Тот, ухватившись за руль, поворачивал катергу. Непослушное творение с трудом подчинялось командам. Мышцы на руках деревенщины вздулись, а лицо побагровело. Аркадию страстно захотелось, чтобы этот проклятый человек (человек ли?) сейчас же и погиб от перенапряжения.
Но через мгновенье стало не до мыслей о чужой смерти — самому бы выжить. А всё потому, что они пришли...
Даймоны летели по небу цепочкой, и крылья их, одурманивающее белые, сверкали в лучах солнца так сильно, что глаза слепли. Воздух вокруг них сгустился, став более похожим на болотную жижу. А облака прямо под катергами...
Облака ожили! Небесный снег расступался, и появлялись гигантские птицы. Клювы их, иссиня-чёрные, метили прямо в заполненные воздухом шары. Лид нервно сглотнул: в голове его пронеслось видение их катерги, уходящей в крутое пике и падающей в океан. И даймоны, летающие на своих треклятых крыльях вокруг, поющие победные марши...Не дождутся! Легионы Государства им не победить!
Нарсес скомандовал к бою, а после навалился всем телом на руль. Катерга, жутко заскрипев (словно разваливаясь), выровнялась. Аркадий ликовал, невзирая даже на то, что было делом рук ненавистного Нарсеса. Пусть! Даже идиоты могут порой делать хорошие вещи.
По палубе забегали легионеры. Выстроившись на кормовой палубе, заметно возвышавшейся, они опёрли арбалеты о поручни. Дивное оружие Государства, дарившее победы во многих сражениях! Три болта, готовых в любой момент сорваться и ударить в цель. Центральный заряд всегда был снабжён полым наконечником с сюрпризом...
— Залп! — скомандовал кентурион и подкрепил команду многозначительным жестом, обращённым в сторону даймонов.
Гигантские птицы вот-вот должны были вонзиться в катергу. Лид уже видел их синие глаза, в которых плескалась ярость. Твари, взращённые колдовством, они обладали зачатками разума...Но теперь уже Аркадию было впору ухмыляться: эти огромные комки перьев вот-вот должны будут испытать гнев Государства!
Болты пронзили воздушную гладь, распространяя жуткий визг: к их кончикам были привязаны крохотные свистульки, шумевшие в полёте. Птицы на мгновение растерялись: молодые, они ещё не встречались лицом к лицу с мощью легионов.
А большинство из них больше никогда не повстречается.
Заряды ударялись в груди, крылья, спины птиц...Вселенная наполнилась страшнейшим на свете визгом, последним воплем сгоравших как факелы живых существ: из полостей в болтах рассыпалось вещество, загоравшееся на воздухе. Птицы рушились вниз, не долетая до океана сгорая дотла. Смрад палёного мяса был сейчас для Лида приятнее аромата розового масла. Губы виночерпия, спрятавшегося за огромным металлическим кольцом, одному из четырёх, к которым был привязан шар.
Легионеры радостно закричали.
— Смена! — воскликнул кентурион, и на место бойцов заступила вторая линия, с заряженными арбалетами. Отступившие спешно готовили к бою оружие. — Товсь!
Легионеры, припавшие на колено и прижавшиеся к поручням. Арбалеты с тремя болтами в каждом. Кентурион в развевавшемся красном плаще — чтоб воины видели издалека, где командир и что он делает. И даймон.
Человек, за спиной которого выросли огромные призрачные лебединые крылья. Он завис у самой кормы, окружённый сгустившимся воздухом.
— Залп! Залп! — воскликнул кентурион.
Даймон только улыбнулся, отрешённо и привычно. Руки его сложились в молитвенном жесте, и его окружило неземное сияние: аврора прорезала небеса, заключив его в объятия. Арбалеты выстрелили, как один. Болты разрезали сверкавшую кромку авроры — и замедлили свой бег. Это больше походило на страшный, дикий сон: словно бы воздух вокруг даймона обратился в густую воду, в которую попали игрушечные стрелы.
Аврора засверкала ещё ярче. Кентурион вжал голову в плечи. Старый вояка, переживший не одно сражение, он чувствовал: сейчас на них обрушится...
