Времена надежды: Путник.

— И не вернусь! — звонко бросила с галереи княжна. Посол заревел:

— Тогда и я не вернусь! Без тебя приеду, меня живьем в бочке засолят! Знаешь ведь, отец твой слово сдержит!

Алиенор растерянно подняла руки к вискам. Спарк легонько пожал плечами:

— Переходи на службу в Лес. Доврефьель от радости до потолка прыгнет. Мы тебя перевезем. А то, так у нас тут поживи — места хватит.

Нишарг молча посопел. Стянул меховую посольскую шапку, вытер лоб:

— Я Князю присягал. Умрет — туман с тобой, буду ваш. Раз ты меня обмануть сумел. А жить здесь не хочу. Поеду на юг, в ГадГород...

— Зимой?

Андрей снова запыхтел. Плюнул в снег. Растер выгоревшим светло-зеленым сапогом с остатками вышивки.

— Ладно. Если расскажешь, как увез ее... Так и быть, потерплю тебя. До весны.

* * *

Весной — рассвет!

На золоченой верхушке храмового купола вспыхивает первый луч. Рикард Олаус ловит его нарочно устроенными зеркалами, направляет в гранитный пол исполинской ротонды. Пол блестящий, гладкий, усеянный магическими знаками. Знаки вспыхивают тонко-зелеными черточками, проросшей сквозь гранит травой. Трава мгновенно вырастает выше колена, вскипает клубами — и вот уже изумрудная лава заполняет купол, разливаясь меж тридцати двух полированных опор светлого дерева.

А потом вспышка: розовый краешек солнца показался над щеткой леса, над восточным небосклоном. Крайний Северный Судья делает первый удар в большой храмовый барабан. И люди, собравшиеся к ритуалу, звонко бьют клинками в щиты, глухо — каблуками в землю. На широком стилобате золотом сияет ротонда; между золотых колонн пульсирует зеленое пламя — от густотравяного цвета до аквамарина; от бирюзы до "первотравья"; от черного гранита под сапогами и лапами — до ярко-золотого купола в нежно-лиловом рассветном небе.

В зеленую мглу заносят и заводят больных. Троих, пятерых, десяток... Однажды две восьмерки занесли. Отбивают простой ритм. Радостно кричат и подпрыгивают под гул храмового барабана. Солнце взбирается все выше, и зеленым шелком колышется Жизнь между колонн.

А потом из-под купола выходят здоровые люди. Смотрят в небо; щурятся на поднимающееся солнце. Робко улыбаются, или растирают по лицу радостные слезы. Кто болел тяжело и долго, кого привезли в распадок на носилках между лошадей или родичи в тележке — тем еще пару октаго придется отлеживаться в нарочно для того выстроенных домиках. Кто посильнее и покрепче, те отдыхают недолго. Почти сразу же пускаются в обратную дорогу. К недостроенному дому, на возведении которого придавило бревном; к недорытому каналу в болоте, на котором срубило ревматизмом; к полю, третий год по болезни непаханному; к лавке, почти разворованной приказчиками без хозяина; к жене, которую уже и забыл когда на руки брал, обнимал крепко; к удачам и ошибкам, ругани и любви, тяжбам и подаркам — в жизнь, какая бы она там ни была.

Игнат слишком хорошо знал, что на Земле так просто не бывает. Никогда. Каждый успех в лечении приходится выгрызать зубами. Думать о добыче хороших лекарств — импортные тоже могут оказаться бессильными; не испытанными в должном объеме; напротив, испытанными и отвергнутыми из-за побочных эффектов. Думать о поиске хорошего врача — отец Игната спину потерял из-за ошибки в диагнозе. Не так определили, и не то лечили, вот и нагибается до сих пор с осторожностью, а тяжелых предметов вовсе поднять не может... А хочется лечить именно легко и просто, по взмаху волшебной палочки. И не годами собственной жизни платить за это.

