Операция "Муравьиный бог"

— Спасибо отдельное, за теленка! И за тест этот, ваш... — Никита попытался убрать голову, но она потянулась за ним.

— Подожди, дурачок... Ну побудь со мной, хоть минутку только, я же ничего не прошу... Знаю я про твою подружку... Увидишь ее скоро... А про меня забудешь! Поэтому я сейчас могу говорить тебе всю правду! Все, что хочу! Потому что это ничего не значит... для тебя по крайней мере. Ну пожалуйста, просто посиди со мной рядом... я ведь тебе не противна?

— Сама знаешь, что не противна... — Никита попытался говорить, как можно более ехидным тоном. Получалось плохо.

— Знаю! — согласилась она. — Ты себе не представляешь, с каким трудом я себя сдерживаю... Я ведь могла бы тебе просто приказать... Ну все, все! Не убегай, заканчиваю признания.

— Если ты так ко мне относишься... ну вот, как сейчас сказала...

— Нравишься... — она положила голову ему на плечо.

— Что?... — Никита не решился повторить за ней это слово, — ну, допустим... тогда почему ты так вела себя со мной, там, в квартире... на Терешковой... что за цирк устроила... в лицо мне плюнула... дралась, как бешенная... не очень-то это сочетается...

Маша подняла голову и уставилась на него своими небесными глазами. От этого взгляда Никите показалось, что его мозг начал плавиться и стекать куда-то вниз, к самому паху, а ему навстречу поднималась томная животная страсть.

— Ты же обещала... — выдохнул он ей в лицо, получилось еле слышно, но она вздрогнула, как от крика. Встала с дивана, отвернулась от него:

— Извини... — голос у нее был глухой, словно ком стал в горле, — сама не знаю, что со мной...

Никита потряс головой, словно отгоняя наваждение. "Ну дела... вот неделька-то выдалась... богатая на эмоции... впрочем, как и на все остальное!"

— Почему, спрашиваешь, так себя вела? — продолжила она после некоторой паузы, уже спокойным ровным голосом и опять повернулась к нему. — Роль играла... такая вот роль у меня в этой пьесе... ругательная. И потом... какого черта думаю, он от меня отказался...свинья!.. пренебрег... из-за этой... швабры! В общем, считай, что приревновала! — она усмехнулась зло, — А насчет драки... так это разве драка была? Если б я дралась, ты б у меня без всех жизненно-важных органов остался. Да, да! В первую очередь без тех, о которых ты сейчас подумал! Так что считай — это секс у нас с тобой был... такой вот странный. И вообще, те кто меня знает, а в первую очередь мой папочка, думают, что я двинутая на всю голову... Что у меня шифер регулярно сыпется и башню рвет... А это оттого, что у меня навсегда в башке осталась та десятилетняя девочка, на которую додумались напялить гармонизатор... Думаешь почему Наблюдателями становятся мужчины от двадцати восьми до тридцати пяти лет? Потому и становятся, что это уже развитые, половозрелые личности! А я вечная девчонка-детдомовка, которая всю жизнь будет нести в себе свои детские комплексы. Папочка умудрился убедить Наставников, что им нужна именно такая!.. недоделанная... для таких вот операций... Он хороший вивисектор — мой папочка... настоящий ученый-исследователь!

От этого разговора она заметно возбудилась и Никита не сразу обнаружил, что гладит ее по руке, успокаивая. На запястье ее ничего не было.

— А-а... Где твой браслет... Маша? — он почувствовал, что язык начал заметно заплетаться, а речь становится невнятной.

Девушка молча продемонстрировала средний палец. Из-за этого характерного жеста он не сразу догадался, что в виду имеется черное, словно бы обсидиановое кольцо, одинокое на левой руке.

— Гламурненько... — только и нашел он, что сказать.

