— Ну как? — Осведомился он.
— Нашел — ответил тот, передавая ему спящего ребенка. — Сто золота за нее выложил.
— Для хорошего мага и тысячи не жаль.
— Если за каждого такого ребенка по сто золотых, то магу как раз тысяча цена будет — вздохнул он, рассматривая лицо спящего. — Слушай. Так это ведь не маг будет, если повезет, а колдунья.
— Какая разница?
— Да мне все равно. Пошли ее сдавать, что ль.
— А что еще остается?
Они пошли к маленькой двери входа в пристройку справа к главному зданию.
— Это какой по счету у тебя?
— Кажись что последний.
— Это пятнадцатый то есть?
— Ну да. Или ты забыл?
— А мне еще шестерых найти надо.
— Ну удачи.
Они замолчали, войдя внутрь пристройки. У стен стояли лавки и столы с чернильницами. За одним из столовсидел человек.
— Вечного Света, Уртув — хором поздоровались с ним вошедшие.
— Опять вы вместе? Ну что на этот раз натворили?
— Да ничего. Вот — несший ребенка поставил ее на ноги. Та мотнула головой и пришла в себя. — Новая кровь.
— Чьих рук дело?
— Мое.
— Возьми бумагу — протянул ему лист. — Что делать — знаешь.
Взял бумагу. Сел. Принялся строчить.
— Ну как тебя зовут? — спросил Уртув девочку.
— Яня — сказала она, вертя головой.
— И все?
— Дя, а чо, дядя?
— А фамилия как?
— А чо тякое фямилия?
— Мама есть?
— Дя.
— А папа?
— И пяпя.
— И братья с сестрами?
— И они.
— Откуда ты?
— Из деревни.
— А как деревня зовется
— Жилики — картавя произнесла Яна.
— Жуки — хмыкнул парень, стоявший рядом с девочкой.
— Ух, какой ты "остроумный" — прикрикнул на него Уртув. — Иди и найди себе занятие!
Тот вышел.
— Жилики... — произнес он задумчиво — жуки... — видимо ему в голову идея не шла — Будешь Жук! Яна Жук, вот! — он что-то чиркнул на бумаге. — Яна, ты любишь сладкое? Все дети любят сладкое! Конфетку хочешь?
— Дя.
Встал. Дал девочке кусочек жженого сахара. Та тут же отправила его в рот. Конфета была очень сладкой и чуть горьковатой. Но вскоре сладость пропала и леденец стал очень горьким. Подождав, пока мужчина отвернется, она выплюнула угощение на пол. Принесший девочку встал, протянул Уртуву исписанный лист.
— Все? — он внимательно посмотрел на бумагу. Где-то пол часа он ее читал, потом сказал — по-моему девочке пора познакомиться с новыми друзьями. Но прежде — он дал парню другой исписанный лист.
Тот принялся читать. Выдавил улыбку, кивнул. Привезший Яну взял ее за ручку.
* * *
Он привел ее в полную горячего влажного воздуха комнату. Вышел, оставив там Яну. В ней стояли бочки с водой и какие-то женщины. В печи в углу полыхало пламя. Несколько женщин стянули с Яны рубашку и брезгливо бросили ее в огонь. Последующие три часа Яну мыли, расчесывали, стригли и одевали. Одна из женщин выглянула наружу.
— Можно — сказала она стоявшему возле парню.
Тот зашел. Внимательно посмотрел на Яну. По ее раскрасневшейся, растертой коже было ясно, что женщины пытались стереть веснушки. Волосы были сбриты напрочь, по указанной в листе причине: блохи и вши. Одели Яну как положено в брюки, рубашку и куртку. На ногах ее были короткие сапоги.
— Пошли? Там много детей. Ты же хочешь с ними познакомиться?
Девочка кивнула. Они пошли. Шли они довольно долго, через кучу дверей и коридоров. Наконец за одной из дверей оказалась огромная комната, заставленная несчетным числом пятиярусных кроватей. Столь же несчетное число в ней было детей. Ни кто не плакал, но и не смеялся и не играл. Это показалось Яне странно.
