— Ну ладно, не расстраивайся, — сказал я. — Хоть на солнышке полежим.
— А какой кайф просто так-то загорать? — возразил он. — Ё-моё, ну надо же было так лохануться!
Я тоже выпил ещё немного коктейля и прилёг. А что? И так вполне недурно. Трава тёплая, солнце яркое, небо голубое... Птички поют. Чего ещё душе надо? Обязательно, что ли, напиваться? Прижмурив глаза, я чувствовал лицом солнечное тепло и видел красный свет сквозь закрытые веки. Благодать...
Постепенно земля начала плыть подо мной, а по телу растеклось тепло и блаженная расслабленность. На душе стало так светло и хорошо, что хотелось смеяться.
— Слушай, похоже, зря мы сливки хаяли, — послышался голос Дэна. — Кажись, что-то началось...
— Что у тебя началось? — фыркнул я. — Критические дни?
Он хрюкнул, и этот звук рассмешил меня. Вместо смеха у меня тоже вышел хрюк. Дэн хрюкнул в ответ, и мы зашлись в неудержимом, удушающем хохоте. Пакет с остатками коктейля колыхался у меня на животе, а потом от неистовых сотрясений брюшной стенки свалился на траву. Я схватил его и высосал до конца.
— Вот это я понимаю, приход... — выдохнул Дэн, перекатываясь со спины на живот. — Хорошие сливочки...
И опять хрюкнул, а я снова задохнулся от смеха. Мир заиграл фантастическими красками, солнце засияло во сто крат ярче, а от тепла травы подо мной я таял, как кусок масла на горячей сковородке. И правда, хорошо...
Мы лежали, балдели, хрюкали. И вдруг, как гром среди ясного неба — голос:
— Та-ак... Вот они, голубчики. Разлеглись тут! Хороши!
Над нами, уперев руки в бока и глядя на нас с глубочайшим осуждением, стояла Злата.
— Блин, как она нас нашла? — пробормотал я, обращаясь к Дэну.
— А фиг их знает, как они всё... находят, — икнул он.
Злата спросила:
— Вы что, пьяные?
На что Дэн ответил торжественно:
— Да ты что, золотце! Какие пьяные? Ты разве не знаешь, что спиртного нам, хищникам, нельзя? (А голос-то, голос! Жуть. С головой себя выдал.)
Злата подобрала с земли пустой пакетик из-под сливок.
— А это что?
— Это? — Дэн замялся на секунду, соображая. — Это... продукт. Молочный. С него не опьянеешь.
— Да ладно тебе заливать-то, — скривилась Злата, бросая пакетик. — Я в курсе про кровь со сливками, так что не надо тут мне... Короче, вставайте оба, и домой!
Она подтолкнула Дэна носком ботинка в бок, и он недовольно заворочался:
— Раскомандовалась тут... Ты мне кто — жена, что ли? Вот когда... будешь женой, тогда и... командуй!
В прищуренных глазах Златы заблестели солнечные искорки:
— Так, интересно! И когда это я буду женой? Мм?
Дэн зажал себе рот и вытаращил глаза, но было поздно: слово не воробей. Я ухохатывался над его физиономией, а он сердито шипел:
— Чё ржёшь? Я попал, реально... Ржёт он! Лучше помоги выпутаться...
Сквозь смех я выдохнул:
— Не... Не, брат, из этого не выпутаешься! Всё...
Дэн сел и с рычанием провёл обеими руками по лицу. Похоже, весь хмель с него слетел. Злата, сложив губки в ехидную улыбочку, ждала.
— Ты, это... Не так поняла, короче, — начал Дэн, спотыкаясь. — Ты меня за язык не хватай! Мало ли, кто что ляпнет... по пьяной лавочке!
— Ню-ню, — покачала головой Злата, всё так же улыбаясь. — Всё ясно с тобой. Болтун ты, а не мужик.
— Чего это я не мужик? — обиделся Дэн, задетый за живое. — Ты это... думай, что говоришь!
— А того, — округлила глаза Злата. — Мужик за слова отвечает, хоть по пьяной лавочке, хоть по трезвой!
— Короче, совет вам да любовь, — подлил я масла в огонь.
— Ты-то хоть заткнись! — рыкнул на меня Дэн.
