— Нет, милорд, не доводилось, — ответил Элихио.
— Неужели Даллен не приглашал тебя?
— Нет, он приглашал, но... — Элихио замялся и вздохнул.
— Почему же ты отказался, если он звал тебя? — спросил лорд Дитмар.
Элихио немного помолчал, насупившись, потом вскинул глаза и ответил:
— Скажу откровенно: мы принадлежим к разным кругам. Даллен — сын лорда, а я... Я всего лишь сын школьного учителя. Отец всегда говорил, что неравенство ни в дружбе, ни в любви не приводит ни к чему хорошему.
— Ты тоже так считаешь? — улыбнулся лорд Дитмар.
Элихио вздохнул.
— Я не знаю... Мы с Далленом говорили об этом, и он считал, что это не так. Я, если честно, ещё не пришёл к какому-то устоявшемуся мнению по этому вопросу. Разумеется, мне хотелось бы согласиться с Далленом и не согласиться с отцом, но...
— Но? — улыбнулся лорд Дитмар.
— Но в жизни бывает по-разному, — закончил Элихио. — Нет чёткой закономерности.
— А Даллен бывал у тебя? — спросил лорд Дитмар.
— Да, он был у меня несколько раз, — ответил Элихио. — И всякий раз мне было неловко.
— Почему же тебе было неловко?
Элихио невесело усмехнулся.
— Вы видели нашу с отцом квартирку, милорд... А теперь я даже такую не могу себе позволить.
Лорд Дитмар помолчал некоторое время. За окнами темнела кромешная зимняя мгла, и без приборов они бы легко заблудились, но флаер был оснащён самой лучшей системой навигации, которая только существовала на таком виде транспорта.
— Видишь ли, дружок, дело не в том, чей ты сын, — проговорил наконец лорд Дитмар. — И не в том, где ты живёшь, потому что тебя ценят в конечном счёте не за это. Скажи, разве Даллен любил тебя за твоё происхождение, положение в обществе или материальные возможности? Я так не думаю. Он любил тебя за то, что ты — это ты. За твоё сердце, твою душу. Наверно, это и есть самое главное в нас. То, за что нас можно любить.
Элихио улыбнулся.
— Даллен говорил так же. Теперь я вижу, в кого он пошёл.
Ему хотелось спросить: почему подонки, подобные Эммаркоту и Макрехтайну, выбирают себе в жертвы тех, кто лучше, чище и достойнее их? Впрочем, он знал ответ и сам: просто потому что они не такие. Элихио не стал говорить этого вслух лорду Дитмару, потому что это было бы слишком больно им обоим.
Когда Элихио увидел за окнами огромный таинственный особняк, окружённый обширным заснеженным садом с сиреневатыми фонарями, было уже полвосьмого. Флаер опустился и замер на площадке перед ангаром, осветив передними огнями дверь и рослого парня в серой куртке, синей шапке с козырьком и высоких сапогах, с широкой лопатой для чистки снега. Щурясь от яркого света, он заслонил рукой глаза.
— Вот мы и дома, — сказал лорд Дитмар, открывая дверцы флаера.
Они вышли из флаера. Парень с лопатой сказал:
— С возвращением, ваша светлость. Прикажете поставить ваш флаер в ангар?
— Да, Йорн, будь так любезен, — ответил лорд Дитмар.
Элихио достал свои вещи из багажника. Лорд Дитмар представил ему парня:
— Это наш садовник Йорн.
Парень снял с головы синюю шапку. Бритый наголо и могучий — косая сажень в плечах, он смотрел на них ясными и чистыми, детски-наивными глазами. Элихио предположил, что он — клон с Мантубы: у них всех были такие глаза.
Они спустились с площадки перед ангаром по ступенькам, которые вели к широкой, не слишком длинной дорожке. По этой дорожке они прошли к крыльцу. Дом казался старинным и как бы устремлённым вверх, с высокими стрельчатыми окнами и остроконечными стройными башенками. Дверь им отворил очень представительный и серьёзный индивид в чёрном строгом костюме и белых перчатках, абсолютно лысый. Поклонившись лорду Дитмару, он сказал ясным и звучным голосом, с чёткой дикцией:
— С возвращением, ваша светлость, добро пожаловать домой. — Взглянув на Элихио, он спросил: — А это и есть наш дорогой гость?
