— Ваша светлость... Я слышал, случилось горе. На кухне толкуют, что кто-то умер, только я не понял, кто.
— У лорда Дитмара умер сын, — сказал Джим. — Даллен.
— Какое несчастье, — пробормотал Эннкетин. — Господин Даллен!..
Он не стал расспрашивать, как умер сын лорда, просто стоял и смотрел на Джима. Джим поднял на него взгляд.
— Ты что-то хочешь сказать, Эннкетин?
— Нет, — смутился тот. — Нет, ваша светлость... Извините, я, с вашего позволения, пойду...
Вечером Джим всё-таки осмелился зайти в кабинет. Лорд Дитмар сидел в своём кресле, откинув голову на спинку, и, казалось, дремал. Но как только Джим вошёл, он сразу открыл глаза, однако, не сказал ни слова. Взгляд у него был пустой и мёртвый. Джиму стало не по себе. Подойдя к нему, он взял его голову и стал молча покрывать поцелуями. Ресницы лорда задрожали, он потянулся к Джиму лицом, и Джим целовал его, пока руки лорда Дитмара наконец не ожили. Они поднялись с подлокотников и обняли Джима. Джим присел к своему супругу на колени.
— Милорд...
Лорд Дитмар вздохнул, прижал Джима к себе.
— Ах, мой милый, если бы не ты и не наши малыши, я не стал бы жить...
— Что вы, милорд! Мы с вами, мы любим вас... И вы нужны нам. — Джим поймал себя на том, что усвоил привычку Арделлидиса говорить о себе во множественном числе, подразумевая и детей.
— Только вы и удерживаете меня на этом свете, мои родные, — проговорил лорд Дитмар, гладя Джима по голове, как ребёнка.
— Вам надо поесть, милорд, — сказал Джим. — Вы в обед ничего не ели. Скоро будет готов ужин.
— Ужинайте без меня, — устало улыбнулся лорд Дитмар.
— Так нельзя, милорд! Я прошу вас, поешьте с нами.
Лорд Дитмар всё-таки не вышел и к ужину. Джим собрал на поднос еду, налил чашку чая и отнёс в кабинет. Ставя поднос на стол, он сказал:
— Вот, милорд... Я не отстану от вас, пока вы что-нибудь не съедите.
Лорд Дитмар поел совсем чуть-чуть и выпил чай, а потом сказал, что хочет побыть один. Джим вздохнул и спустился в гостиную. Там ждал Эгмемон, явно желая о чём-то спросить.
— Ну что, его светлость покушал хоть что-нибудь? — был его вопрос.
— Да, немного, — вздохнул Джим.
Эгмемон сокрушённо покачал головой.
— Несчастье-то какое, — вздохнул он. — Господин Даллен, такой молодой! Ах, какое горе... Бедный милорд, как же ему тяжело! Всё один сидит?
Джим печально кивнул.
— Его лучше не оставлять одного, — посоветовал Эгмемон.
— Он всех от себя гонит, — вздохнул Джим.
— Всех пусть гонит, а вас, любимого, не прогонит! Вы, ваша светлость, лучше идите к нему, можете даже ни о чём не говорить, просто будьте с ним! Одиночество ещё никого не спасало...
Джим вернулся в кабинет. Лорд Дитмар сидел всё в той же позе, закрыв глаза. Его бледные руки лежали мёртво на коленях. Работа над книгой приостановилась, он не мог сейчас ею заниматься. Он уже не открыл глаз, когда вошёл Джим, не ответил, когда тот поцеловал его в лоб и в обе щеки.
— Милорд! — позвал Джим с тревогой. — Милорд!
Лорд Дитмар устало поднял веки.
— Что тебе, дружок?
— Можно мне побыть с вами? Так будет лучше.
Лорд Дитмар устало улыбнулся.
— Не беспокойся за меня, милый мой. Ступай... Если приедет Дитрикс, прими его сам, напои чаем — словом, будь за хозяина. А если привезут саркофаг, сразу же позови меня.
Дитрикс приехал один, без Арделлидиса. Едва войдя, он сразу же спросил:
— Как отец?
— Он в кабинете, просил его не беспокоить, — ответил Джим. — Не желаете ли чаю?
— Да какой чай! — поморщился Дитрикс. — Скажите лучше, мой ангел, что вообще произошло? Отец сказал мне только, что Даллен умер, и попросил срочно приехать. Я, конечно, бросил всё и примчался... Как это всё случилось?
