Светлана вздохнула. Побыстрей вряд ли получится. Знакомства нужны, которых нет, хоть убей. Никаких. К Алексею за помощью обращаться нежелательно. В одном из последних разговоров он брякнул нечто нелицеприятное по данному поводу. Дескать, посмотрим, как ты без меня и моих связей жить сможешь. "Проживу" — тихо, но упрямо воскликнула тогда Светлана. Она представить себе не могла, что, как только шефу станет известно о её полном разрыве с мужем, он сразу потребует от неё увольнения по собственному желанию. Откровенный намёк "не уволишься сама, уволю по статье" заставил Светлану поторопиться с заявлением. Не особенно она и жалела. Деньги, конечно, неплохие. Многие мужчины меньше зарабатывали. Но статус! Что это за работа такая для девушки с хорошим образованием — секретарша? Подай, принеси, убери, пойди вон. Дурацкое требование носить исключительно мини-юбки и пользоваться косметикой, как индеец, вступивший на тропу войны, пользуется боевой раскраской. Скотские заигрывания, шаловливые ручки всех, кого ни попадя. Она, разумеется, ставила нахалов на место. Всё равно противно. Шеф отыгрывался. Светлана медленно обучалась работе с компьютером, с другой офисной техникой. И он от души орал на неё за медлительность, бестолковость. Правда, в другом придраться было сложно. Все документы в порядке. Входящие там, исходящие, внутреннего пользования, деловая переписка и прочее. До последней крохотной бумажонки пронумеровано, зарегистрировано, продублировано, разложено по папкам с файлами. У каждой папки свой шифр, своё место. Переводы, само собой, на Светлану вешали. Кофе она варила отличный. По рецепту мамы. Гостей в офисе принимала всегда на высшем уровне. Тогда шеф гордился, что у него в секретаршах не тупая тёлка 90-60-90, а умная, образованная, хорошо воспитанная молодая женщина, умеющая придать оттенок респектабельности приёму. Наутро он забывал о её заслугах. Да и перспективы на подобной работе никакой. Нет, одна таки была — стать любовницей шефа. Путь не для Светланы.
Алексей вникать в проблемы жены не собирался, сама должна выкручиваться. На дворе — 95-й год, время инициативы и самостоятельности, наглости и напористости. Пора учиться мостить дорогу к лучшему. Светлана терялась. Она инстинктивно сторонилась любой грязи. От природы брезглива. Потому и к мужу её любовь очень быстро закончилась. Если была она, эта самая любовь. Теперь Светлана сильно сомневалась. Влюбилась по уши, ничего не замечая. Физически её Алексей притягивал. Как писал один известный деятель, в порядке весенних эмоций. А ведь её предупреждали. Родители, например. Дрон тот же. Никого не слушала. Не распознала физическое влечение, приняла его за любовь. Винить себя за ошибку глупо. Сколько людей торопится вступить в брак по аналогичным причинам. Потом мучаются годами, боясь сказать себе правду. Светлана не побоялась. Это было тем более просто, что и Алексей её не любил. Очень скоренько выяснилось. Он вообще никого, кроме себя, драгоценного, любить не мог. Чудовищный костёр тщеславия, честолюбия и, бог знает, чего ещё в том же роде, полыхал в его душе яростно и неугасимо, управлял его взглядами, мнениями, поступками. В костёр этот бросалось всё: дружба, любовь, порядочность, привязанность к родителям. От подобных людей надо держаться как можно дальше, иначе сам попадёшь в категорию топлива.