Наместник оглядел долину. Храм стоял недалеко от въезда. Черный стилобат, как упавший кирпич; широкие пологие лестницы с востока и юга. По центру платформы тридцать две светлосоломенные колонны; на колоннах золотой купол — половинка летнего солнца. Под куполом — ничего. Ветер да свет, да посеченный магическими формулами пол. Ниже хмурилась крепость. Посреди широкого двора поднималась круглая башня из остатков черного гранита, в грубой короне зубцов и навесных бойниц, с плоской — под посадку грифона — крышей. Крепостной двор обнесен валом с деревянной стеной по гребню. От крепости до храма — засыпанный щебнем проселок. За храмом долина полого поднималась к западному хребту. Ближние четыре улицы застроили низкими домиками для выздоравливающих: очаг с парой комнат. Затем шли дворы местных жителей. Выделялись широкие и низкие, полуземляные дома-подковы — медведи Распадка, основавшие свой клан. Размеченная круглая площадка — будущая Башня Пути. Высоченные обширные навесы вокруг обязательного фонтана — стоянка грифонов. И по краям долины, ближе к скальным лбам, обрывам и осыпям — вездесущие бесчисленные ежи терпеливо, тщательно копали лунки, таскали удобрения в игрушечных тележках, укладывали почву, окапывали саженцы... поливали, подрезали, прививали; кипятили садовый вар в десятках маленьких домиков, часто — прямо в подходящей скальной выемке. Через сотни лет вокруг долины встанут громадные деревья — и обычные дикие великаны, и многочисленные породы, выведенные Лесом. Деревья-рудоискатели запустят корни в подгорный ледяной мрак, выискивая и поглощая растворенное в породе железо, олово, свинец, медь или даже серебро с золотом — для дерева никакая крупинка не маленькая, никакое столетие не длинно. Собирай себе плоды и листья, да вытапливай или выжигай из них нужное сырье...

Спарк перевел взгляд. На уступе тянулась к небу одна из восьми сторожевых вышек; а гораздо ниже медведи складывали Ратушу. И библиотеку, которой Алиенор решила заняться всерьез. Особенно после того, как услышала про печатный станок, давным-давно имеющийся в каждой Школе дикого Леса. Сидеть за вышиванием княжне попросту наскучило; а о детях еще некоторое время можно было не волноваться. Так что каждый почтовый грифон с юга приносил, в числе прочих заказов, обязательно новые книги.

Игнат смотрел на город, о котором никогда не мечтал, и планов которого никогда не чертил — совсем не то, что с Городом-на-Мосту через Ледянку. Тем не менее, Распадок вырос и теперь уже вряд ли умрет: пушнины вокруг довольно; поля распахивать еще есть где, да и ежи скоро разведут сады монастырским на зависть. Главное — есть храм, который постоянно и неизменно возвращает здоровье всякому. Если что, так с одной въездной пошлины жить можно.

Оставалась главная попытка и главный риск — соединить Распадок с Землей. Ради устройства перехода из Магистерии прибыли многие маги, среди них и Великий Скорастадир лично. Вот и сейчас Игнат видел огненную мантию и непослушную бороду Рыжего выше по склону. Огненный маг уверенно втыкал в дерн вешки с треугольными флажками, а его ученики и подручные вкапывали там и сям треножники с мерцающими сферами, складывали поленницы дров, выстраивали по списку вереницы бутылочек с зельями... Спарк вздрогнул: Скорастадир уже ничего не искал. Он устраивал переход.

Все готово. Встречайте!

Игнат так и проходил до вечера, то и дело проговаривая про себя: готово. Все готово. Завтра утром — встречайте!

Неудивительно, что приснились ему в ту ночь сразу все. Андрей Кузовок с ноутбуком под мышкой. Петр Кащенко с Катей. Сергей на мотоцикле, со свежей газетой и "Делом застройщика", проштемпелеванным поверх многочисленных подписей. Мать с госпожой Висенной, молчаливо переглядывающиеся за тонконогим кухонным столом, покрытым клеенкой по серому пластику...

И отец в строгом костюме, который единственный решился или захотел говорить:

— Не представляю, как твой мир можно объединить с Землей. Пусть сказка остается сказкой, нечего ей со здешними... "риальными пацанами" путаться. Просто красивая утопия.