— Да ну вас! Болтуны вы! А как ответ держать — так сразу в кусты, — обиженно сказала Злата, развернулась и зашагала по полю...
А через несколько секунд грохнул взрыв.
Пару мгновений мы с Дэном сидели, оглушённые, не понимающие — откуда? что? как?..
А потом поняли — снаряд...
Нас как пружиной подбросило.
Злата лежала на земле, вместо ног — кровавые ошмётки, вывернутые из плечевых суставов руки неестественно закинуты за голову...
Дэн, оскалившись в беззвучном крике и подняв к лицу скрюченные пальцы, рухнул на колени.
Я стоял, глядя в забрызганное кровью и закопчённое лицо.
— НИТКАААА!!!
...Солнце над головой, шелест листьев и ветерок на лице. Дэн, сидя на траве, с ошарашенной физиономией ерошил себе волосы, рядом валялись пустые пакеты, а Злата шла по полю прочь от нас.
Это что — привиделось мне?
То есть, взрыва не было?
То есть, он...
— Стоять! — заорал я во всю мощь своего голоса.
Злата вздрогнула и остановилась. Обернувшись, спросила испуганно и чуть обиженно:
— Ты чего?
— Стой, где стоишь! — рявкнул я, вскочил и бросился вдогонку.
Злата смотрела на меня с недоумением.
— Ты чего орёшь на меня?
Вот он, зараза такая. Меньше, чем в полуметре от её ноги. Ещё бы шаг, и... та картинка стала бы явью.
— Вот чего, — ответил я, осторожно показывая носком ботинка на едва заметно торчащий из земли предмет.
Злата испуганно уставилась туда.
— Что там?..
— Ети-ить колотить... — протянул голос Дэна потрясённо. Он уже стоял рядом и смотрел на то, что торчало из земли. — Вроде же обезвреживали?..
— Обезвреживали, да видать, кое-что упустили, — сказал я.
— Что там такое? — спрашивала Злата, непонимающе переводя взгляд с меня на Дэна, а с нас — на то место, куда только что готовилась ступить её нога.
А Дэн, уставившись на меня, спросил:
— А ты откуда знал, что он там?
— Увидел, — кратко ответил я.
— Ну ни фига себе у тебя зрение!
Не знаю, что это было. Но не зрение, точно. А до Златы наконец дошло:
— Там что — мина?!
— Снаряд неразорвавшийся, — ответил я.
А Дэн, подхватив её, заявил:
— Так, ты шагу не сделаешь по этому минному полю.
Он взлетел со Златой на руках, а я воткнул вблизи снаряда палку в землю и доложил о нём Алексу по паутине.
Что это было? Я что, увидел будущее?
Вот тебе и сняли стресс...
— 18.6. До победного конца
Не зря Карину знобило: это было начало болезни. На следующий день она слегла с высокой температурой и дикой головной болью, и было принято решение поместить её в медицинский центр. Там была объявлена вирусная опасность, и все сотрудники ходили в защитных костюмах-скафандрах.
Она лежала в боксе с прозрачными стенами, зябко кутаясь в одеяло, бледная, с синевой под глазами. Попыталась улыбнуться мне, но улыбка вышла страдальческая. Высвободив из-под одеяла пальцы, она приложила их к губам и послала мне воздушный поцелуй. Невзирая на возражения Гермионы, я вошла в палату.
— Мам, иди, — проронила Карина чуть слышно. — Что, если вирус действует и на хищников тоже?..
— Если да, то мы уже заражены, — сказала я, склоняясь над ней. — Теперь уже всё равно. Всё будет хорошо, куколка. Мы одолеем вирус.
Она закрыла глаза на секунду, сглотнула, потом устремила на меня глубокий, спокойный и усталый взгляд.
— Мам... Если что, возьми Эйне к себе. Не знаю, сможет ли Алекс вырастить её сам. Он её, конечно, очень любит, но отец-одиночка из него вряд ли получится...
— Что ты говоришь! — перебила я. — Всё будет хорошо, не смей даже думать так.
— Мам... Давай смотреть на вещи реально, — проговорила она. — У вас может получиться, а может и нет... Я просто прошу тебя на всякий случай.