Светлана наконец встала со скамейки. Прижала к груди сумочку. В ней лежали трудовая книжка и конверт с деньгами. В литературе такие деньги назывались выходным пособием. Папа употреблял короткое, хлёсткое слово "расчёт". Впрочем, как ни называй, сумма приличная. При экономном расходовании их семье месяца на три должно хватить. А то и на четыре. Недавно мама возвращалась с рынка. На трамвае. И нужно-то было всего одну остановку проехать. За этот короткий промежуток времени у неё спёрли кошелёк. Конечно, как уследишь? Переполненный трамвай, оттянутые тяжёлыми сумками руки. Было в том кошельке... Сколько? Тысяч шесть. На два батона хлеба. Но для мамы с папой и это приличные деньги. Мама рыдала. Сначала на остановке, потом дома. Светлана всегда плохо относилась к ворам. Теперь она их ненавидела. Не за украденные жалкие тысячи. За мамины слёзы. За то, что они вдвоём с отцом весь вечер отпаивали маму валерианкой. Рука дрогнула, крепче прижимая к груди сумочку. Вдруг вырвет какой-нибудь нахал? По утверждениям соседей, везде полный беспредел. Развелось всякой грязи, лезущей в князи. Причём, любым путём и любыми методами, вплоть до утюгов и паяльных ламп. Вон, в соседнем подъезде парень живёт, Кирилл Чарушин, Светланин ровесник и бывший одноклассник. По слухам, он сейчас состоит в бригаде, которая Шереметьево крышует. Крышует! Слово-то какое гадкое. Кирилл женился недавно. По тем же слухам, его приятели на свадьбе долларовые купюры сотенного достоинства к потолку на слюну клеили. Вот так залезут на стол, лизнут языком купюру, подпрыгнут и пришлёпнут её рукой к потолку. У кого качественней получится. Ещё букетиком их сворачивали, как салфетки, кулёчками. И поджигали. У кого дольше гореть будут. Две иномарки разбили. Гонки по пересечённой местности устраивали. Ну, битые машины неподалёку от ресторана Светлана и сама видела. А про купюры сосед с первого этажа, дядя Витя, рассказывал. Он в том ресторане год уже работает. Хвастался, что поутру вся ресторанная обслуга, от посудомоек до швейцара, на столы лезла, на стремянку и осторожненько вместе с побелкой доллары от потолка отскребала. Всем по две-три сотни досталось. Побольше бы таких свадебок. Завистливых соседских разглагольствований Светлана не понимала. Столько людей в стране нищенствуют! Мама вон из-за шести тысяч убивалась, простить себе не могла. А эти гады в малиновых пиджаках жируют. Подумала так, и вздрогнула. Слово "гады" покоробило. Раньше грубые словечки в мысли не проникали. Сейчас сами по себе выскакивают откуда-то. Опускаетесь, мадам. Как бы ниже плинтуса не скатиться. Сначала жаргон начинаешь себе позволять, потом сознание изменяется, потом делишки пакостные в рядок выстаиваются. Светлана даже головой затрясла, отгоняя неприятные мысли. Оглянулась, а она уже возле дома. Не заметила, как дошла. Думать много стала. Не к добру это.
* * *
Думай, не думай, но жить как-то надо. Просиживание над газетой "Работа для вас" не давало ничего. Обводя жёлтым маркером очередное подходящее объявление, Светлана невольно вспоминала американские фильмы, коими были замусорены все телевизионные каналы. Некоторые из киношных героев точно так же чиркали маркером по газетной странице. В фильмах герои всегда находили подходящую им работу. Так то в фильмах. У Светланы не получалось. На собеседованиях она честно сознавалась в слабом владении компьютером, в мизерном двухгодовом стаже на должности секретарши. Смущалась, мямлила, терялась в простейших ситуациях. Везде слышала одну и ту же фразу "мы вам позвоним". Разумеется, никто ей не звонил. Просто вежливо отделывались от неуклюжей дурочки. Слова Алексея о неспособности Светланы прожить без его связей начинали казаться зловещим пророчеством, непроглядной тенью накрывшим будущее. Можно, конечно, пойти на рынок к челнокам, продавщицей в киоск возле остановки, уборщицей, кладовщицей, фасовщицей, курьером, "Фантой" торговать, рекламные объявления по почтовым ящикам распихивать или пресловутый гербалайф людям впаривать. Светлана была готова к этому. Лишь бы зарабатывать. Лишь бы не сидеть на шее у родителей. Им тяжело приходилось в последние годы. Заметила и осознала она это только теперь. На работе постоянно задерживали зарплату. В папином НИИ ставки были крохотные. Неделю кормиться, а потом кулак сосать. Да и те гроши иной раз по нескольку месяцев не выплачивали. Отец в его-то возрасте бегал в ближайший магазин подрабатывать грузчиком. Мама боялась, что его там к бутылке приучат. Ещё он в выходные дни отправлялся с приятелем по подъездам. Где дверь починить или замок, где глазок вставить. Копейки шабашкой зарабатывал. В мамином КБ дела обстояли получше. Там начальство часть помещений сдавало в аренду коммерческой фирме за наличные. Часть прибыли шла на доплаты сотрудникам КБ. Нелегально, в конвертиках. Только нелегальщина и позволяла их семье с трудом держаться на плаву. Папа переживал, что не он семью содержит. Однако виду не показывал, терпел. Себя во всём ограничил. Газеты и книги больше не покупал, курить бросил. Но стоило Светлане сделать попытку пойти в уборщицы или приобщиться к торчанию у метро с рекламными листками, как мать с отцом, обычно мирные и ласковые, становились на дыбы.