Даймон разжал ладони и широко раскинул руку. Призрачные крылья встрепенулись. И вдруг острый крюк на лебёдке врезался в воздушный кисель. Металл прошёл сквозь это болото и проткнул тело даймона. Тот удивлённо посмотрел на смертоносный металл и смешно, совсем как ребёнок всплеснул руками. А после лебёдка, напряжённая до предела, рванула крюк назад. Человек с призрачными крылами за спиной рванулся вслед за нею, орошая палубу катерги кровью цвета утренних небес. Завороженный Аркадий проводил взглядом увлекаемого крюком даймона — и увидел катерги эскадры. Подмога пришла! Да!
Враги истошно закричали, оплакивая утрату, и рванулись изо всех сил. Строй их нарушился, и они принялись метаться из стороны в сторону, уходя от арбалетных болтов и крючьев, выстреливаемых из многочисленных катерг.
Один из даймонов прорвался сквозь завесу смерти и кинул в катергу сгусток пламени. Лилово-красный шар устремился к своему собрату, наполненному горячим воздухом. Нарсес крутанул руль, и корабль ушёл в очередное пике. Но они не успевали, не успевали!..
Лид закрыл глаза и зашептал (как ему казалось — на самом деле заорал во всю мощь лёгких) молитву божественному основателю Государства. Душа ушла в пятки. Отчаянно захотелось погибнуть тут же, легко и без боли.
Тряхнуло. Если бы Аркадию хватило храбрости отрыть глаза, он бы видел, как сгусток пламени прошёлся буквально на волосок от просмоленной ткани и полетел дальше. Едва заметная спираль белёсого дымка поднялась к небу. Жар был столь сильным, что даже без прикосновения вражье колдовство сделало своё дело. Несколько мгновений, и...
Корабль вновь тряхнуло. Раздался хлопок, а за ним последовал свист устремившегося на свободу воздуха. Лид раскрыл глаза помимо своей воли. Взгляд его упал на Нарсеса, безуспешно пытавшегося удержать бешено крутившийся руль. По палубе забегали люди. Кентурион гавкал команды, но легионеры, почувствовавшие приближение конца, их будто бы не слышали. Со стороны солнца на катергу устремились два даймона, чби лебединые крылья тенью накрыли Аркадия. Он побоялся даже глаза закрыть, и сидел, бессильный от ужаса, запечатлевая последние мгновения своей жизни. Даймоны летели, вытянув впрёд руки и сжав их, словно пловцы. Разве что руки эти оставались совершенно неподвижными.
Нарсес бросил руль, ставший бесполезным, и с болью глянул на пробитый шар, откуда со свистом выходил воздух. Ткань сжималась, получая жалкий вид сморщенной фиги. Даже кентурион, опытный вояка, и тот перестал кричать: свыкся с мыслью, что скоро помрёт. На лице его, отвыкшем от всех чувств, кроме презрения, злобы и гнева, появилось нечто вроде гримасы сожаления. А в глазах...Жаль, что Лид не видел глаз кентуриона, иначе разглядел бы печаль и боль: не уберёг бойцов...
И лишь Нарсес нашёлся:
— Легионеры! Залп по даймонам! Именем ванакта и Государства! — рёв казавшегося богоподобным гигантом человека превозмог свист ветра и шум боя. — Стреляйте! Залп по даймонам! Иначе подохнем в огне!
Два или три легионера — те, что сейчас застыли у края кормы — помимо своей воли, машинально, вскинули, опёрли арбалеты и выстрелили. Болты понеслись с падавшей в океан катерги навстречу даймонам. Те, набравшие скорость, не успевали остановиться и наложить защитные чары, даже среагировать на залп не успели. Только глаза их широко раскрылись, когда болты влетели прямо в них. Мгновенье — и порошок загорелся, обволакивая людей в пламенный кокон. Два гибнущих факела начали падать вместе с катергой.
Корабль пока что не обрушился только благодаря запасу воздуха во всё более сжимавшемся шаре. Но, издав последний свист, он отказался служить Нарсесу. И вот тут-то всё рухнуло...