— Он самый, — ответил лорд Дитмар с улыбкой. — Прошу любить и жаловать. Элихио Диердлинг, друг Даллена по академии.
Лысый индивид приподнял брови, и его взгляд, обращённый на Элихио, потеплел. Поклонившись ему, он сказал:
— Добро пожаловать, господин Диердлинг. Меня зовут Эгмемон, я дворецкий.
Он с первого раза правильно расслышал и правильно произнёс фамилию Элихио, и это сразу внушило последнему нечто вроде уважения к нему. Он взял у гостя его сумку и чемодан.
— Куда прикажете отнести?
— Отнеси вещи в комнату Даллена, — сказал лорд Дитмар. — Наш гость расположится там.
— Слушаю, милорд.
Дворецкий понёс вещи наверх, поднимаясь по широкой белой лестнице, устланной бордовой ковровой дорожкой, а лорд Дитмар снял плащ и перчатки. Элихио окинул взглядом огромную гостиную, высота потолка которой была не меньше шести метров. Осветительная панель с вечерним пейзажем на стене наполняла комнату тёплыми красками заката, прогоняя зимний сумрак, а в огромном камине трещал огонь, и Элихио сразу попал в атмосферу уюта и спокойствия.
— Наконец-то вы дома, милорд! — раздался откуда-то сверху серебристый голос.
Глаза лорда Дитмара засияли таким же тёплым вечерним светом: по лестнице спускалось очаровательное юное существо в белой тунике и лиловой накидке на плечах. Ступая по бордовой ковровой дорожке маленькими ногами, обутыми в домашние белые сапожки, существо скользило по перилам лестницы белой рукой с унизанными кольцами пальчиками и сияло лорду Дитмару лучезарной улыбкой. Оно спускалось неторопливо, подпирая другой рукой поясницу, а под белой туникой круглился довольно большой живот. Лиловая накидка крепилась к тунике сверкающими застёжками, длинную шею прелестного существа охватывало тонкое колье из альгунита (15) с крупными каплеобразными феонами (16), а чистый гладкий лоб венчала точно такая же диадема, как у лорда Дитмара. Каштановые с медным отливом волосы этого пленительного создания были искусно убраны в изящную причёску, где каждый локончик шелковисто блестел, принимая рыжеватый отсвет огня в камине. Элихио подумалось: уж не видение ли это?
— Здравствуй, моя радость, — поприветствовал его лорд Дитмар с нежностью в голосе и во взгляде, целуя молочно белый лоб. — Познакомься: это друг Даллена, Элихио Диердлинг, о котором я тебе говорил. Элихио, это мой спутник Джим.
— Очень приятно познакомиться с вами, Элихио, — проговорило беременное существо с изящным наклоном головки и пленительной улыбкой. — Добро пожаловать, чувствуйте себя как дома.
У него было немного необычное произношение, как будто оно говорило на иностранном языке. Слова оно выговаривало правильно и бегло, но с какой-то милой вычурностью, и Элихио не мог решить, что это — акцент или просто такая необычная манера говорить. Он взял протянутую ему тёплую невесомую ручку и осторожно её пожал.
— Благодарю вас, — пробормотал он. — Мне тоже чрезвычайно приятно.
Он не знал, как обращаться к существу: "милорд"? "ваша светлость"? Оно было явно младше Элихио, но положение спутника лорда обязывало обращаться к нему почтительно. До сих пор Элихио почему-то не задумывался о том, что увидит лорда Дитмара в кругу семьи, и сейчас он особенно остро ощутил безнадёжность и несбыточность своих грёз о нём. Элихио-реалист мрачно торжествовал над Элихио-мечтателем. "Напрасно ты строил иллюзии, фантазёр ты наш, — усмехался он. — Лорд Дитмар — примерный семьянин, он обожает своего спутника, у них скоро родится ребёнок, и тебе ловить здесь нечего. Выкинь ты свои выдумки из головы, хватит витать в облаках! Так всю жизнь и промечтаешь".
— Элихио проведёт каникулы у нас, — сказал лорд Дитмар.