— Ну иди к новым друзьям — он подтолкнул ее.
* * *
По пустой комнате бегала крыса, что-то ища. Схватила что-то и юркнула в дыру. В норе крыса отчаянно грызла леденец. Спустя пол часа после того, как она его съела, она издохла.
* * *
По коридору шла девочка, держа в руке сумку с книгами. Пробегающий мимо мальчик схватил за сумку и потянул на себя. Девочка схватилась мертвой хваткой вцепилась в сумку, начала тянуть ее к себе. Они минуту перетягивали сумку, после чего ремень лопнул и девочка отпустила сумку. Мальчик по инерции полетел на зад, взметнувшаяся сумка огрела его по голове, он ударился затылком о дверную ручку, сполз. По полу растеклась красная густая лужа. Поднялся шум. Прибежали учителя. Истекающего кровью мальчика взяли на руки и унесли в больничную палатку, голова его безвольно моталась. Девочка непонимающе хлопала глазами.
— Ты хоть понимаешь, что ты натворила? — рыкнул кто-то из оставшихся взрослых. — Ты же убила его! Покалечила! Тебя не просто выгнать, тебя убить мало!
От криков и упреков девочка заплакала.
* * *
Шел дождь. Девочка лет десяти смотрела из окна. Должен был быть урок теории мании, но учительниц еще не пришла в класс. Пользуясь этим ученики делали что хотели. Мимо прошла женщина с зонтом. Прекрасные черты ее классического лица не портил даже четно видный косой шрам на щеке. Девочка хорошо ее знала — это была учительница теории колдовства. Звали ее Трилин, и характер у нее был суровый. Помимо этого она, как и большинство Белых магов, не умела обращаться с детьми. Девочке очень не нравилась эта учительница, но очень понравился ее зонтик, похожий на птицу. Женщина обернулась и неласково на нее посмотрела. Янина, а именно так звали девочку, тут же юркнула вниз с окна и побежала обратно к своему месту в классе. Открылась дверь. Вошла Леди Трилин.
— Здравствуйте, Леди Трилин! — хором в сто двадцать с лишком голосов грянул класс.
— Будьте благословенны, дети... — произнесла она нараспев, становясь в центр класса. — Сегодня мы будем знакомиться с телекинезом. Откройте тетрадки и запишите: телекинез — это способность двигать что-либо на расстоянии. В более совершенной форме — управлять живыми телами силой мысли...
* * *
Уроки давно кончились. Настало время сна, но Яне не спалось. Из головы не шел зонт. Собрав всю волю в кулак, она смогла заставить себя уснуть. Снилось ей, как всегда, пламя во мраке и золото-красно-черные фигуры танцевали в нем. Об этих снах она ни кому не говорила, говоря что не помнит, что ей снилось или придумывая красивые картинки про деревья, солнце, цветы. Но вот сон сменился.
Она стоит на крепостной стене. Юркнула в приоткрытую дверь сторожевого поста — никого. Толкнула другую дверь — та отворилась. Шагая по-кошачьи мягко, пошла по коридорам внутрь, вглубь, чтобы попасть в здание и в спальню. Вот уже и высокие своды замковых коридоров.
"Кажется здесь...".
Осторожно приоткрыв дверь и юркнув внутрь Яна огляделась. Было понятно, что попала она не туда. Это была не детская, а учительская спальня. Попятилась, но уперлась в дверь и не смогла выйти. Вздохнула, успокаиваясь, огляделась. Огромный шкаф, смотрел каким-то великаном, с кровати из-под одеяла слышалось мерное посапыванье. На столе стояла чашка с недопитым чаем. А на стене, на гвозде висел огромный черный зонт. Во мраке ночи он был похож уже не на птицу, а на летучую мышь. Стало ясно, что это спальня леди Трилин. Девочка протянула к зонту руку, зонт вздрогнул, раздался треск, купол его отделился от рукояти и упал на пол. Яна отшатнулась. Учительница заворочалась в постели, что-то бормоча себе под нос. Зонт раскрылся, встал на спицы. Плотная ткань съехала по большинству спиц к самому их основанию, две же оставшиеся спицы сложились на манер крыльев. Остальные бамбуковые спицы согнулись в нескольких местах, где раньше не гнулись на манер паучьих ног. Зонтик потоптался и цокая медленно пошел к ней. Яна в испуге побежала прочь. Зонтик — за ней. Вслед Яне полетела боевая сфера — учительница проснулась и ничего не понимая атаковала нарушителя спокойствия.
