, как, скинув пальто и сюртук, он стал разминаться. Уж больно знакомая картинка. А вспомнив, где я видел такие характерные движения, не удержал улыбки. Впрочем, похоже, никто этого не заметил. Разве что, Толстоватый, глядя на крутящего кистями рук и притопывающего на месте дуэлянта, хмурился, явно пытась вспомнить, что именно ему это напоминает. Ну-ну... Интересно, сколько времени понадобится моему другу, чтобы узнать манеру Бережного? Уж больно характерные движения...

Сабля у каждого своя. Поручники лишь проверяют чистоту клинков и отсутствие наговоров. Ну, с этим у моего оружия полный порядок... в том смысле, что ничего подобного искомому на нем нет. Да что там наговоры? На моей сабле и украшений-то нет, не люблю я их. Честная сталь, и ничего больше.

А вот у противника сабелька непростая. Богато изукрашеный золоченый эфес, в котором поблескивают драгоценные камни, тонкая гравировка на клинке... Он драться собрался, или хвастаться?!

Хм... Ладно, его дело. Я скинул свою шинель, а сверху на нее лег китель парадного вицмундира... Да, невежливо. По существующим правилам хорошего тона, я должен был бы явиться на хольмганг в штатском, но... О каком хорошем тоне и уважении к противнику здесь можно говорить?! Я пришел, чтобы хорошенько проучить урода, и мне совершенно неважно, пытался он ударить моего малолетнего сына, потому что был пьян, или для того, чтобы спровоцировать ту самую информационную войну. И в том и в другом случае, мой противник повел себя как последний мерзавец, и оказывать ему принятые традициями хольмганга знаки уважения, я не собираюсь. К тому же, сегодня, к одинадцати утра меня ждет секретарь Государева кабинета. И, поскольку встреча назначена в кремле, выглядеть я должен соответственно. Так что, пусть франт скрипит зубами и терпит.