Существо по имени Джим приветливо кивнуло своей хорошенькой головкой на изящной длинной шее. Его большие светлые глаза излучали доброту и сердечность, и Элихио подумал, что никогда в жизни не встречал создания, более милого и достойного восхищения, чем он. Должно быть, лорд Дитмар любил его до безумия — иначе и быть не могло. До чего странно и удивительно, что любовь соединила таких разных, непохожих друг на друга существ: огромного, сильного лорда Дитмара и маленького, хрупкого Джима. И всё-таки Элихио не мог не ревновать, осознавая при этом, что это глупо и бессмысленно, но всё равно ревнуя лорда Дитмара к его же собственному спутнику.
— Вы, наверно, проголодались, — сказал Джим. — Я прикажу подать ужин. Эгмемон!
Дворецкий явился по его зову, будто джинн из бутылки.
— Да, ваша светлость?
— Эгмемон, будь добр, распорядись насчёт ужина для милорда Дитмара и нашего гостя, — сказал Джим.
Дворецкий блеснул гладкой головой в поклоне.
— Будет исполнено, ваша светлость.
Скатерть на длинном столе сияла белизной первого снега. Светильник в виде прозрачного высокого и узкого кристалла освещал конец стола, на котором был накрыт ужин на три персоны, и в его свете поблёскивала голова Эгмемона, откупоривавшего вино. Драгоценное феоновое колье Джима сверкало, и Элихио невольно подумалось, что тот беспечно носит на своей белой шейке стоимость маленькой квартирки, из которой Элихио пришлось съехать, а взамен украшения лишь одного из его тонких пальчиков можно было бы приобрести прекрасную обстановку для комнат и полный комплект бытовой техники. Джим бросил на него приветливый взгляд из-под ресниц, и Элихио вдруг устыдился таких мыслей. Лорд Дитмар сам разлил вино по бокалам, а Джиму налил всего глоток на донышко, с улыбкой сказав:
— В твоём положении больше нельзя, моя радость.
Они выпили за приезд Элихио. Джим отставил в сторону свой бокал и, облокотившись на стол, изящно положил на сцепленные пальцы подбородок.
— Наверно, трудно учиться в Медицинской академии, — сказал он.
— Да, пожалуй, нелегко, — подтвердил Элихио, смущаясь от взгляда его больших чистых глаз. — Но интересно.
Джим рассматривал его с доброжелательным любопытством, а Элихио не знал, куда деть глаза. Он слышал о том, что у лорда Дитмара был молодой хорошенький спутник, но Джим превзошёл все его ожидания. Это большеглазое чудо излучало потоки доброты и тепла, а его круглый животик делал его ещё милее. Ещё ни у кого Элихио не видел таких маленьких ног, нежных пальчиков и столь правильного изящного носика, а также таких огромных пушистых ресниц. Он был такой хрупкий и беззащитный, такой по-детски добрый, что Элихио терялся, стыдился своих мыслей и чувств, своей нелепой ревности. "Вот кто достоин любви лорда Дитмара, — убеждала его трезвая и реалистичная часть его "я". — А ты даже не смей вторгаться в их пространство своими постыдными помыслами! Не смей оскорблять их счастливый союз своим вожделением и завидовать их прекрасным отношениям!"
— А чем занимаются ваши родители? — полюбопытствовал Джим.
Элихио замешкался с ответом, и за него сказал лорд Дитмар:
— Дорогой мой, отец Элихио был учителем. К несчастью, он недавно умер — как раз перед экзаменами. Элихио сейчас нелегко... Вероятно, ему не хотелось бы говорить на эту тему.
— Мне очень жаль, — сказал Джим с искренним огорчением и немного смущённо. — Выражаю вам самые глубокие соболезнования.
— Благодарю вас, — пробормотал Элихио.
Лорд Дитмар обратился к своему спутнику:
— Что же, есть ли у нас какие-нибудь новости, любовь моя? Как себя чувствуют наши маленькие?
— Толкаются, милорд, — ответил Джим. — Иногда так сильно, что мне кажется, будто они там друг с другом дерутся!
— Гм, какие беспокойные ребята, — проговорил лорд Дитмар.
Он приложил руку к животу Джима, и внутри, видимо, тут же что-то произошло, потому что Джим ойкнул и засмеялся.
— Вот, опять! Милорд, вы почувствовали?
— Да, ещё как, — улыбнулся лорд Дитмар.
Он погладил живот Джима и сказал несколько ласковых слов. Джим, прислушавшись, сказал:
— Успокоились... Вы всегда действуете на них успокаивающе, милорд. Спойте им сегодня колыбельную, им это нравится. И они очень по вас соскучились.
— А ты, любовь моя? — нежно спросил лорд Дитмар, касаясь пальцами щеки Джима.
— И я, разумеется, — ответил Джим с кокетливой улыбкой.
Элихио подавил печальный вздох. Все его грёзы разбивались одна за другой, и это было больно. Лорд Дитмар, как будто прочтя его мысли, взглянул на Элихио и снова наполнил бокалы. Элихио вздрогнул от его проницательного взгляда и опустил глаза. Джиму лорд Дитмар налил фруктовый сок.
— Нашему гостю, наверно, скучно слушать эти семейные разговоры, — сказал он. — Кстати, дружок, ты что-то почти ничего не ешь... Кушай основательно, потому что до завтрака ещё далеко. Если проголодаешься ночью, то учти, что повар по ночам очень крепко спит, да и дворецкий после одиннадцати отправляется в постель. Мы стараемся их не беспокоить во время их законного отдыха.
Элихио подумал: чем зависеть от слуг, лучше быть самому себе хозяином и самому себе слугой. Впрочем, он не посмел высказать этого, а последовал совету лорда Дитмара, уделив должное внимание еде, кстати сказать, превосходной. Она не могла сравниться с едой в студенческой столовой кампуса, да и от их с отцом привычного рациона тоже отличалась. Это была настоящая домашняя еда, приготовленная из свежих продуктов, а не из мороженых полуфабрикатов.
Они уже заканчивали ужин, когда пришёл Эгмемон и что-то сказал Джиму вполголоса. Джим ответил:
— Да, разумеется. Пусть подождёт, мы сейчас спустимся.
Дворецкий поклонился и ушёл, а Джим встал из-за стола.
— Милорд, надо бы погулять с детьми перед сном. Надеюсь, наш гость не будет возражать против небольшой прогулки в саду?
Лорд Дитмар вопросительно посмотрел на Элихио. Тот тоже поднялся.
— С большим удовольствием. Хоть я видел ваш сад всего лишь мельком, но успел заметить, что там очень красиво.
— Тогда я одену детей, — сказал Джим.
Он вышел, блеснув феонами на шее и золотой каймой по подолу накидки, а Элихио спросил удивлённо:
— Разве у вас есть ещё дети?
— Да, ещё двое, — ответил лорд Дитмар. — Илидор и Серино. Они не наши общие: Илидор — сын Джима от его первого избранника, а Серино мы недавно взяли из приюта на Мантубе.
Они спустились в гостиную и надели плащи. Через несколько минут сверху послышались детские голоски, и на лестнице показался Джим в сопровождении дворецкого. Закутанный в белое меховое манто с капюшоном и обутый в белые зимние сапожки, он вёл за руку малыша лет двух с половиной — трёх, который в своём тёплом комбинезончике неуклюже, вразвалочку спускался по ступенькам. Дворецкий следом нёс на руках малыша помладше, тоже тепло одетого.
— А вот и мы, — весело объявил Джим. Когда они спустились, он сказал малышу, которого он вёл за руку: — Илидор, познакомься: это Элихио. Он наш гость.
— Привет, — сказал ему Элихио.
Малыш заулыбался до ушей и уткнулся в край белого манто Джима: на него вдруг накатила застенчивость. Лорд Дитмар взял его на руки, и они вышли на крыльцо. Задумчиво падали хлопья снега, ветви деревьев блестели в бледно-сиреневом свете садовых фонарей, как обсахаренные. Эгмемон, поёживаясь, оглядывался по сторонам:
— Ну, где этот папаша?
— Я здесь, — тут же отозвался молодой голос.
Садовник Йорн нерешительно приблизился к ним, стаскивая свою синюю шапку с бритой головы. Малыш на руках у дворецкого оживился и потянулся к нему ручками:
