Бесплатная постоянная помощь? Репетиторство задарма? Ох, не похоже это было на Галину Ивановну. Стоило вспомнить, как она обычно выговаривала Люське, когда у той крали зарплату, или сама Панкратова упускала выгодное репетиторство. Деньги Галина Ивановна любила, счёт им знала. Бессеребренники вызывали у неё не то насмешку, не то жалостливое недоумение. Что вдруг поменялось?

— У одной моей знакомой... э-э-э... дальней родственницы сын — надомник. Числится в соседней школе. Мальчик хороший, умный. Одна беда — инвалид. Учителя к нему, конечно, ходят. Но вы сами понимаете, что там за уроки.

Светлана понимала. Год назад у неё был ученик на домашнем обучении. Два урока в неделю, по полчаса каждый. Эти уроки дополнительно проводились. Помимо основной нагрузки. За копейки. Лишняя тягота для учителя. Многие учителя в уроках с надомниками халтурили. Ни уроками сию халтуру назвать было нельзя, ни уж тем паче обучением. Галина Ивановна, убедившись в правильной, ожидаемой реакции Светланы, продолжила:

— Я оказываю некоторую помощь этой семье. Занимаюсь с мальчиком русским языком и литературой. Нашла для него приличного математика. Надо подготовить ребёнка к самостоятельной жизни. Чтобы мог сам зарабатывать. Не выходя из дома, так сказать. И вот мы с его матерью подумали, что мальчику в будущем очень пригодились бы иностранные языки. Хотя бы один. Английский. Проблема в том, что семья очень бедная, оплачивать частные уроки не может.

— Ваша знакомая мать-одиночка? — уточнила Светлана.

— Нет. Но дело в том, что у неё и муж — инвалид. Представьте себе этот кошмар! Два инвалида на одних руках. Муж, правда, лечится активно. Есть надежда, что через некоторое время сможет нормально ходить. С сыном сложнее. Им все знакомые помогают, сколько могут. Всё равно нищета беспросветная. Почти полная безнадёжность. Не приведи бог, что-нибудь случится с моей знакомой. Куда тогда деться её инвалидам? В интернаты? Вот уж не хотелось бы. Известны случаи, когда инвалиды, не выходя из дома, сами себе на жизнь зарабатывают. Мы решили подготовить мальчика к такому повороту. Возьмётесь помочь с английским языком?

Ну что тут скажешь? Альтруизм чистой воды. Отказаться? И кто ты после этого есть? Бессердечная кукла. Согласиться? Значит, добровольно взвалить на себя дополнительную и неудобную нагрузку, тягостные обязательства, лишить себя энного количества свободного времени, которого и без того почти нет. А если не выдержишь, устанешь? Лучше, наверное, сразу честно отказаться, чем впоследствии позорно дезертировать. Но Галина-то Ивановна какова! Шкатулка с сюрпризом. Не стыдно ли ей, Светлане, пасовать рядом с Галиной Ивановной? Завучу трудиться приходится в несколько раз больше. На работе часы, тетради, административная нагрузка, совещания разные, дома муж и двое сыновей-подростков. Спит ли она вообще при такой жизни? Взялась семье инвалидов бесплатно помогать. Люди, ясное дело, различаются по закалке, по выносливости. Светлана не двужильная, как завуч. Только...

— Хорошо, Галина Ивановна, — Светлана отвернулась немного, ругая себя, что не посмела отказать, постыдилась. — Я попробую. Обещать высокие результаты, сами понимаете, не могу. Сделаю всё, что в моих силах.

— Вот и хорошо, Светлана Аркадьевна, — чуть просветлела лицом завуч. — Не подумайте, что вы обязаны теперь. Вы всегда сможете отказаться. Но пока я на вас надеюсь. Возьмите!

Она протянула сложенный вчетверо тетрадный листок.

— Что это?

— Домашний адрес, телефон.

— А как хоть зовут Вашу знакомую?

— Я не написала? — спохватилась Хмура. — Ну, сами запишите. Вот вам ручка. Её зовут Ольгой Александровной, а сына Павликом.

С бумажкой в руке Светлана побрела к себе в кабинет. По дороге пыталась осмыслить, как могла попасть в мышеловку, из которой без ущерба для совести теперь не выбраться. Нужно было обдумать новое расписание, то есть составить новый распорядок дня, сдвинуть кое-какие дела. Да что там — сдвинуть, вообще всё сместить.

Панкратова, заметив лёгкую задумчивость Светланы, приставала пару дней. Светлана либо отмалчивалась, либо неуклюже отшучивалась. С Люськой делиться своими новостями не хотела. Заранее известно: сначала Люська будет ругать Светлану за согласие, приводить различные веские доводы, потом помчится ругаться с завучем, потом полгода будет рассказывать каждому встречному-поперечному, какая Светлана тетёха и рохля. Действовать будет с треском, шумом. Голова распухнет Кому это надо?

Неделю Светлана не решалась позвонить по данному Галиной Ивановной номеру телефона. Пыталась представить себе, как это произойдёт, что нужно будет сказать, не получится ли неловко. Вообще неловкость ситуации сильно смущала. За сомнениями и раздумьями не заметила, что Дубов вдруг обратил на неё внимание. Стал пристально вглядываться в проходящую мимо, погружённую в неприятные мысли Светлану. Еле уловимая симпатия отражалась теперь на его лице при встрече. Порой сам останавливал её с каким-либо вопросом. Приятно было. Тем не менее, все душевные силы Светланы сконцентрировались на решении дилеммы: начать оказывать помощь протежируемой завучем семье или вовремя, пока не возникло обиды со стороны Галины Ивановны, ретироваться.

Чем больше представляешь себе будущее событие, тем большую силу оно начинает приобретать, раздуваться в своей значимости. Из мухи, так сказать, в слона. На деле же всё оказалось предельно просто. Позвонила, договорилась и пришла к условленному времени, мучаясь чувством неловкости. Неловкость стала исчезать при виде блочной пятиэтажки, обшарпанного тёмного подъезда и нужной двери. Двери обычной, деревянной, сто лет в обед. Звонок тренькал скромно, без переливов. И женщина, открывшая дверь, оказалась самой обычной. Чего, спрашивается, надо было представлять себе это событие во вселенских масштабах? Светлана вошла в тесную прихожую, огляделась. Уже там проглядывала беспросветная, по выражению завуча, нужда. Выцветшие обои, старая вешалка для верхней одежды, на полу рядок поношенной обуви. Деревянные костыли в углу. Хозяйка походила на все эти вещи сразу. Немолодая, выцветшая, потрёпанная жизнью. Светлана старалась не пялиться. Однако вобрала внешность женщины буквально с первого взгляда: высокая, костистая, коротко стриженая, волосы можно было определить, как тёмные, но выглядели они сивыми из-за обильной седины. Зато голос хозяйки, манера говорить понравились сразу. Вообще манеры казались милыми и приятными. Ну, некрасивая. Страшноватенькая даже. Так это не вина, а беда. Светлана разом как-то успокоилась, почувствовала себя уверенней. Сын хозяйки, тот самый больной мальчик, понравился мгновенно. Худенькое, бледное существо с умными синими глазами. Отменно воспитан, но робок. Позже выяснилось, что он начитанный, способный и старательный.

Ольга Александровна предпочла вначале обрисовать ситуацию. Смущалась, часто приносила извинения за беспокойство. Поэтому предварительная беседа затянулась. Светлана с глубоким сочувствием выслушала кучу медицинских терминов и комментарии к ним, из коих сумела только понять, что болезнь Павлика заключается в трудноисправимых дефектах крови и сосудов. Подобное успешно лечат за границей, но нужны огромные деньги. Может, когда-нибудь случится чудо и... Вот поправится муж , Константин Алексеевич, у которого несколько лет назад случилась тяжёлая травма позвоночника, и тогда появится возможность зарабатывать деньги на лечение Павлика. Так же Светлана сумела понять, что сперва Константин Алексеевич обзавёлся травмой, а уж потом на свет появился Павлик, болезнь которого и была обусловлена плохим здоровьем отца.

Идя домой после первого урока, Светлана возмущалась про себя. О чём, интересно знать, люди думают? И чем, собственно, думала эта Ольга Александровна, рожая ребёнка от мужа-инвалида? На что рассчитывала? Своё желание иметь детей осуществляла. Боялась, её женское время выйдет. Вон какая старая. А мальчику теперь всю жизнь мучиться. И все вокруг скакать должны, бросив собственные дела, помощь оказывать. Хуже всех, разумеется, ребёнку. Ольга Александровна должна была просчитать последствия своих желаний. Ладно, хотелось ей трудностей, пусть. Но сын её ради чего страдать должен?