Яна проснулась среди ночи в холодном поту, вскочила с кровати. Сдержала крик. Огляделась и рухнула на постель опять.
* * *
Утро. Яна проснулась.
— Все это только сон... — убеждала она себя. — Все это мне приснилось...
Ей и раньше снилось, что она бродит по школе или по каким-то совершено не известным, но почему-то странно знакомым ей краям. Встала. Почему-то оказалось, что она спала одетой. Яна заправила кровать и вместе со всеми пошла во двор делать утреннюю разминку. Но вместо разминки к ним вышли учителя и зачитали все правила школы, ученики остались так же и без завтрака, так как им пол часа читали нотации: как плохо бродить по ночам, как плохо колдовать без разрешения и как плохо лазить по чужим вещам, портить и воровать их.
— Что это с ними? — спросил кто-то.
— А, крыша поехала — отмахнулся его сосед.
— Да нет. Я слышал, что кто-то залез к Трилин ночью и учинил там беспорядок... — сообщил третий.
— Врешь! — разом сказали несколько.
— Да чтоб мне темной ночью орчью орду встретить, если вру!
— И кто это?
— Кто бы это ни был — он здесь не задержится...
— Да...Алую печать и сапогом под зад...
Яна похолодела.
"Я то точно знаю, что не колдовала и ничего не портила, но ведь я была там, а как объяснишь взрослым, что ты ничего не делала? У меня и так отнюдь не идеальная репутация, а точнее крайне не хорошая. Кто мне поверит, если никогда не верил и вечно во всем подозревают?".
— .
Глава .
Храм Забытых.
То, что было, со временем искажается, перевирается, забывается. Но даже забытым оно остается и, рано или поздно, вернется в будущем.
Лэастэав.
Она брела вперед по обочине разбитой пыльной дороги. За ее спиной подпрыгивал полупустой рюкзак из мешковины, при этом в нем тарахтел оловянный котелок, ступка, ложка, мешочек сухарей. Тонкие пальчики бледной худенькой руки лежали на рукояти кинжала, висевшего на поясе. О его ножны шлепала фляжка воды. Деревянные подошвы коротких ботинок стучали по камням, как конские копыта. Длинные пламенно-рыжие волосы свисали с опущенной головы, как конская грива и закрывали лицо. Она остановилась и огляделась. Вокруг была высушенная степь, уводившая вдаль вплоть до гор. Дорога же, вдоль которой она шла, вела в город и к горам. Она уже не одну неделю шла вдоль этой дороги от огромного замка, который столь неудачно, но все же сумела покинуть. Вдохнула пыльный жар воздуха, подставляя палящему солнцу свое бледное, покрытое веснушками лицо и слегка щурясь, глядя на него. Яркие лучи солнца были здесь необычайно жарки даже в конце весны и еще за пару чесов до полудня. Они высветили ярко-алую татуировку на ее правой щеке, вызвав в ней легкое покалывание. Девочка подбросила рюкзак выше, чем обычно, поправляя его для удобства, усмехнулась и пошла той же походкой вперед.
Шла она долго, наконец жара начала ее одолевать. Она огляделась, ища, где можно спрятаться от солнца. Но все укрытия оставались позади и она продолжала идти. От жары голова начала кружиться. Девушка поднесла флягу ко рту, но не сделала глоток, а просто взяла немного возы в рот. Разогретая теплым воздухом вода для пересохшего рта показалась ледяным живительным потоком. Перегоняя ее по рту и растирая в ней слизистые рта шершавым языком, она свернула с обочины в степь и утонула в траве. Просто погрузиться в жесткую и хрупкую траву, местами возвышающуюся над головой даже если стоять, было очень приятно. Она, хоть и слабо, но закрывала от жара, а главное — от пыли. Но, как следует, она не могла спасти ни кого.