— Во-первых, Эйне — моя родная кровинка, и я её в любом случае не брошу, — сказала я. — А во-вторых, никакого "всякого случая". Всё получится, куколка.
Я поцеловала её бледный лоб. На миг представить, что её не станет, что вирус унесёт её жизнь... Нет, абсурд.
Хоть достойные не должны убивать без надобности, но с этого дня они будут это делать.
Они будут убивать вирус.
— Закрой глаза, — сказала я, кладя ладонь на лоб Карины. — Сейчас я попробую подействовать на вирус. Возможно, ты почувствуешь себя плохо. Когда не сможешь терпеть, скажи, и я остановлюсь.
Что такое вирус? Одна или несколько молекул нуклеиновой кислоты, заключённые в белковую оболочку. По сути — просто частица органического вещества, генетический материал. Воспроизводиться он может только внутри клеток живого организма, заставляя их работать на себя. Сама клетка при этом повреждается и гибнет, а армия новорожденных вирусов атакует другие клетки. Новый вид воздействия, который достойным предстояло освоить — воздействие, направленное на подавление процесса размножения вируса и повреждение структуры самих вирусных частиц. Строго говоря, мы будем не "договариваться" с ним, а просто разрушать его. Никаких переговоров, только война до победного конца.
Глаза Карины закатились под верхние веки. Вздрогнув, я отняла руку и прекратила воздействовать. Получилось ли у меня хоть что-то? Пока этого нельзя было понять. Когда это будет ясно? И это неизвестно...
Ждать и наблюдать.
Приборы показывали, что у Карины участился пульс и подскочило давление, возникла аритмия.
— Её организм испытывает сильный стресс, — сказала Гермиона. — Нагрузка огромная, я бы рекомендовала не продолжать. Её сердце может не выдержать.
— Хорошо, подождём до завтра, — кивнула я.
— 18.7. Нужные слова
— Ты серьёзно насчёт жены, или так — спьяну сболтнул?
Дэн раздобыл палатку и поставил её во дворе: по его словам, стены комнат замка на него давили. Уж не знаю, было ли это истинной причиной его бзика — жить в палатке... Может, ему просто хотелось быть подальше от меня? Как бы там ни было, это не давало мне покоя. Почему-то, когда его долго не было рядом, мне становилось тоскливо, а он так и стремился от меня прочь... Вот я и попёрлась на ночь глядя к нему в палатку.
— Тебе чего? — спросил он, когда я заглянула.
— Спросить кое-что, — ответила я. — Можно?
— Залезай, — разрешил он.
Я забралась в палатку и села на матрас. В сумраке мерцали его глаза. Ну, как мне сказать, что я скучаю по его рыжей морде?.. Верите или нет, но между нами ничего не было до сих пор. Он даже пальцем ко мне не притрагивался, только называл своей Ниткой, и всё.
— Давай, что спросить-то хотела?
— Ты в палатку переселился, чтобы быть подальше от меня?
Повисла тишина, а потом он тихо усмехнулся.
— С чего ты это взяла?
Дурацкий вопрос... Влипла я с ним, конечно. Но слово не воробей.
— Не знаю... — Я пожала плечами.
— Мне нужно личное пространство, Нитка, — сказал он. — В замке слишком много народу. Вот и всё. А вовсе не из-за тебя.
По его голосу было слышно, что он улыбался. Всё это становилось "страньше и страньше" — вся эта ситуация и моя роль в ней. Смешно... А я не люблю быть смешной, знаете ли. Но уходить не хотелось тоже, хотелось спросить ещё что-нибудь.
— А ты сильно испугался за меня, когда я чуть не наступила на снаряд?
— Ещё бы. Хрен его знает, может, там ещё что-нибудь есть. Ты лучше пешком вокруг замка не ходи. Крылья есть.
Опять повисло молчание. Что ещё спросить-то? А, была не была...
— Ты серьёзно насчёт жены, или так — спьяну сболтнул?
Вот тут он молчал долго и серьёзно. Похоже, я зря это. Блин, где моя гордость? Будто я сама ему на шею вешаюсь: возьми меня замуж! А он вдруг начал опрокидывать меня на матрас, царапая щетиной мне шею.
— Эй, ты чего? — всполошилась я, вырываясь.