Джим стал рассказывать то, что слышал от профессора Амогара, а Дитрикс ходил из угла в угол, теребя подбородок, совсем как лорд Дитмар. Когда Джим закончил рассказ, он сказал:
— Ну, и чего он этим добился? Только причинил горе отцу. Поступил, как слабак! Он всегда был слабаком и ничтожеством.
Джима покоробило от таких слов.
— Зачем вы так? — тихо сказал он. — Вы не любите своего брата?
— Да за что его любить? — холодно пожал плечами Дитрикс. — Он был нюня и неженка, и этот его поступок — лишнее тому подтверждение.
Джим встал и отошёл к тёмному окну, глядя на освещённый фонарями сад. Сейчас Дитрикс был ему мало симпатичен.
— Не понимаю, как так можно, — проговорил он.
— Я тоже не понимаю, — поддержал Дитрикс, неверно истолковав его слова. — Самоубийством кончают только трусы! Это моё твёрдое убеждение, и по-другому я к этому относиться не могу. Трусость, только и всего.
Джиму не хотелось говорить на эту тему, тем более что мнения Дитрикса он не разделял. Но, поскольку ему надлежало быть хозяином, он учтиво предложил:
— Ну, если не хотите чаю, то, может быть, вина или глинета (2)?
Дитрикс оживился.
— Да, глинета я, пожалуй, выпил бы. Благодарю.
Не успел Джим отдать распоряжение, а дворецкий уже шёл с графином глинета, бокалом и даже нарезанным ломтиками хеладо (3) для закуски. Можно было подумать, что он заранее знал, что захочет гость, и у него всё было заготовлено. Поставив поднос на столик, он открыл графин и наполнил бокал тёмной коричнево-красноватой жидкостью. Дитрикс взял бокал и осушил до дна, поморщился и крякнул, занюхал и закусил ломтиком хеладо.
— Значит, мой ангел, к отцу нельзя? — сказал он сипловатым и приглушённым от жгучего вкуса глинета голосом.
— Он сказал, что хочет побыть один, — ответил Джим.
— А я всё-таки зайду к нему, — сказал Дитрикс. — Хотя бы просто поздороваюсь.
Они поднялись в кабинет. Дитрикс, подойдя к лорду Дитмару, взял его за руку и поцеловал в щёку. О Даллене они почему-то не заговорили.
— Как Арделлидис? — спросил лорд Дитмар.
— Он в натальном центре, ему со дня на день рожать, — ответил Дитрикс. — Не раскисай, отец... Давай лучше выпьем глинета, он у вас отличный.
Опять, откуда ни возьмись, появился вездесущий Эгмемон с графином глинета и уже двумя бокалами на подносе. Дитрикс удивлённо воззрился на него.
— Эгмемон, ты просто сокровище, а не дворецкий, — заметил он со смешком. — Мысли ты, что ли, читаешь? Не успел я сказать, что мне надо, а ты уже несёшь! Всегда поражался...
Эгмемон поставил поднос на стол и наполнил оба бокала, после чего с поклоном степенно удалился. Дитрикс вручил один бокал лорду Дитмару, другой взял сам, и они молча выпили. Дитрикс сморщился и закусил ломтиком хеладо, лорд Дитмар тоже нехотя взял в рот ломтик. Казалось, он не почувствовал ни жгучего вкуса глинета, ни кислоты хеладо: на его лице не дрогнул ни один мускул.
Послышался звук подлетающего к дому флаера. Лорд Дитмар насторожился, устремился к окну.
— Привезли, — едва слышно прошептал он, бледнея. — Сын мой...
Вошёл Эгмемон.
— Ваша светлость... Вы просили вам доложить, когда привезут криосаркофаг с телом господина Даллена. Катафалк приехал.
— Я понял, — ответил лорд Дитмар.
Двери дома были широко распахнуты. Из темноты сада появился ножной конец серебристого гроба на левитационных носилках, управляемых двумя альтерианцами в чёрных костюмах. Лорд Дитмар при виде гроба замер, не сводя с него полного боли взгляда.
— Куда прикажете, милорд? — спросил один из носильщиков.
— Эгмемон! — позвал лорд Дитмар.
— Уже здесь, ваша светлость, — возник из ниоткуда дворецкий. — Я здесь, мой хороший.