— Скорее готично, — Мария вновь села рядом и ему стало трудно дышать от жара ее тела. Воздух стал тягучим и застревал в легких. Но при этом ощущения нельзя было назвать неприятными. — Извини, я о своем, — продолжила она, словно не замечая произведенного впечатления. — Никак не пойму... О моем существовании практически никому не известно. Меня закрыли от всех. Меня не сможет распознать ни один Истинный, ни один Наблюдатель, если я сама этого не захочу. Я предназначена для таких операций, как эта. А тебе... тебе, почему-то разрешили узнать обо мне...

— Я все равно все забуду... — вяло возразил ей Никита, — как сказал твой отец.

— Э, нет... — она решительно покачала головой, — в этом случае меня бы здесь просто не было бы... А я здесь, значит Наставникам нужно, чтобы я зафиксировалась у тебя в подкорке. Это, между прочим, хороший знак для тебя!

— Что в нем хорошего?

— Не знаю... не уверена... чувствую... тебе не дадут умереть, ты им зачем-то нужен.

— Чувствуешь... — невольно передразнил ее Никита. — Понятно... женская интуиция... А я вот чувствую, что у меня заплетается язык и голова перестает соображать... Что это, а?

Мария внимательно посмотрела на него.

— Не волнуйся, ничего страшного, так и должно быть. Время подходит... скоро ты уснешь... ненадолго совсем. Минут на двадцать... Грубо говоря, вводные в тебя введены. Теперь требуется перезагрузка, чтобы изменения вступили в силу. Во время сна произойдет коррекция твоих воспоминаний.

— Спасибо, успокоила!

— Не волнуйся! — еще раз повторила она и ласково погладила его по голове. — Ты ведь сам это выбрал! Я останусь с тобой, пока ты не уснешь. Все будет хорошо! Хочешь, я расскажу о себе? Да собственно, я сама этого хочу... представь, никогда никому о себе не рассказывала...

— Конечно, — Никита помассировал слипающиеся глаза, — рассказывай... очень интересно, только...

— Не сопротивляйся, — озорно усмехнувшись, Маша провела пальчиком по его губам, — просто слушай... Жизнь моя началась трагически — Мама погибла еще до моего рожденья. Я никогда ее не видела, даже на фото. Все документы уничтожила СК, когда стирала прошлую жизнь отца. Твою, кстати, тоже сотрут... Тихо, тихо, тихо! Ты не знал, такова плата... Отцу сообщили гораздо позднее... что врачам удалось спасти его дочь. Вытащили меня из маминого трупа. Отца посадили, как виновника аварии, а меня отправили в детдом. Никто, не из его, не из маминых родственников не знал про меня, а я ничего не знала про них. Как ты понимаешь, без СК тут не обошлось. Так я стала сиротой. Потом отец нашел меня в детдоме. Он тогда поднялся в СК и ему сообщили, что его дочь жива. Мне к тому времени исполнилось девять лет, и я была такая оторва... Воспитатели меня постоянно лупили, а товарищи по несчастью, то есть дети — уважали. Помню, как я была счастлива, когда мне сообщили, что нашелся мой отец. Я одновременно любила его и ненавидела... Где он был сволочь, все эти девять лет... Конечно, после, я все поняла, но тогда... Да ты ложись, ложись. Поудобней устраивайся. Голову повыше клади, чтоб небо не запало... сон будет крепкий.