— А ты разве не за этим сюда пришла? — усмехнулся он.
— Вот ещё! — возмутилась я. — Пусти!
— А я думал, раз девушка пришла ко мне в палатку на ночь глядя и задаёт глупые вопросы, значит, она напрашивается именно на это, — сказал он, и в сумраке блеснули в улыбке его клыки. Держал он меня железной хваткой, придавив к матрасу.
— Ты офигел совсем! Гормоны, что ли, в голову ударили? — Я пыталась вырваться, но тщетно.
— Не в голову, — ответил он, и его губы обжигающе скользнули по моей коже.
— Маньяк! — Я, пыхтя, извивалась под ним, как змея.
— Да, я такой, — издевался он, не ослабляя хватки. — Сама пришла, так что пеняй на себя!
Из глаз вдруг брызнули слёзы. Так по-дурацки всё... И он оказался... как все.
— Нитка... Ну, вот ещё. Я пошутил, всё, успокойся. Иди спать.
Он отпустил меня и сел, спокойный и непроницаемый, будто и не строил из себя маньяка секунду назад. Только что сгорал от страсти, а сейчас стал холоден, как камень. Значит, ему на меня плевать... Только шуточки шутить со мной.
— Чего ты ревёшь-то? Я не держу тебя, иди.
— Урод ты, — всхлипнула я.
— Приехали, — усмехнулся он. — Что-то я вообще тебя не пойму, Нитка. Сама пришла, вопросы всякие... Уж прости, если что не так понял.
— Дурак...
— Ну, может, и не Эйнштейн... Но и не такой уж простофиля, чтобы не понять, к чему ты клонишь.
— Ни к чему я не клоню... Я просто...
Как всё это сказать? Как объяснить?
— Вот и я — просто. — Он снова обнял меня, но очень осторожно и мягко, будто боясь, что я оттолкну. — Не надо слов. Ты моя Нитка, вот и всё. Ты без меня не можешь, а я — без тебя. Сказать тебе, почему? Тебя обратили моей кровью. Да, тогда, на дороге, когда на нашу машину напали хищницы во главе с Пандорой. Пырнули меня ножом, а потом этим же лезвием порезали тебя. Так мы и породнились. И я чувствую себя в ответе за тебя. И всегда буду чувствовать.
Я ревела уже по другой причине, вцепившись пальцами в его спину. Он, поглаживая меня по лопатке, молчал.
— Дэн...
— Мм?
— Ты мне нужен... Очень.
Вот я и сказала это. Чувства облеклись в нужные слова, и всё вместе оказалось так просто и так сложно.
— И ты мне нужна, Нитка. Иголка без нитки только колется... А вместе они и сшить что-нибудь могут.
Я потеребила его за уши. Нежность пушистой лапой сжала сердце.
— Морда ты моя рыжая...
Кончики наших носов соприкоснулись и потёрлись друг о друга, а потом соединились и губы, и нежность заполнила меня без остатка.
— 18.8. Положительный признак
— Холодный, неуютный этот ваш замок, даже летом — как в погребе, вот и заныли суставы... Не надо меня в больницу, я домой хочу, — ворчала Любовь Александровна. — Там быстрее выздоровею...
Любовь Александровна и раньше жаловалась на боль в суставах, но теперь к ней добавились и другие симптомы, позволявшие заподозрить у неё заражение вирусом, который люди уже называли "крылатый ВИЧ". Вова тоже чувствовал себя неважно. Сотрудники центра прибыли за ними в тот же день, когда на карантин поместили Карину, и Любовь Александровна встретила их ворчанием и сопротивлением.
— Мама, вам с Вовой обязательно нужно в больницу, — убеждал Никита. — Это может быть вирус, а скорее всего, это он и есть. Чем раньше вам окажут помощь, тем лучше, пойми ты!
— Если вирус, то бесполезно, — сказала Любовь Александровна с какой-то упрямой обречённостью. — Пожила я на этом свете, пора и на тот отправляться... До свадьбы твоей я дожила, и будет с меня. Жаль только, внуков не успею понянчить... Ну, на всё воля Божья.
— Мама, да понянчишься ты с внуками! — возражал Никита. — Если примешь лечение. Вован, ну, скажи ей!