Они падали. Как показалось Аркадию — целые эоны, в реальности же — считанные мгновения. Грудь Лиду сдавил страх, тело его чуть-чуть приподнялось над палубой, не поспевая за махиной корабля. В ушах дико свистело — даже ветер, и тот решил напоследок поиздеваться над бедным виночерпием. Проклятый Нарсес! Проклятый Нарсес! Проклятый Нар...
Тело его ударилось со всей дури о палубу, ухнувшую в океан. Катерга в мгновение ока оказалась в самом центре гигантского всплеска. Удар выбил дух из Лида, и дыхание пропало. Внутренности опалило нестерпимым жаром и невозможной болью, и непроизвольно из глаз Аркадия потекли слёзы. Непослушные губы, искажённые и обездвиженные страданием, сомкнулись в немом проклятье Нарсесу.
Аркадий не слышал треска ломавшихся досок, и лишь когда пальцы его почувствовали влагу, увидел...
Поперёк палубы змеилась дыра. Доски треснули при ударе, и океаническая вода прорвалась через трюм наружу. Ей ведь тоже, солёной крови мира, хотелось на свободу, к небу.
Поглощённый и покорённый болью, Аркадий не в силах был даже двинуться, когда волны принялись ласкать его сапоги, а после добрались и до волос, до подбородка...Лид безмолвно прощался с миром, щурясь на солнце, на светлом лике мелькали тени: то катерги Государства бились с даймонами и их прихвостнями.
Внезапно какая-то сила подбросила бывшего виночерпия поближе к небесам. В ушах раздался голос Нарсеса, которого, похоже, боялась даже морская пучина:
— Живой! Не трусь, Лид! — расхохотался Нарсес. — Не трусь! Обойдётся всё!..
Аркадий не захотел, да и не смог бы при желании, высказаться о мыслительных способностях этого деревенщины. Ведь они посреди океана! Катерга уже наполнилась водой, и они вот-вот повстречаются с пучиной...А до берега...
— Мы прибыли на материк! Ха-ха-ха! Доставили нас сюда! Ха! Сами даймоны доставили! — смеялся Нарсес.
Выдержка, наверно, изменила ему, и безумие накрыло деревенщину...Лид не был удивлён. На какое-то мгновение (короче жизни прихлопнутой мухи) ему даже стало жаль Нарсеса.
— Земля! Вон она, земля! — не унимаясь, смеялся командир эскадры, держа на руках Лида.
Непроизвольно голова Аркадия чуть-чуть повернулась, несмотря на то, что шею будто бы жгли во вселенском горниле. В нескольких локтях от борта...да! Камни! Песок! Они добрались!..
Тряпьё, бывшее некогда наполненным воздухом шаром, опустилось на воду близко-близко к борту. Казалось, протяни руку — и почувствуешь гладкую на ощупь ткань. А через мгновенье на неё упал сгоревший ещё в полёте даймон. Угольная глыба, он распространял вокруг дурманящий запах победы Государства. Только глаза его, не тронутые всепожирающим пламенем, голубые-голубые глаза безмолвно прощались с небесами...
Потери были значительны: три катерги сгорели дотла вместе командами. Ещё два корабля рухнули в океан, и лишь пять или шесть человек живыми выбрались из пучины морской. Оставшаяся эскадра получила различные повреждения. Но главное-то, главное было достигнуто! Легионы государства ступили на непокорный материк, который приведут к покорности!
На берегу за вечер вырос укреплённый лагерь. Стены, выстроенные из кольев, всегда возившихся на катергах, и остатков самих кораблей, должны были послужить защитой от наземных атак. Для защиты от воздуха постоянно дежурило целое звено небесных суден. Нарсес — вот неугомонный! — вместо сна решил проверить сохранность укреплений. Бедного Лида, едва-едва пришедшего в себя после прибытия на новые земли, он прихватил с собой. Мол, свежий воздух лучше всяких лекарств излечит раны!
Аркадий передвигался, постоянно кряхтя. В боку то и дело болело, а в голове поминутно проносились картины сегодняшней битвы. Катерги, подхватившие выживших после падения счастливчиков, бегство последних даймонов, издававшие предсмертные крики гигантские птицы...
