Операция "Муравьиный бог"

— Нет, месье... пешечком я пас... в сандалетах этих... — она озабоченно посмотрела на свои ноги, — боюсь, мозоли натру!

— А ты их сними, асфальт теплый, — мстительно посоветовал Никита, решив ни за что больше не поддаваться на ее провокации и тачку не ловить. Однако, Мила, без капризов, скинула босоножки и спокойно пошла рядом. Никита косился на ее макушку — без каблучков она стала ему ниже плеча, и глупо улыбался всю дорогу своей маленькой победе.

Н-ское водохранилище, иначе именуемое Обским морем, встретило их абсолютно пустым пляжем, только справа в самом конце песчаной полосы, возле леса, стояли палатки и горели огоньки костров. Мила немедленно вошла в воду по щиколотки, закинула руки за голову и с наслаждением потянулась. Никита сложил пакеты на большое бревно возле самой воды. Шелестели набегающие на песок волны, от воды дул освежающий ветерок.

— Хорошо-то как! Вода теплющая! Как парное молоко! Надо срочно искупаться... — она вернулась к коряге и потянула замок на юбке.

— Подожди! — остановил ее Никита, — По такому случаю коньячку?

— Давай, — с готовностью согласилась Мила.

— Как предусмотрительно я стаканчики захватил! А то бы пришлось драгоценный армянский коньяк, десятилетней выдержки прямо из горлышка хлебать... — он с наслаждением свернул щелкнувшую золотистую крышечку и разлил в стаканчики ароматную жидкость. Развернул обертку шоколадки и положил ее на расстеленный, своеобразной скатертью, пластиковый пакет. Они, беззвучно чокнувшись, выпили коньяк под громогласный стрекот цикад.

— За что пили-то? — усмехнулся Никита. — За наше случайное знакомство, что ли?

— Ага! — согласилась Мила, закусив шоколадкой, — Ты пойдешь купаться? — она поставила пустой стаканчик на бревно, сняла с запястья часики, сунула их в сумочку, и скомандовала — Быстренько отвернулся! И не поворачивайся, пока не скажу!

Никита послушно пересел на бревне к ней спиной. Услышал шуршание одежды, затем удаляющийся плеск воды.

— Можно, — крикнула Мила, уже издали.

Никита обернулся. Через водную гладь тянулась лунная дорожка, Мила удалялась от берега, словно точно по ней. Зайдя по пояс, девушка с визгом присела, потом прыгнула вперед и поплыла, прямо по лунному свету. Видно было только голову и мелькающие руки.

— Эгей! Никитка-а, — крикнула она, — плыви сюда! Здесь хорошо! Вода прелесть!

— Я тебя здесь подожду... Ладно?

— Как хоче-е-ешь...

Никита встал с бревна и прошелся взад-вперед. Нечищеный берег покрывали какие-то веточки, камешки, просто бесформенные кусочки дерева. На бревне примостилась сумочка Милы, рядом лежали ее вещи, стояли босоножки. Никита невольно остановился возле. Юбочка, маечка и тонюсенькие трусики-стринги — несколько веревочек. Задумчиво разглядывая ее одежду, Никита вдруг поймал себя на том, что снова не может осознать происходящее, понять поведение девушки. Не поведение, а...просто удивительная доверчивость... трогательная даже какая-то! А ну был бы он каким-нибудь маньяком? Или просто придурком? На такую девчонку соблазниться не мудрено. Он открыл коньяк и хлебнул прямо из горлышка. Хорошо хлебнул, благородный напиток обжег горло и скатился в желудок. Не стал закусывать, прислушиваясь к ощущениям. Странно... как-то странно — сейчас, когда Милы не было рядом, он испытывал жгучее желание. От мысли, что она стояла рядом с ним обнаженная, что они тут вдвоем на всем ночном пляже, у него сладко заныло внутри. Но, как раз тогда, когда, она действительно стояла рядом, он почему-то никаких таких желаний не испытывал... то есть чувствовал конечно влечение, но оно было каким-то, как бы это сказать... умиротворенно-платоническим. Она в этот момент была для него как любимая, но давно знакомая женщина.