— Твой — тоже утопия, — буркнул Игнат, — Но не красивая, а всего лишь страшная. Чем твоя иллюзия лучше любой другой? И меня и тебя покупают на ощущение личной крутизны. Только меня через мечи-кольчуги, а тебя через липовую причастность к сильным мира твоего. Начитаешься, блин, Пелевина или там Суворова какого, и уже ведешь себя так, как будто с начальниками пил и со Сталиным лично Польшу делил. Начитаешься суровой мужской прозы, разоблачений там всяких, и уже воображаешь себя Джеймсом Бондом. Так я хоть знаю, что меня купили и на что я повелся. А ты все думаешь, что реально чего-нибудь можешь? — Игнат взмахнул рукой, — Не, мы тут не будем в политику ударяться или в сложности бизнеса. Включи для начала отопление в своей квартире тогда, когда ты хочешь. А не тогда, когда тебе его включат.

— Не, так в доме...

— Пап, ты сам что — в доме живешь? Я не про тех, у кого коттедж или как у Сергея: хоть бабушкина развалюшка, да зато с газовым котлом. У них мир другой. Я про тебя и твой мир. Начальник ПМК, здоровый мужик, не иждивенец, не бомж какой-нибудь... Седой, дети взрослые — а два раза в год, в собственной квартире... за которую ты, между прочим, деньги платишь... мерзнешь, колотишься, как цуцик. И ничего сделать не можешь. Так же бессилен, как твой сын-первоклассник.

— Как же ты упорно сопротивляешься! — опустил плечи Крылов-старший. Игнат осмотрел собрание — никто так и не высказался ни за, ни против — и ответил хмуро, без прежнего запала:

— А это и есть столкновение миров. Если я сейчас проиграю, все остальное — и завоевание, и вторжение, и спецназ в Раздоле... где ты начитался только? И "оружие возмездия "Сау-2" — все будет просто последствиями. Последствиями того, что я сам, добровольно, признал себя побежденным, а твой мир — лучшим.

— Но это же просто красивая мечта! Напомнить, во что красивые мечты обычно превращаются?

— В злых тещ. Сам говорил. Ловлю на слове.

— ...! — махнул рукой начальник СПМК, — Взрослый уже. Как знаешь.

Крылов-младший набрал полную грудь воздуха и выпустил его медленно. Потом тоже махнул рукой:

— Ну, теперь говори что угодно. Все равно сделаю!

4.Сопряжение.

Если о чем и осталось теперь сказать, то единственно о вещах, случившихся дальше.

Ирина Мятликова уехала в Австрию, где вышла замуж за одного из владельцев "Приорбанка". Ее отец долго выпытывал из психолога, что же произошло с девчонкой за время отсутствия; а что понял, и чему поверил — никогда и никому потом не рассказывал.

Ратин, сын Ратри Длинного, въехал в развалины родового замка, на южное золото восстановил стены и башни, завел овчарни, сукновальную мельницу, а на новом флаге приказал изобразить золотого грифона. Рабства на своих землях он не признавал, и потому к нему скоро сбежалось достаточно народу, чтобы заселить земли, набрать дружину и даже выстроить бойкий городок со знаменитыми на всю округу мастерскими и ярмарками. Завистники неоднократно пытались всунуть ему палки в колеса; атаман рассвирепел, и вступил в затяжную войну с ними — заодно и с кредиторами дедов-прадедов; заодно принялся взыскивать старые долги. Окрестные барышни по нему высохли, а девки попроще без особенных затей передрались. Через родичей жены Спарк пробовал подбросить Логвину Грозному мысль — пусть бы назначил наследником Ратина. Хотел ведь третьего. Князь ничего не ответил; а вскоре объявил наследником княжества, по младшей дочери — Сноура Нишарга. Со старшей дочкой князь помирился, исполнил все нужные обряды, и Алиенор получила свой праздник. Невеста была всего-навсего на первом месяце, так что свадебное платье сильно расшивать не пришлось. Гостей сошлось ровно четыре полка, княжеский казначей нарочно считал. За накрытыми столами наместник Распадка встретился с будущим Великим Князем, и подтвердил, что не будет требовать княжеского венца в наследство. Тестю Спарк предложил приехать подлечиться, а тот взъярился, что-де колдунам всю жизнь не доверял, и теперь под старость от своего не отступит, и в положенный срок умер.