— Знаешь, о мудрый Лид, что больше всего меня угнетает? — внезапно спросил Нарсес, когда они одолели уже половину пути.
Стратиг был доволен состоянием укреплений, но тяжкие мысли его угнетали донельзя, Аркадию это было легко заметно.
— Что, илюстрий Нарсес? — готовый вцепиться ему в глотку, Лид на словах был предельно вежлив и угодлив.
— Даймоны. Их слишком мало, — сказал как отрезал Нарсес.
Аркадий возвёл очи горе. О великие отцы-основатели Государства, ну что за дурак? Надо радоваться, что варваров удалось победить столь малыми силами.
— Они недооценили наши силы. Или не знали о нашем приближении, и сумели стянуть сюда только тех, кто оказался поблизости, — пожал плечами Лид. — Возможно, что у них просто не хватает ресурсов удерживать и этот фронт...Мы всё-таки очень, очень далеко от ключевых провинций...
Ещё десяток шагов они преодолели в полном молчании. Нарсес думал (хотя Аркадий был полностью уверен в том, что новоиспечённому стратигу думать нечем).
— Тогда они сейчас уже собрали бы здесь ударный кулак, и нам пришлось бы инспектировать укрепления...в несколько иной обстановке, — недобро усмехнулся Нарсес.
Этот гигант вообще был очень смешлив и весел в последнее время — и тем самым ещё более противен (хотя куда уж дальше!).
— О, не волнуйся, друг мой Нарсес, — Аркадий постарался придать голос своему как можно больше теплоты. — Может быть, они не ожидали удара, и отвели все силы...
— Весь мир, нет, все три мира узнали о наших намерениях. Корабли готовились с такой помпой, а по всему государству рассылалось столько реляций...А ещё мы проходили над самой окраиной их... — Нарсес осёкся. — Временно принадлежащих им наших земель. И всё это время — тишина? Спокойствие? Утренняя атака была всего лишь знаком внимания, но уж никак не тёплым приветствием! Что-то здесь не так. Нашу атаку готовили так, будто бы это торжество!
— Как и всегда, друг мой Нарсес, — кивнул Лид. — Но мой тебе совет: не делись более ни с кем из придворных этой мыслью. Многие могут донести...
Нарсес кивнул, но скорее не словам Аркадия, а собственным мыслям. Увалень волновался, это было заметно.
— Будто бы мы и есть отвлекающий маневр...Но зачем? — слова Нарсеса предназначались никому в отдельности, но миру в целом.
Мир молчал. Зато ответил Лид.
— Если так, то ванакт посчитал, что это настолько важная и секретная атака, что даже ты как стратиг не должен узнать о ней, — вкрадчиво сказал Лид.
Они оказались на самом краю лагерю. В считанных шагах плескалось море, но лагерь от него отделяла стена: даже с воды лагерь должен был быть неприступен. Темно. Безлюдно. Патрулировавшие лагерь легионы — их было видно по огню факелов — далеко. Пальцы Аркадия непроизвольно скрючились, примеряясь к горлу Нарсеса. Но нет. Рано. Лид слаб, а Нарсес, пусть и ушедший в размышления (у этого увальня — и размышления!), — слишком опасен. Аркадию просто не справиться. Рано...Рано...Но вдруг скоро будет поздно?..
— Нарсес, тогда нам следует затаиться. Подождать, что будет дальше. Нити времени вышьют узор правды, как сказал Первый поэт, — елейно заметил Лид.
Он, виночерпий и знаток древних авторов, славился при дворе умением вовремя ввернуть красивую фразу. Наверное, за это и ценили. Лид мечтал прославить своё имя, написав хронографию в форме воспоминаний о владыках, во время правления которых он жил...Эх, может быть, удастся поднести ныне правящему ванакту — или следующему...
— Да, время покажет, — кивнул Нарсес.
И вновь рассмеялся. Но смех этот полон был сомнений в будущем.
Лид кое-как доковылял до палатки (коей он был полновластным и единственным хозяином — редкость для походных лагерей Государства!), и уснул, когда голова его ещё была в полёте на полпути к подушке...