Чтобы отвлечься от странных мыслей, Никита стал собирать небольшой костерок. Благо с топливом проблем не было — выброшенными водой на берег и высушенными на солнце обломками дерева усеяна вся песчаная полоса пляжа. Собрав достаточно щепок, он поставил их пирамидкой и сунул в середину кусок газеты. Рядом с одеждой на бревне лежали сигареты и зажигалка, которые Мила по-приходу, сразу же извлекла из сумочки. Никита взял зажигалку, оказавшуюся неожиданно тяжелой. Он поднес ее к лицу, пытаясь в темноте рассмотреть конструкцию, повертел, нажал на цилиндрик сбоку и зажигалка звонко дзынькнув, открылась, выбросив струйку яркого пламени. Хмыкнув, Никита поджег газету и защелкнул крышку. Сухой топляк занялся сразу. Никита задумчиво смотрел на завораживающие языки пламени. В костре целая жизнь... некоторые палочки гаснут, зато другие начинают разгораться. Закипает смола на свежем дереве, а старые сухие щепки сгорают бодро с треском и подпрыгом, полностью отдаваясь огню, оставляя после себя лишь кучки серого пепла...

— Хорошо, что ты костер развел! Д-д-д-д... Холодно!

Никита вздрогнул и повернулся. Рядом стояла незаметно подошедшая Мила.

Она скрестила руки под грудью и смешно сунула ладони под мышки, словно это могло ее согреть. Все тело было покрыто переливающими, от неверного света костра, капельками воды.

— Вытереться нечем, — пожаловалась она.

Первым порывом было обнять девушку, согреть своим теплом, но, поймав ее взгляд, Никита опять почувствовал это непонятное чувство умиротворения... Он пересел на бревно и, плеснув в стаканчик коньяк, протянул его Миле, стараясь не опускать взгляда ниже ее плеч:

— Вот, согрейся, — неловко сказал он. "Да что ты будешь делать... — пронеслось в голове, — Ведь только сейчас, я готов был на разные глупости, типа, признаний в любви... целования песка, по которому она ходила. Вот так, так..."

Никита налил себе тоже, довольно щедро, и глядя, как Мила натягивает одежду на мокрое тело, незаметно выхлебал почти весь стаканчик. Тут же почувствовал, что заметно опьянел. Коньяк после пива...Он снова плеснул в стаканчики, и почему-то сказал:

— Выпьем за красоту! И понты, которые недешевые!

Мила молча тюкнулась своим стаканчиком об его и отпила глоток.

— Стебешься? — спросила она, жуя шоколадку, — На коньяк намекаешь?

— Коньяк дорогой конечно, но бог с ним... А вот зажигалка... разреши? — Никита поднес блестящий прямоугольничек к глазам. Ага, S. T. Dupont... Из чего собственно сей понт? Из платины или из палладия? А часики конечно со стекляшками?

— По-моему, из платины, — равнодушно сказала Мила, — Но это не понты — это боевой трофей. И вообще, красиво жить не запретишь! Понял?

— Боевой? Что-то ты, дорогая, темнишь... кто ты, доктор Зорге? Вдова миллиардера? Не боишься с этим по ночам ходить? Особенно с незнакомыми мужиками?

— С малознакомыми, — сухо уточнила Мила, села на корточки и протянула ладошки к костру. Помолчали. Никите стало неловко. Действительно, чего пристал с глупостями, кто он такой, подобные вопросы задавать, действительно малознакомой девушке.

— Но есть вариант... — сказала Мила, вздохнув.

Никита молча, ковырял щепкой песок, ожидая, неприятного для себя продолжения.

— ...познакомиться поближе, — лукаво закончила она.

— Если не замерзнешь насмерть! — улыбнулся Никита, немедленно воспрянув духом, — Давай еще по глоточку, чтоб выжить!

Когда они шли с пляжа к Бердскому шоссе, Никита, беззаботно болтая, на самом деле лихорадочно искал те верные слова, которые помогли бы ему затащить свою прекрасную спутницу в гости, чтобы продолжить начавшееся знакомство в непринужденной домашней обстановке. Вроде бы она и так соглашалась, но вдруг передумала уже! Ведь, как известно, ветер гуляет в этих женских головках. И чем они красивее, тем больше сила ветра...