— Эгмемон, убери этот столик перед диваном, — распорядился лорд Дитмар. — Господа, опустите криосаркофаг сюда.
— Как прикажете, милорд.
Гроб парил над полом на левитационных носилках, носильщики только поворачивали его и направляли. По углам у него были маленькие, направленные кверху форсунки, из которых время от времени вырывалось пневматическое шипение и еле приметные струйки пара. Столик был отодвинут, и криосаркофаг опустился на его место — перед диваном. Носильщики поклонились:
— Соболезнуем, милорд.
— Благодарю, господа, — пробормотал лорд Дитмар, не сводя взгляда с лица под прозрачной крышкой.
Как только двери закрылись, лорд Дитмар сделал два нетвёрдых шага к криосаркофагу, опустился на колени и припал к прозрачной крышке, обняв её руками.
— Дитя моё...
До сих пор его глаза были сухи, а сейчас слёзы прорвались наружу, закапали на холодную крышку. Он плакал, гладя её и прижимаясь к ней губами:
— Ах, Даллен... Сынок... Ты был моей надеждой, моим светом... Зачем же ты загубил свою молодую жизнь?.. Что же ты наделал, что ты натворил! Почему ты не подумал обо мне? Ведь ты же вырвал у меня сердце, сын мой!
Дитрикс стоял позади отца, мрачный, но с сухими глазами.
— Хоть сейчас и не самый подходящий момент, но я всё-таки выскажу своё мнение, отец, — сказал он. — Я считаю этот поступок поступком труса. Он не достоин твоих слёз. Ни одной твоей слезинки, отец!
Лорд Дитмар поднял мокрое лицо и обернулся. Он смотрел на Дитрикса так, будто видел его впервые.
— Я и не знал, что ты такой чёрствый, сынок... Неужели в твоём сердце ничто не шевельнётся?
— Я не чёрствый, отец, — сказал Дитрикс. — И моё сердце надрывается при виде того, как ты убиваешься. Мне жаль не его, а тебя! Не плачь, отец... Он не стоит того.
— Я не знал, каков ты, — проговорил лорд Дитмар, отворачиваясь. — Лишь теперь мои глаза открылись... Ты не любил брата. Никто не разделит со мной моего горя...
— Я с вами, милорд. — Джим подошёл, преодолевая спазмы дурноты, опустил руку на плечо лорда Дитмара и повторил: — Я с вами, милорд. Я разделяю ваше горе, так как у Кристалла Единения поклялся делить с вами всё, пока смерть не разлучит нас.
Губы лорда Дитмара вздрогнули. Он схватил руку Джима и горячо поцеловал её.
— Спасибо тебе, мой дорогой. Воистину, ты моё спасение и опора.
Джим взял его за плечи.
— Пойдёмте, милорд... Присядьте на диван.
Лорд Дитмар повиновался его рукам и поднялся, сел на диван, но по-прежнему не сводил с саркофага затуманенного слезами взгляда. Дитрикс, на которого они больше не обращали внимания, ушёл куда-то.
Почти всю ночь они бдели у гроба. Лорд Дитмар то молчал, то принимался тихо плакать, и Джим утирал ему слёзы и целовал его. Дом был погружён в глубокую тишину, и в этой мёртвой тишине слышалось только дыхание криосаркофага — звук выходящего из форсунок пара. Но пар этот, если поднести к его струйке руку, не обжигал, а морозил, и от гроба веяло холодом, как от глыбы льда. Джим старался не смотреть на схваченное инеем лицо под прозрачной крышкой: слишком оно было жутким. Мужество ему придавало соприкосновение с плечом спутника, ощущение диадемы на голове и осознание, что он исполняет то, в чём он клялся у Кристалла.
Когда лорд Дитмар ненадолго задремал, Джим пошёл посмотреть, где Дитрикс. Тот спал в маленькой гостиной, накачавшийся глинетом. Джим вздрогнул: за спиной послышались тихие шаги.
— Не пугайтесь, ваша светлость, это всего лишь я, — раздался в сумраке негромкий голос Эгмемона. — Что-нибудь прикажете?
— Унеси глинет, Эгмемон, — попросил Джим. — По-моему, Дитриксу уже достаточно.
— Да, господин Дитрикс порядком набрался, — усмехнулся дворецкий.
Он унёс графин, а Джим вернулся к лорду Дитмару, который уже проснулся и снова смотрел на саркофаг.