— Ты не за тем образование получала! — гремел разъярённый Аркадий Сергеевич. Светлана, непривычная к столь бурно выражаемым у отца чувствам, снова хваталась за кипу газет с предложениями вакансий, снова "садилась" на телефон. Так могло продолжаться до бесконечности. Но однажды мать пришла на кухню, где Светлана в который раз шуршала газетой, и промолвила:
— Мне сейчас Юля звонила.
Заметив недоумевающий взгляд мужа, поднявшего голову от чашки с чаем, пояснила:
— Юля Новикова. По поводу Светланки.
Юля Новикова была старинной приятельницей Ангелины Петровны и жила в соседнем доме. Из тех благовоспитанных дам, к которым Светлану в детстве водили в гости. Высокая и полноватая женщина, очень медленно и отчётливо выговаривавшая слова. Маленькая Светлана удивлялась её неестественной манере говорить. Мама тогда, помнится, объяснила, что Юлия Владимировна учит детишек в школе. Она должна говорить именно так, чтобы детишки понимали её слова и накрепко запоминали их. Действительно ли ученики запоминали её слова? Светлане верилось мало. У неё самой, к примеру, речи тёти Юли вылетали из памяти через несколько минут. Учась в начальной школе, девочка часто встречала Новикову на улице. Вежливо поздоровавшись и ответив на вопросы, она через пару часов забывала передать вернувшейся с работы матери просьбу тёти Юли непременно позвонить. А ведь та никогда не тревожила по пустякам. Всегда у неё случалось какое-нибудь важное дело. У Юлии Владимировны был сын. На четыре года старше Светланы. Матери старались подружить своих детей, но не получилось. Более взрослому мальчику казалось неинтересным играть с маленькой девочкой. Он невыносимо важничал и употреблял, ну, совершенно непонятные слова, а при любом мало-мальски удобном случае старался улизнуть от Светланы. В период учёбы в институте она практически не встречала тётю Юлю Новикову. Образ её расплылся в памяти, стал неопределённым. Да и мама давно не упоминала о своей приятельнице. Раньше, много лет назад, они нередко ходили в гости друг к другу, постоянно перезванивались. Чаще же всего случайно сталкивались в магазинах, парикмахерской, сберкассе и, как папа выражался, зацепившись языками, болтали по часу и более. То было раньше. Последние семь лет не только опустошили кошельки у обычных граждан, но и разорвали связи между многими людьми. Не до дружеской болтовни стало, не до посиделок и частых встреч. Все вокруг тратили силы и время на выживание. А и случись пересечься старым приятелям в свободное время, разговор тогда крутился около роста цен, работы, приработков, хорошо устроившихся по жизни знакомых. Как будто, кроме способов выживания, никаких других достойных обсуждения тем не существовало. И каждый при том сам за себя. Может, оттого и поднял удивлённо брови Аркадий Сергеевич. Он не Юлю Новикову забыл. Он поразился, что она про них вспомнила.
— А что Светланка? — спросил настороженно.