Слов этих Никита так и не придумал, а просто остановил частника и назвал свой адрес. Мила молча показала ему на переднее сидение, а сама уселась сзади, тут же извлекла из сумочки телефон и стала что-то быстро набирать на его клавишах. Так всю дорогу и набирала. Водитель, кавказец, с чудовищно смешным акцентом, что-то рассказывал непрерывно, почти не следя за дорогой и одобрительно поглядывая на Милу в зеркало заднего вида. Никита вяло кивал и односложно отвечал на обращенные к нему реплики, чувствую при этом, что умиротворение отступает и на смену ему приходит совершенно зверское желание. Давненько он никого так не хотел... В голове всплыла идиотская фраза из мультика: "при звуках флейты теряет волю".

— Какой хароший дэвушка! — не смог удержать на прощание восторга кавказец, — Повэзло тэбе, парэнь!

Мила, на долю секунды изобразила подобие улыбки, и, развернувшись на каблуках, пошла к подъезду. Никита расплатился и поспешил следом за ней.

* * *

Она вышла из ванной босая, оставляя за собой мокрые следы. Никитина рубашка доходила ей до средины бедер и была небрежно застегнута на одну пуговицу. Как-то сразу стало ясно, что под рубашкой больше уже ничего нет, а значит, диван он расправлял не зря. Войдя в комнату, Мила остановилась и вопросительно посмотрела на него. Никита, от этого выразительного взгляда, смутился:

— Что... посидим еще... или?...

Не отвечая на его вопрос, Мила загадочно улыбнулась и села на диван, закинув одну красивую ногу на другую. От этого движения края рубашки слегка разошлись. Никита невольно скользнул туда взглядом и словно устыдившись, быстро отвел глаза.

В голове возникла где-то прочитанная мысль: "полуодетая девушка по сравнению с голой — выглядит более эротично, но менее познавательно".

— Ну что, так и будешь стоять столбиком? — в ее голосе послышалось удивление.

"Да что я, в самом деле, смущаюсь, как мальчик" — подумал Никита и сказал с напускной развязностью:

— Нет, милая, не буду. Сейчас, только в душ... быстренько... Подождешь?

— Давай, — разрешила она. — Только быстро. А то милая уснет.

Она демонстративно зевнула, прикрыв рот ладошкой.

— Не успеет уснуть, — обнадежил ее Никита. — Я мигом! Слушай, а может тебе пока... какую-нибудь эротику включить? — последние слова, он с трудом выдавил из себя, ожидая резкой отповеди.

— Эротику? — она подняла одну бровь, удивленно-насмешливо.

— Ну да, на компе... фильм. У нас один деятель на работе, со всего Интернета скачивает. Я иногда у него беру.

— Когда девочек приводишь?

— Э-э... — Никита опять смутился и не нашел, что ответить.

— Ладно, — неожиданно кивнула головой девушка, — включай свою эротику... Я так и знала, что ты тайный развратник! Сто лет ничего такого не смотрела.

* * *

Когда он, быстро ополоснувшись и наскоро обкромсав лицо бритвой, в одном полотенце на бедрах, выскочил из ванной, то застал Милу, улегшуюся на животе поперек дивана, и наблюдающую за действом на экране. А там, кто-то кого-то обнимал и тискал, нарочито страстно лопоча по-итальянски.

Снятая рубашка была аккуратно повешена на спинку стула. Никита невольно замер, разглядывая свою гостью. Тонкокостный, почти мальчишечий контур — но слишком нежный: изящная длинная шея, ровная спина, прогнувшаяся в талии перед умопомрачительно округлыми, очень женскими ягодицами, плавные линии бедер.

Почувствовав его присутствие, она обернулась и, с улыбкой, приглашающее похлопала ладошкой по дивану рядом с собой.

— Во выделывают! — Мила кивнула на экран, — Жалко, что перевода нет...