— Я думал, ты пошёл спать, милый, — сказал он, увидев Джима. — В самом деле, иди, дружок. Ночь уже на исходе, тебе надо отдохнуть. Спасибо, что побыл со мной.
— Нет, милорд, я останусь с вами до конца, — сказал Джим твёрдо, садясь рядом и снова беря лорда Дитмара под руку.
— Ты устал, мой дорогой, я вижу. — Лорд погладил Джима по щеке и поцеловал в висок.
— Я нисколько не устал, милорд. Я хочу быть рядом с вами.
На самом деле Джим устал, его глаза слипались, но он боролся с усталостью. Криосаркофаг, дышащий ледяным паром и веющий холодом, представлял собой жутковатое зрелище, которое само по себе прогоняло сон, но мало-помалу Джима всё-таки сморило. Его голова склонилась на плечо лорда Дитмара, глаза закрылись, и он уже не чувствовал, как лорд бережно взял его на руки и отнёс в спальню, а сам вернулся к своему печальному бдению.
Брезжило утро. Лорд Дитмар выпил поданную Эгмемоном чашку чая, умылся холодной водой, помассировал пальцами усталые веки. Он совсем не спал этой ночью.
— Эгмемон, подай мне чёрный костюм, чёрный плащ и сапоги. И перчатки.
— Слушаю, милорд.
Лорд Дитмар облачился в поданный ему траур.
— Мне нужно остричься, — сказал он. — Запиши меня к парикмахеру.
— Извольте, милорд, я и сам могу вас остричь наилучшим образом, — поклонился Эгмемон. — Я умею, не сомневайтесь.
— В твоих талантах я давно убедился, — вздохнул лорд Дитмар. — Что ж, доверяю тебе мою голову. Так будет быстрее и дешевле.
Эгмемон накинул лорду Дитмару на плечи полотенце, аккуратно снял с его головы диадему и взял ножницы. Расправив волосы лорда Дитмара по плечам, он вздохнул:
— Как жаль, ваша светлость... Такие красивые волосы приходится обрезать!
— Хватит причитать, — сказал лорд Дитмар. — Стриги. Так надо.
— Знаю, милорд. Траур... — Эгмемон взял ножницы на изготовку. — Как вас остричь, ваша светлость?
— Коротко, Эгмемон. Как можно короче.
— Как прикажете.
Джим проснулся с первыми лучами солнца и увидел, что лежит в спальне на кровати. Значит, он всё-таки нечаянно заснул. Глянув в зеркало, он нашёл, что растрёпан, и заново причесался, после чего пошёл искать лорда Дитмара. Он нашёл его, как и предполагал, возле криосаркофага, облачённого во всё чёрное, в чёрных перчатках и без его прекрасных длинных волос. Он уже не рыдал, но был осунувшийся и бледный, с ввалившимися глазами и лиловатыми от бессонницы веками. Джим расцеловал его стриженую голову и прижал её к своей груди. В иссиня-чёрных волосах лорда Дитмара блестело первое серебро седины, больше всего — на висках.
— Милорд, — пробормотал Джим с болью, гладя его голову. — Ах, бедный мой милорд...
В гостиную вошёл Дитрикс, бледный и мятый. Оттого, что он перебрал вчера глинета, у него раскалывалась голова и пересохло во рту. Опустившись на диван, он прижал руку ко лбу и тихонько застонал.
— Угораздило же меня так... — Заметив на себе печальный и укоризненный взгляд лорда Дитмара, он проговорил: — Ты что, всё ещё сердишься на меня за то, что я опять вылез со своим мнением?
Уголки губ лорда Дитмара дрогнули в горькой улыбке.
— Я не сержусь, дорогой. Мне просто грустно. Сердце разрывается.
— Да, — вздохнул Дитрикс устало. — И мне сейчас чертовски грустно... — Он оглядывался по сторонам, что-то ища глазами. — А нет ли у вас...
Чинной и медленной, траурной поступью к нему подошёл Эгмемон, сменивший белые перчатки на чёрные, с рюмочкой на подносе. Дитрикс щёлкнул пальцами.
— Да. Это как раз то, что мне нужно. — Выпив и поставив рюмочку обратно, он показал пальцем на дворецкого. — Этот парень мне определённо нравится. Ну, что ты так смотришь на меня, отец? Что я, по-твоему, должен делать? Стенать и причитать? Рвать на себе волосы? Отец, ну, извини!