— Понимаешь, — Ангелина Петровна замялась, теребя пальцы, — у Юлечки на работе вакансия есть. В смысле, не у них в школе, а в соседней. Как раз для нашей Светланки.
— Это где? — сдвинул лохматые брови Аркадий Сергеевич. — В школе?
— Ну, да... У них "англичанка" в декрет ушла. И, вроде, собирается с малышом все три года дома сидеть. Теперь, понимаешь ли, после родов три года можно не работать. Не то, что в наше время.
— Да подожди ты о декрете, — с лёгкой досадой в голосе обронил Аркадий Сергеевич. — Она предлагает, чтобы наша Светланка в школу пошла работать? Из малолетних башибузуков людей делать и самой в результате в психушку попасть?
— Не преувеличивай, пожалуйста. И потом... Не на всю же жизнь. На первое время, перебиться. Годика на три. Потом "англичанка" из декрета выйдет. А за это время дочке можно будет приличную работу найти. Сам подумай, из учителей проще на хорошее место перейти, чем из тех же секретарш.
Светлана слушала препирательства родителей молча. И впрямь, почему ей самой не пришла мысль в школу податься? Зарплата, конечно, маленькая. Зато статус повыше, чем у продавца или уборщицы. И, мама тут права, на более приличное место легче перейти из школы, чем со склада. Языковая практика, опять же. Не бог весть, какая, но имеется. И диплом на руках педагогический. Что бы ни решили сейчас её родители, она, пожалуй, пойдёт на работу в школу. Ко всему, сколько можно за неё решать её судьбу? Сперва родители, затем муж, сейчас опять родители. По правде, она сама позволяла руководить собой. Проще, удобней. У неё никогда не было твёрдого мнения по тому или иному практическому вопросу, не было сильных желаний, конкретных целей. Нет, одно желание было таки. Выйти замуж за Алексея. И что? Что из этого получилось? Поменяла руководство родителей на мужнино. Но ведь её это тогда не волновало? Нет. Если бы она знала, что Алексей её любит, то и дальше бы подчинялась ему, шла бы по жизни, как по компасу, в ту сторону, куда муж укажет. А он... При их последней ссоре Алексей крикнул ей:
— Да, я тебя хотел. И женился, потому иначе получить не мог. Ты же была "не тронь меня — завяну я". Защитничков вокруг себя развела, как собак бездомных. Один твой Дрон чего стоил.
— А я догадалась, — с горечью ответила ему Светлана. — Давно догадалась. И не меня ты хотел. Ты хотел Дрона унизить. Но у него с Наткой Мальковой любовь была, не со мной. Ошибся ты тогда, Алёша. И я ошиблась.
Да, Алексей ошибся в ситуации. Светлана не разобралась в нём, в его чувствах, сделала промашку в том, что позволяла ему собой руководить. Теперь будет позволять родителям? А если и они напутают? Хватит, пора уже повзрослеть, пора перестать бояться ответственности. Никто за Светлану её жизнь не проживёт. У неё... ну, как получится, так и получится. Когда-то всё равно придётся самой рулить.
До чего могла бы додуматься Светлана, осталось неизвестным. Родители в споре пришли к тем же мыслям, что и дочь. Отпала необходимость убеждать их, стоять на своём, может быть, даже ссориться. Вопрос решился мирным путём, к общему удовлетворению. Светлана углядела в том добрый знак. И с утра, придав себе строгий вид, отправилась в школу, где тётя Юля нашла ей вакансию. Благо, находилось сие учебное заведение недалеко, всего в трёх автобусных остановках от дома. Почему не попробовала устроиться в ту школу, которую сама заканчивала? Она была совсем рядом. Пять минут, если по-пластунски ползти. Но, во-первых, неизвестно, есть ли там вакантное место. Учебный год начался полтора месяца назад. Во-вторых, в родной школе её долго будут воспринимать, как бывшую ученицу. Ко всему, не след обижать ни маму, ни тётю Юлю. Тем более, что сейчас не она набивалась на работу, а её звали, просили помочь, выручить. Другое ведь дело, не так ли? Значит, и другое отношение к Светлане будет.