"Все могла бы облегчить шляпа" — подумала девушка и усмехнулась.
Шляпы у нее не было, да и сделать ее было не из чего, ведь у нее ни чего не было подходящего. Была только трава вокруг, но плести из нее она не умела.
"На занятие плетением нужно очень много времени, и долго оставаться на одном месте, но позволить себе я этого не могу. Мне нужно все время двигаться вперед, чтобы жить" — и она прибавила шагу.
В желтой траве что-то показалось. Она попыталась оглядеться, но высокая трава закрывала ее по макушку. Начала подпрыгивать — заметила что-то серое, но разобрать было нельзя, так как слишком короток был миг зависания в прыжке. Села. Она знала, что ушла уже далеко от дороги, и решила все-таки отдохнуть. Жара уже замучила ее, а прыжки ускорили полное осознание этого. Наконец проглотила воду, вдохнула шумно, вытерла пот со лба. Сняв рюкзак, положила его рядом и откинулась на спину в траву, подложив под голову руки. Еще раз в вдохнула и закрыла глаза.
"Свобода... Я так долго хотела получить свободы. Чтобы ни кто не командовал, ни кто ни чего не запрещал и ни чего не заставлял делать. Жаль, только, что я себе все представляла слишком оптимистично..." — криво усмехнулась. — "Я думала, что если я буду свободна от всего этого, если я оттуда уйду — смогу спокойно ходить где хочу, говорить, что хочу, делать, что хочу и вести себя так, как хочу и ни кто ни чего мне не сделает и ни чего мне за это не будет. Жаль, что я ошиблась. Теперь, когда я наконец свободна от них, я поняла, что не они одни держат, правят. ЧТО Хочу?!" — снова усмехнулась. — "Увы, но оказывается слишком многим не нравится то, что я говорю. Не нравится то, кто я, и то, кем меня считают. Да еще эти нехорошие люди оставили подарочек. Да, очень забавно... Выгнать ничего не умеющего ребенка, который несколько лет вообще не общался с людьми, предварительно заклеймив его. Да еще и пустить по следам карателей. Уж проще сразу убить. Я не понимаю: это им делать нечего и они так развлекаются, или они выделываются перед начальством своим лживым гуманизмом" — усмехнулась в третий раз и задремала. И снова этот сон.
Оплетенный темно-зеленым растением храм серого гранита. Двери его заперты. Она приближается к нему. Но у нее нет тела, она невесома и летит вперед к нему. Она призрак, нет, даже меньше, просто дух. Но почему-то не может пройти сквозь стену. Она касается ворот и ощущает, как живое, тепло нагретого солнцем камня. На нем вырезаны письмена. Она ни где более их не видела, но они так знакомы. Она не может их прочесть, но, кажется, понимает их смысл. только не может сформулировать. Странный сон. И, если она дух, то почему чувствует биение своего сердца. Вдруг, что-то теплое касается ее груди у сердца. Яркая вспышка.
Она проснулась и с трудом удержалась от того, чтобы не встать резко и с шумным вдохом. Эти сны мучили ее уже долго. Почти с самого поступления в школу. Их причини не была ей известна, но одно она понимала. Если тебе снятся сны — это плохо, особенно цветные и реальные, особенно мелодии, стихи, письмена, и уж совсем плохо, когда кто-то узнает об этом. По этому она тряхнула головой, отгоняя мысли. Потерла рукой все еде болящую татуировку.
— .