— А чего тут переводить? — сказал Никита, подсаживаясь. И так все ясно. — Это Тинто Брасс, — счел нужным пояснить он, — итальянский режиссер... в принципе он мне нравится, с юмором и не пошло.

Фигуры на экране перешли к активным действиям. Никита усмехнулся:

— Меня каждый раз удивляет, как долго они могут это выделывать...

Продолжая говорить, он положил руку на ее талию, провел рукой выше, вдоль ложбинки на спине и скользнул дальше, к груди. Мила слегка выгнулась под тяжестью его горячей ладони, развернулась к нему всем телом. Она казалась невозможно хрупкой, маленькой, хотелось одновременно окутать ее своим теплом и сжать крепко, до хруста костей. Никита наклонился, поцеловал ее грудь, потянулся к губам, задержался на мгновение и, решившись, вытянулся рядом, прижал к себе, касаясь ее, сколько можно большей поверхностью своей кожи.

Ее тело оказалось гибким и неожиданно сильным.

Властным движением, перевернув Никиту на спину, Мила села сверху на его ноги, и остановила движение его рук, схватив их за запястья и прижав к постели. Медленно скользя вверх по его бедрам, она пристально смотрела ему в глаза. Никита почувствовал, что проваливается куда-то в невероятное ничто, в полуобморочную темноту, пронизанную наслаждением. Никаких прелюдий не было. Они оказались совершенно излишни. Обоим хотелось всего и сразу. Следующие пятнадцать минут прошло в настоящем любовном танце. Мила страстно изгибалась, нанизываясь на него. Иногда она замирала и тянулась целоваться, а после начинала опять. Никита подумал, что это, наверное, и есть тантрический секс, и что хорошо бы так всю ночь. Но в этот момент Мила застонала и рухнула на него:

— Все! — выдохнула она, — Сил больше нет моих!

Никита гладил ее спину, с удовольствием ощущая ее тело. Мила лежала на нем сверху, прерывисто дыша. Ее гладкая кожа, хоть и горячая, была без капли пота. Никита почувствовал, что это не все, что это только начало, только крошечная толика того, что она может, что они могут... Эти мысли, словно передались Миле, ее расслабленное тело опять напряглось, руки полусогнутые в локтях выпрямились и крепко уперлись в диван. Никита рывком перевернул ее на спину и овладел ей так, словно объявил войну.

Ее горячая кожа — запах магии, запах пряный и немного горький, запах имбиря. Руки сцепили в кольцо, лицом к лицу, изо всех сил — прижать, прижаться. Все происходит без слов. Никому не нужны голосовые связки, пока не вырвется стон наслаждения. С каждым толчком, мучительно-сладкая волна судороги по всему телу. Воздух вокруг стал густой, не продышаться. Вена, жила, артерия — что? Бьется под кожей на шее. Никита прижался к ней губами, поймав себя на чуть не произнесенном на выдохе — "люблю тебя". Молчаливое, еле сдерживаемое, рвущееся из горла, из легких, из сердца, стучащее в висках... И тут словно почувствовал ее беззвучный выдох — знаю, знаю, знаю. Она выгнула спину и забилась под ним, застонала. Тут и к Никите подступило и он, уже не сдерживая и не контролируя себя, извергся с каким-то даже рычанием. Вспышка в глазах! На несколько мгновений он престал ощущать себя, свое тело... все вокруг и он сам перестали существовать, растворившись в ослепительном наслаждении.

С полминуты, они не двигались, приходили в себя, замерев в этой позе, затем Мила тихонько освободившись, выскользнула из-под него. Никита повернулся на бок и смотрел на нее не отрываясь, с трудом приходя в себя. "Ни фига себе... воплощение чувственных идей..." — пронеслось в голове. Он протянул руку, погладить ее, ощутить, что она — здесь, что не приснилось... Мила перехватила его руку и усмехнулась:

— Удивляет его, как они долго это выделывают, — сказала она, кивнув в сторону забытого экрана, — да там уже за это время, пол фильма прошло!

Никита почувствовал себя одураченным. Он приподнялся на локте и растерянно спросил, вглядываясь в ее лицо: