— Ты так похож на него, — проговорил он тихо.
Он стал распускать косу Элихио. Зарывшись лицом в густой водопад его волос, он глубоко вздохнул, а потом прильнул своей щекой к щеке Элихио. Тот стоял неподвижно, а в животе у него было тепло и щекотно.
— Конечно, моя квартира не может сравниться с этим дворцом, — проговорил наконец доктор Кройц, открыв глаза и посмотрев на Элихио с усталой болью. — И обед мне не подаёт дворецкий в белых перчатках... А сам я на работе с утра до вечера, с одним выходным и одним суточным дежурством в неделю, копаюсь в мёртвых телах и выдаю убитым горем родственникам заключения о причинах смерти. Когда имеешь дело со смертью каждый день, перестаёшь её бояться. К ней привыкаешь, как к любому другому явлению... Но когда видишь на прозекторском столе останки того, кто был тебе дорог... Это меняет всё.
Доктор Кройц закрыл глаза, и по его щеке скатилась слеза. Элихио, сам не зная, зачем, вытер её пальцами, и ему самому захотелось плакать. Он не сдерживал слёз, и они свободно потекли по его лицу, а доктор Кройц вытирал ему их.
— Какой же я был глупец, — сдавленно пробормотал он. — Только сейчас я понимаю, что я потерял... А ведь всё могло быть по-другому.
Он надолго умолк, гладя волосы Элихио. Его тёплое дыхание щекотало шею Элихио и его ухо. Наконец он снова посмотрел Элихио в глаза с тоской и болью.
— Ты — всё, что осталось у меня от Ариана, — сказал он. — Я не уеду без тебя. Буду спать здесь на снегу, но дождусь...
Не договорив, он закрыл глаза, с измученным вздохом опустился в кресло и откинул голову на спинку. Он был очень бледен.
— Извини, — проговорил он чуть слышно. — Я после ночного дежурства. Да ещё эта уборка снега, обед и настойка... Смертельно устал. Если не возражаешь, я закрою глаза на минутку, иначе я просто упаду замертво...
Устало улыбаясь, он смотрел на Элихио из-под полуопущенных век, пока они совсем не закрылись. Он задремал, и на Элихио тоже навалилась непреодолимая усталость. Он прикорнул с краю кровати, закрыл глаза и сразу же куда-то поплыл вместе с кроватью и комнатой.
Когда он проснулся, доктор Кройц всё ещё спал, но уже не в кресле, а сидя на полу возле кровати и положив голову на край подушки. Одна его рука лежала на руке Элихио, а другая свисала на пол. На его бледном лбу проступила испарина, а губы были жалобно приоткрыты. Он выглядел очень утомлённым. В душе Элихио вдруг всколыхнулась жалость, и он, дотронувшись до его плеча, тихо позвал:
— Доктор Кройц...
Из-под приоткрывшихся век доктора Кройца на Элихио поднялся туманный и далёкий взгляд очень усталого человека, не понимающего, где он и зачем его разбудили.
— Доктор Кройц, ложитесь на кровать, — сказал Элихио. — На полу ведь неудобно.
Усталая и ласковая улыбка тронула губы доктора Кройца. Повинуясь рукам Элихио, он перебрался на кровать и тут же снова заснул. Элихио, чтобы не беспокоить его, вышел из комнаты и уединился в самом тихом уголке дома — в библиотеке. Хозяева ещё не вернулись из гостей, а между тем уже начало смеркаться. Элихио попытался читать, но все его мысли были о докторе Кройце. Превозмогая усталость после ночного дежурства, он ехал сюда, а потом почти без передышки убирал снег — последнее было весьма жестоко со стороны Элихио.
Погрузившись в эти мысли, Элихио не заметил, как к нему подкрался Эгмемон. Он, видимо, полагал, что Элихио спал, поэтому ступал на цыпочках.
— Сударь... — прошептал он.
Элихио сел.
— Я не сплю, Эгмемон.
— Как там наш гость? — спросил дворецкий.
— Он приехал сюда после ночного дежурства, поэтому ему нужно немного поспать, — ответил Элихио.
Эгмемон покачал головой.
— После дежурства — и сразу снег чистить? Извините, сударь, но я этого не понимаю.
Послышался звук подлетающего к дому флаера. Эгмемон весь подобрался и прислушался.
— А это хозяева из гостей приехали, — сказал он.
Это действительно вернулись лорд Дитмар с Джимом и детьми. Эгмемон взял у них малышей, а Эннкетин принял их верхнюю одежду. Эгмемон пошёл вместе с Джимом в детскую раздевать Илидора и Серино, а лорд Дитмар встал у горящего камина и спросил у Эннкетина:
— Там чей-то флаер. У нас гость?
— Да, милорд, — ответил Эннкетин. — Доктор Кройц.
— Хорошо, можешь идти, — сказал лорд Дитмар.
Эннкетин удалился, а Элихио вышел в гостиную и тоже подошёл к уютно потрескивавшему огню в камине. Лорд Дитмар, устремив на него проницательный взгляд, спросил:
— По твоим глазам вижу: прогресс есть.
Элихио пожал плечами.
— Я не знаю, как это назвать, милорд. Он сейчас спит в моей комнате... то есть, в комнате Даллена. Оказывается, он приехал сразу после ночного дежурства.
— Видишь, он так спешил к тебе, что даже не дал себе времени отдохнуть, — сказал лорд Дитмар.
— Это вы ему сказали, что я здесь? — спросил Элихио.
— Я не мог поступить иначе, — ответил лорд Дитмар. — Кто-то из вас должен был сделать шаг навстречу.
— Он сказал, что без меня не уедет, — сказал Элихио.
— Поезжай с ним, — улыбнулся лорд Дитмар. — Вы нужны друг другу. Проведи с ним остаток каникул, используй это время, чтобы получше узнать его.
Элихио прислушался к себе и вдруг обнаружил, что инерция отчуждения и необъяснимое упрямство исчезли, оставив после себя только растерянность, которую разбила всего лишь одна ободряющая улыбка лорда Дитмара. На кровати в его комнате спал усталый человек с проседью в волосах и голубоватыми кругами под глазами, бледный и осунувшийся; Элихио ещё плохо знал его, но ему нравились его большие красивые руки, на которых краснели потёртости от черенка лопаты. Элихио с болью вспомнил: а ведь он работал лопатой без рукавиц. Сев на пол возле кровати, Элихио облокотился на покрывало, подпёр голову руками и стал изучать черты этого малознакомого, но не чужого ему человека. Взглядывая на своё отражение в зеркале, он не замечал ярко выраженного сходства, но что-то общее у них всё же было — что-то в линии рта и разрезе глаз, что-то неуловимое в общем выражении лица. Только сейчас Элихио начал чётко осознавать, что больше никого, кроме этого человека, у него не осталось. Навязываться лорду Дитмару он больше не мог: он и так злоупотребил его гостеприимством.
Задумавшись, он не заметил, что доктор Кройц уже не спал и смотрел на него. Его красивая рука с красным расплывчатым пятнышком между большим и указательным пальцем легла на голову Элихио.
— Извините, я разбудил вас, — смутился Элихио.
Доктор Кройц сел, разминая шею. Вид у него был по-прежнему утомлённый.
— В горле пересохло... Сейчас бы чаю или чего-нибудь...
Элихио встал.
— Я схожу на кухню, попробую достать.
По дороге на кухню он встретил Эгмемона. Тот сразу же поймал Элихио за локоть рукой без перчатки.
— Вам что-то нужно, сударь?
— Доктору Кройцу хочется пить, — сказал Элихио. — Нельзя ли сделать для него чай?
— Разумеется, сейчас будет готово, — с готовностью отозвался дворецкий. — Сейчас, только сменю перчатки и всё принесу. Малыш Серино, понимаете ли, немного испачкал. — Эгмемон достал из кармана скомканные перчатки и засмеялся. — Детская неожиданность, понимаете ли.
Элихио вернулся в комнату. Доктор Кройц уже стоял на ногах, держа в руках фотографию Элихио с Далленом.
— Кто этот юноша с тобой?
— Это Даллен, сын лорда Дитмара и мой друг, — ответил Элихио. — Он умер.
Доктор Кройц ещё немного посмотрел на фотографию и поставил на место. Не говоря ни слова, он просто положил руку на плечо Элихио и поцеловал его в висок. Сев в кресло, он закрыл глаза и устало провёл по лицу ладонями.
— Как будто и не спал вовсе, — вздохнул он. — Ещё хуже... Хорошо, что завтра мне на работу не рано с утра, а только к часу. Я хочу тебя спросить, сынок... Ты поедешь со мной? Конечно, силой увезти тебя я не могу, но я готов ждать сколько угодно.
Элихио сел на кровать и зажал руки между колен.
— Ждать уже не нужно, доктор Кройц... Я поеду с вами. Я больше не могу обременять милорда Дитмара, и... И кроме вас, мне не к кому идти.
Доктор Кройц не вскочил, не обнял его, не закричал от радости, он только прислонился лбом к сцепленным в замок пальцам и закрыл глаза. Признаться, Элихио ожидал от него более бурного проявления эмоций, но у доктора Кройца, вероятно, не осталось на это сил. Устремив на Элихио усталый и ласковый взгляд, он проговорил тем же голосом, который Элихио услышал в первый раз по телефону ("Мужайся, сынок"):
— Сынок, я рад это слышать... Ты себе не представляешь, насколько. Если бы я не был так вымотан, мы бы прямо сейчас уехали домой, но я не решаюсь садиться за штурвал флаера в таком состоянии. Если честно, я что-то неважно себя чувствую. Если лорд Дитмар позволит мне переночевать здесь, утром мы с тобой вылетим домой.
— Я думаю, он позволит, — сказал Элихио. — Если вы устали и плохо себя чувствуете, вам нужно прилечь. — И добавил тихо, с беспокойством: — Вы очень бледный.
Доктор Кройц посмотрел на него задумчиво, потом откинул голову на спинку кресла и устало смежил глаза.
— Да, прилечь. Это было бы хорошо... Я не спал четверо суток. Если я сейчас не посплю, боюсь, я сойду с ума. А это было бы очень некстати. Мне нужно оставаться в своём уме.
Элихио ужаснулся. Значит, не одна бессонная ночь, а целых четыре. И после этого — два часа с лопатой.
— Простите меня, — вырвалось у Элихио.
Доктор Кройц удивлённо приподнял брови.
— За что, мой дорогой?
— За то, что так мучил вас, — пробормотал Элихио, чувствуя в горле предательский ком. — Вы не сделали мне ничего плохого, а я обращался с вами просто... отвратительно.
Доктор Кройц нахмурился, потом покачал головой и невесело усмехнулся.
— Это я должен просить у тебя прощения. Я виноват, и виноват безмерно. Это ты прости меня, сынок... Прости за то, что двадцать лет не знал о тебе, за то, что двадцать лет назад позволил Ариану уйти, за всё моё чёртово незнание и бездействие! Ты обращался со мной гораздо лучше, чем я того заслуживаю. Я не достоин даже капли твоей любви и при этом смею надеяться её завоевать. Да, смею, потому что она нужна мне... Очень нужна.
— Доктор Кройц... — начал Элихио.
Больше ничего сказать он не успел: в дверь постучали.
— Ваш чай, сударь, — послышался голос Эгмемона.
— Входите, — сказал Элихио.
Дворецкий вошёл с подносом, на котором были две чашки с ароматным розоватым отваром.
— Чай из лепестков кордиона, сударь. Хорошо утоляет жажду и успокаивает, — сказал он, ставя поднос на тумбочку руками в новых чистых перчатках. Выпрямившись, он сообщил: — Для вас приготовлена комната, сударь. По соседству с этой. Можете располагаться и чувствовать себя как дома.
И дворецкий с поклоном удалился. Доктор Кройц взял себе чашку и с жадностью отпил глоток.
— Прекрасный чай, — сказал он. — Выпей тоже, сынок.
Элихио взял вторую чашку. Чай из лепестков имел тонкий цветочно-фруктовый аромат и лёгкую кислинку, им было очень приятно утолять жажду. В дверь тихонько постучали.
— Да, войдите, — отозвался Элихио.