* * *
И снова храм, и она — призрак. И снова к воротам. Она проводит по письменам пальцами, чувствуя, как они меняют температуру либо раскаляясь, либо остывая. По ним бежит что-то ощутимое, но не воспринимаемое ни одним общепринятым органом чувств. Она слышит шепот, и биение ее сердца вторит ему, его ритму. Руны вспыхивают и створки ворот пропускают ее. Огромный зал, залитый странной игрой света, тени и тьмы. Все из камня — серого гранита, но в отличие от наружных стен он не матов — в нем идут серые, черные, белые и серебристые жилки других пород камней и металлов, сплетаясь в причудливые образы, символы. Купол столь высоко, что построить это могли только великаны, ведь стены вделаны из огромных цельных плит высотой до купола и шириной от и до углов на стыках стен. При этом стен не четыре, а пятнадцать. Купол тоже не круглый, а пирамидальный. Но у него не пятнадцать сторон, а шестнадцать. Однако, если сопоставлять их со стенами, то каждая грань точно совпадает с одной стеной, не касаясь других. Она несколько раз облетела зал, пересчитывая стены и стороны — все верно. Она не обсчиталась. Но не сходится, увы. Пол тоже каменный и тоже из шестнадцати плит в соответствие с куполом. В его центре равносторонний треугольник, выложенный другим камнем, но не гранитом, а мрамором. В этом треугольнике еще один треугольник с углами по шестьдесят градусов. Но он расположен так, что углы вписанного треугольника совпадают со сторонами наружного в точках соприкосновения этих сторон с медианами к ним. На углах треугольников стоят на трех коротких кривых ножках, из соединения которых вверх поднимается длинная ось, чаши. Это толи светильники, толи еще что. Все они сделаны из серебра и очень стары, так как толстый слой патины делает объемные рисунки на них практически не читаемыми. Но, даже будь они новы, она бы не смогла их прочесть — это все тот же не ведомый ей, но очень знакомый язык. Во внутренний треугольник вписана окружность, но, в отличие от треугольников, она не плоская, а выступает вверх абсолютно правильным конусом, только срезанным сверху для получения плоской площадки и образуя тем самым пьедестал. И по всем этим трем фигурам тоже идут жилки, сплетая их между собой и с остальным камнем храма. На пьедестале что-то стоит. Она пытается это осмотреть, но она слишком близко и низко и видит только три пары ног и чаши у них. Медленно она начинает отдаляться и подниматься, чтобы посмотреть, кто это. На пьедестале стоят спина к спине три длинноволосые стройные женщины одного размера и роста. Стоят вытянувшись, строго и гордо. Глаза без зрачков смотрят всюду и в никуда. С первого взгляда они совершенно различные, хоть они все сделаны из агата и с глазами из опалов. Но одна из них — статуя эльфии из белого оникса с голубыми глазами. Одета она в длинные свободные одежды, которые кажется называются "туника". В правой руке у нее свиток, пальцы левой лежат на груди. Тоненькие, изящные черты лица холодны и скромны. Вторая — закованная в сплошной доспех статуя из серого агата. Фактура доспехов такова, что очень похожа на шерсть кошки. Кованые сапоги — кошачьи лапы задние. На латных перчатках длинные серповидные когти. Левая рука сжимает эфес искусного меча. Правя держит шлем в виде кошачьей головы. Глаза ее зеленые, в глазных прорезях шлема — тоже зеленые камни. Чуть сухое скуластое лицо с хорошо видными мышцами говорило о том, что она не просто напялила на себя доспехи — она воин. Третья же статуя из черного оникса с желтыми глазами. Ни какого другого определения, кроме "Демон" она не могла. Пальцы, заканчивающиеся когтями. Огромные кожистые крылья за спиной. Длинный голый хвост с шипом на конце, обвивающий ей ногу. Длинные клыки, выступающие из-под пухлых губ. И к тому же необычайно нежное, мягкое, страстное во всех очертаниях тело и лицо. Из одежды на ней — набедренная и нагрудная повязки. Левая рука сжимает скипетр, правая лежит на впалом животе. Но что-то общее было между ними. И не только то, что они были идеально красивы и совершенны для данных образов, не только совершенные пропорции и идеальная симметрия делали их схожими. Что-то неуловимое было между ними, объединяя их, и это что-то было странно знакомо. Чем больше она кружила вокруг них, чем внимательнее всматривалась — тем меньше различий видела между ними и тем больше сходств. Вскоре ей начало казаться, что это одно и то же. Мир закружился и потонул в яркой вспышке