Тигренок продолжал службу в страже ТопРаума, а у Лисы родилось двое дочерей.

ГадГород торговал и разрастался, заселяя новые и новые пласты степи вдоль проложенных еще Спарком дорог. Особенное оживление началось, когда киты и бобры речной Дельты наладили сплавной путь от Залива Заката через вес Лес до самого Косака. Из отстойника для шушеры и неудачников, Косак превратился в то, чем когда-то славился: в речные ворода ГадГорода, и тоже пошел вверх.

Тайад Этаван дожила до преклонных лет. Ее сыновья основали знаменитый магазин "Трех братьев", и нашли путь через Грозовые Горы. Ведам Таран обитал в доме с резными лошадьми перед входом, а двор Берта Этавана унаследовал чернобородый зять. Но бывал там редко и неохотно; а потом продал разбогатевшему торговцу коврами.

Волчий Ручей держался, как и раньше, с торговли. Туда не так много приезжало людей: на севере, ближе к ГадГороду, земли освоили куда лучше. Селиться предпочитали там.

Отец Игната сделал систему резервного отопления для квартиры, вычитав ее из седьмого номера журнала "Дом" за 2005 год.

У Скарши родилось четверо внуков, а ее муж стал главным в плотницкой гильдии Финтьена. Семья прославилась во время отражения нашествия с Западного Моря.

Нер — по-прежнему остался таччефом-три, а стая Тэмр — самой отчаянной во всем Пустоземье. Лекарь Терсит научился чуять ветер, и даже поворачивать его в желаемую сторону. Правда, удавалось ему подобное только в те дни, когда колдун не ссорился с женой.

Братство Волчьего Ручья собиралось еще дважды: когда Ратин женился на Ингрид Ап-Райс, и когда отряжали войско в помощь Финтьену. С ополчением ушел Кони Дальт, убитый потом при защите безымянного перевала.

Сэдди Салех успешно начальствовал над стражей ГадГорода. Венден из Форта Вечера пропал без вести в море, оставив восьмерых детей. Шен и Фламин остались полесовщиками, Крейн — Судьей на четыре срока, после чего отошел от дел и неожиданно для всех принялся составлять книгу о разведении плодовых садов.

Мастер Лезвия Лотан умер. Его жена Эйдис уехала к родичам в Хоград, удачно избежала нескольких лавин на перевале, и погибла на пороге дома во время того самого нашествия с Западного Моря. Школа досталось в наследство Майсу. Майс с женой обитал в Школе Левобережья, где и получил грустную весть. Он тотчас собрался ехать помянуть учителя и заодно вступить во владение наследством. Как ему быть с двумя Школами сразу, пока не решил. Возможно, одну продаст. Или назначит заместителя, а сам будет являться наездами.

Андрей Нишарг сбежал в ГадГород, а оттуда в Исток. Доврефьель удержался на посту ректора Магистерии, и все так же заправлял в Совете Леса. Андрея Нишарга старый маг принял на красную дорожку, с почетным караулом и музыкой. И тотчас заслал в ЛаакХаар, где Андрей своим дипломатическим талантом подвиг тамошних купцов проложить большой мост через язык Болот, прямиком на юг — к Вольному Городу. В те земли до сих пор попадали громадным обходом, от Форта Вечера, вокруг Полуострова ВПК, мимо Королевства Вереска — словом, приходилось обплывать с южной стороны весь Лес. А тут появилась возможность ездить посуху, на то же расстояние, что и к ГадГороду. Для строительства великого моста Лес пообещал дать древесину, строителей и войска, ЛаакХаар — железо, а ГадГород и Волчий Ручей — людей и деньги.