Вместе с папой мы почти никогда не жили. Он весь в работе... постоянные разъезды. Ну, а я, росла как чертополох... мои друзья-товарищи были взрослые мужики, другие Наблюдатели. Они учили меня жизни, учили отличать добро от зла. Я была сообразительной девочкой и поняла, что добра и зла не существует самих по себе, а есть только необходимость и целесообразность. Это основа философии СК. Как только я чуть подросла, я стала жить одна. Мне было очень сложно. Представь — тебе двадцать лет, а выглядишь ты едва на двенадцать... А хочется любви... да секса, наконец... Ты ведь знаешь, какой секс у Наблюдателей? А? — голос ее стал игривым. — Жуть! Приходилось мазаться, усиленно гримироваться. Я стала мастером грима. При желании я замаскируюсь так, что меня никто не узнает, включая родного папу. От рождения, я субтильная, худенькая девочка... Да, да! Чего вылупился? Тощенькая — кости да кожа... тоненькие ручки, тоненькие ножки. Вот только грудь... Отец говорит, что в маму. Пацаны в школе, дразнили меня "сиськами на ножках". Сами, правда, при этом вожделели, слюни пускали... Ох, поиздевалась я над ними! А если серьезно, ты и представить себе не можешь, сколько времени я провожу в спортзалах. Тяну эти блоки на тренажерах, таскаю тяжести. Набранная мышечная масса, плюс боевая раскраска, хоть как-то позволяет мне выглядеть постарше. Но стоит только мне бросить занятия, как через пару месяцев с меня все, как сдувает. И я опять девчонка-подросток. С одной стороны легко маскироваться, мимикрировать. Но что это за жизнь? Постоянно приходится менять легенды, места жительства, учебы... Да, я запарилась учиться в школе. Вернее изображать эту учебу. Наконец-то, наконец-то, мой внешний вид, хоть как-то стал соответствовать студенческому возрасту. Как только закончим "Муравьиного бога", сразу куда-нибудь поступлю... да хоть для начала, в наш Универ. Поболтаюсь студенткой, следующие лет двадцать.

— Да... — еле слышно пробормотал Никита, — с экзаменами у тебя проблем не будет... А теннис?

— Теннис — это да! — Мария казалось не замечала его состояния. — Я у них последние лет пятнадцать, подаю надежды... Но понятное дело, пару лет и все приходиться бросать... никому ведь не объяснишь, почему девочка-тростиночка не растет. Слушай, Никитка, — она шутливо ткнула его кулачком в бок, — а ведь у нас с тобой все еще может получиться. С чукчей этой, своей, ты в любом случае долго не протянешь. Обещаю, больше с тобой драться не стану. Буду вести себя паинькой! Что? Что ты там шелестишь?

— Тебе... тебе людей убивать приходилось?

— "Муравьев"! — поправила она строгим голосом. — Да, конечно... хоть это и не наше дело, но всякое случается... В общем, бывали ситуации... Например, когда ликвидировали Хамзю... Э... дружок, да я смотрю, ты совсем нас покидаешь.

Глаза Никиты уже были закрыты, но губы еще что-то, еле слышно шептали. Заинтересовавшись, она откинула волосы, и наклонив голову к самому его лицу прислушалась, но услышала только обрывок странной фразы:

— ...Я не хочу тебя случайно встретить...

— Гм... о чем это ты? Надеюсь не обо мне? Ну ладно, ладно, спи Никита-boy... От меня так просто не отвертишься! — она слегка поцеловала кончики своих пальцев и приложила к его губам. — Удачи!

Стараясь чтоб не заскрипели пружины, она встала с дивана, сбросила с ног большие Никитины тапки и босиком, осторожно ступая на носках, вышла в коридор. Натянула свои цветастые босоножки, подхватила сумочку, мельком глянув в зеркало поправила челку. Оттянула язычок замка. И уже взявшись было за ручку входной двери, не удержавшись вернулась и заглянула в комнату. К ее разочарованию, Никита уже отвернулся лицом к стене и свернувшись калачиком тихо посапывал. Она вздохнула и тихонько стуча каблучками, вышла из квартиры. Заперла за собой дверь, и пешком спустилась по лестнице, крутя ключ на указательном пальце. На первом этаже спохватилась, куда его девать? После нескольких секунд раздумья, она бросила ключ в щель почтового ящика, с номером Никитиной квартиры. Затем вприпрыжку преодолев два оставшихся лестничных пролета, выпорхнула из прохлады подъезда, щурясь навстречу слепящему июльскому солнцу.

* * *

Жара расползалась по комнате, липкими струйками пота стекала по шее, отключала мозги. Никита во второй раз залез под прохладный душ и решил, что нужно идти на работу...