Появился лорд Дитмар, а следом за ним Джим. Доктор Кройц и Элихио встали. Хозяин дома был полон спокойного достоинства и приветливости, и у Элихио защемило сердце от какой-то светлой тоски: именно таким он любил лорда Дитмара больше всего. Джим держался рядом с ним, кутаясь в белую шёлковую накидку с широкой золотой полосой по подолу, поддерживая одной хрупкой ручкой падающие складки, а другой легонько опираясь на руку своего спутника. Он был очень естественным и непринуждённым, и вместе с тем в нём присутствовало аристократичное изящество и величавость, особенно в посадке головки на высокой белой шее; впрочем, выступающий животик делал его мягким, милым и домашним. Глядя на эту пару, Элихио с горечью подумал: "Будь я проклят, если ещё хоть раз в своих мыслях оскорблю этих светлых людей своими дурацкими фантазиями!"
— Мы рады приветствовать вас у себя, доктор Кройц, — сказал лорд Дитмар. — Надеюсь, в наше отсутствие вам было оказано должное гостеприимство?
— О да, милорд, благодарю вас от всего сердца, — ответил доктор Кройц. — Гостеприимство, оказанное мне, было выше всяческих похвал.
Элихио покраснел, вспомнив чистку снега. Какое уж там гостеприимство! Но он промолчал. Доктор Кройц между тем старался держаться прямо и учтиво, но в его безукоризненно вежливом тоне всё же сквозили усталость и плохое самочувствие. Его голос был тих, а лицо совсем посерело.
— Позвольте представить вам моего спутника Джима, — сказал лорд Дитмар.
Джим изящно наклонил головку, мило улыбаясь, и доктор Кройц с поклоном осторожно пожал его тонкую руку.
— Надеюсь, вас накормили хорошим обедом? — спросил Джим.
— Обед был превосходен, благодарю вас, ваша светлость, — ответил доктор Кройц.
— Мы смеем просить вас остаться в нашем доме на ночь, поскольку час уже поздний, — сказал лорд Дитмар. — И, если вам будет угодно, позавтракать с нами утром. Мы весьма сожалеем, что не встретили вас днём лично, но, полагаю, Элихио хорошо справился с обязанностями хозяина.
— Мне абсолютно не на что пожаловаться, милорд, благодарю вас, — улыбнулся доктор Кройц, а Элихио опять покраснел. Он справился отвратительно, и он это знал.
— В таком случае не смеем больше отнимать время у вашего отдыха, — поклонился лорд Дитмар. — Позвольте пожелать вам спокойной ночи.
Откланявшись, они с Джимом удалились, светлые, спокойные и красивые, и Элихио с доктором Кройцем остались вдвоём.
— Чудесные люди, — проговорил доктор Кройц, возвращаясь к своему уже немного остывшему чаю. — Я не удивлён, что ты здесь загостился... Но пора и честь знать, сынок.
Допив свой чай, доктор Кройц поморщился и потёр пальцами лоб. Положив руку на плечо Элихио, он сказал с бледной улыбкой:
— Проводи меня в мою комнату, дорогой... Мне что-то не по себе.
Робко взяв доктора Кройца под руку, Элихио проводил его в соседнюю комнату, которая была в точности такой же, как комната Даллена, только кровать там стояла не у окна, а у стены, а шкаф был один. Доктор Кройц в изнеможении опустился на шёлковое покрывало.
— Ну что ж... Отдохнём немного, — проронил он чуть слышно. — Да, что-то я расклеился... Надеюсь, к утру мне станет лучше. Спокойной ночи, дорогой. — Взглянув на Элихио, ещё медлившего уходить, он добавил со слабой улыбкой: — Не беспокойся... Иди. Всё хорошо.
Пожелав ему спокойной ночи, Элихио вернулся к себе, но не сразу лёг спать, а сначала пошёл в ванную и попросил Эннкетина приготовить ему ванну.
— Завтра я уезжаю с доктором Кройцем, — сказал он. — Хотелось бы перед отъездом ещё разок искупаться. Мне здесь очень понравилось.
Он долго нежился в тёплой воде с ароматной пеной, а Эннкетин в это время делал ему маникюр. Потом мягкие пальцы смотрителя ванной мыли ему голову и наносили на волосы бальзам, после сушили их и расчёсывали. Ему будет всего этого не хватать, понял он. В академии нельзя было принять ванну с таким шиком, а главное, там не было слуги с мягкими руками.