Надо заметить, подобные, прагматичного характера, мысли скоро оставили Светлану. Чем дольше она ходила в этот дом, тем больше ей там нравилось. Удивительно уютная атмосфера. Атмосфера очищающей всё вокруг себя любви. С таким явлением Светлане сталкиваться пока не приходилось. Дрон обычно говаривал ей, мол, всё когда-нибудь происходит впервые. Но здесь, Светлана это знала определённо, случай редчайший, чуть ли не единичный. Можешь специально целую жизнь искать и не найдёшь. Ей просто колоссально повезло встретиться с невероятным. В её семье, например, тоже был тёплый любовный настрой. Ан, не такой. Сдержанный, стыдящийся проявиться в полную силу. В доме Ольги Александровны любовь не знала тисков расчёта, осуждения, страха за будущее, всего, что обычно останавливает её у других людей. Она бескомплексно и свободно осеняла своими крылами Ольгу Александровну с Павликом и, вероятно, хозяина дома, Константина Алексеевича, увиденного Светланой впервые очень нескоро. Он стараниями друзей находился на излечении то в больнице, то в санатории. А любопытно было познакомиться с человеком, способным сотворить нечто необыкновенное, настоящее чудо в убогой квартирке панельного дома. Не он один творил, конечно. Ольга Александровна с Павликом тоже. Но они с таким восторгом, с таким придыханием говорили об отце и муже. Впрочем, друг о друге они упоминали не менее трепетно. Светлана вскоре перестала тяготиться дополнительной работой, перестала воспринимать её благотворительностью. Ходила к Ольге Александровне и Павлику в гости, к добрым друзьям, не помощь оказывать. И после уроков ей было жаль покидать их, покидать их уютный дом. Ольга Александровна перестала казаться староватой и страшненькой. Нет, она была очень красивой женщиной. По-настоящему красивой. И вовсе не из-за сияющей любви, проглядывающей в каждой морщинке, каждой складке постаревшего до срока, усталого лица. Следы тяжёлых, трудных лет, горя и усталости скрывали её красоту от невнимательного взора. Светлана не сомневалась — в молодости Ольга Александровна была очень хороша собой. Да и осталась бы такой, но... превратности судьбы помешали. К парикмахеру Ольгу Александровну надо, к косметологу, в бутик за хорошей одеждой. Мир тогда ахнет. Пока ахала одна Светлана. Мысленно. Как удавалось этой обделённой судьбой женщине держаться на плаву? С утра Ольга Александровна убирала некий офис, после обеда мыла подъезды. Уложив Павлика спать, садилась шить на заказ, делать мелкий ремонт одежды для соседей. В промежутках готовила, убирала квартиру, стирала и гладила, занималась с сыном и принимала гостей. Да, да, именно гостей. Замечательно, что Павлик стремился из всех своих маленьких сил облегчить матери жизнь, проявлял недетскую самостоятельность. От него Светлана узнала, что мать с сыном любили петь. В доме присутствовало фортепиано. Старенькое, подержанное. Кто-то из друзей нашёл бесплатный вариант с самовывозом и организовал этот самовывоз. Теперь Ольга Александровна потихоньку обучала сына. Он играл за второй класс музыкальной школы. Вполне сносно. Хвастался, что умеет петь по нотам. Мать научила. О пении по крюкам толковал. Оставалось диву даваться. Не злобствуют люди, не терзаются отчаянием, не сжигают себя завистью. Радуются всему хорошему и петь по нотам учатся. Друзей, добрых знакомых у этой семьи насчитывалось великое множество. Вечно кто-то звонил, приходил, помогал. Светлана за всю свою жизнь не встретила столько отзывчивых, бескорыстных людей, сколько за год в этом доме. Сначала ей казалось — это люди совесть свою умасливают. Потом поняла, не так, не правильно ей казалось. Кто в наше время со своей совестью считается? Да никто. За редким исключением. С реалиями жизни считаются, да. Со своими интересами. С выгодой — тоже. Здесь другой случай наблюдался. Абсолютно уникальный. Людей как магнитом тянуло к яркому свету настоящей любви, душевного тепла. Нравилось быть нужным. Нравилось видеть адресованную тебе радостную улыбку. Ольга Александровна, несмотря на явную хроническую усталость, подобную неизлечимой болезни, каждого знакомого встречала с радостью. Интересовалась делами, заботами. Чутко всматривалась, вслушивалась в настроения своих гостей и угадывала то, что человек прятал в себе глубоко из-за различных неосознанных страхов. Стремясь отогреться подле чужой любви, щедрой доброты и света, оттаять, почувствовать и себя искренно любимым, действительно значимым, тянулся в убогую квартирку самый разнообразный народ, готовый за право выпить чашку чаю с Ольгой Александровной горы сворачивать. В любой иной ситуации Светлана закомплексовала бы, почувствовала бы себя ущербной, принялась бы сравнивать чью-то необходимость с собственной ненужностью никому. Но не в этом случае. Она сама точно так же, словно мотылёк, летела на свет яркой божьей лампады. Какое сердце билось в груди Ольги Александровны! Необъятное. Всех вмещало. Всем доставался в нём индивидуальный уголок.

— Не понимаю, как у вас сил хватает, — однажды не утерпела Светлана. — Откуда вы столько любви черпаете?

Ольга Александровна на секунду лишь задумалась, сдвинув красивого рисунка брови. Ответила солнечно:

— Любовь — штука странная, знаете ли. Сколько ни отдавай, всё назад возвращается. Если это любовь, конечно, а не мираж, не обман чувств. Даже когда невзаимно любишь, готов со всем миром поделиться. А уж если, как у нас с Константином Алексеевичем, две любви складываются, то через край бьёт. Разве вам в моменты счастья никогда не хотелось поделиться им с первым встречным?

Хотелось. Светлана с удивлением вспомнила два месяца перед свадьбой с Алексеем. Действительно, счастье переполняло её, било через край. Им и впрямь хотелось поделиться со всяким встречным. Только... очень быстро исчезло куда-то такое желание. Как, впрочем, и ощущение счастья.

— Но ведь у других людей совсем иначе? Не так?

— Если настоящая любовь, то так. Это чувство безмерно. Его на целую толпу может хватить.

— Значит, настоящая любовь — очень большая редкость, — задумчиво проговорила Светлана больше для себя, чем для Ольги Александровны. Та ласково усмехнулась с едва заметной жалостью высшего посвящённого к осваивающему азы неофиту.

— Каждому в жизни даётся шанс.

— Нет, — Светлана покачала головой. — Редко кому. Девяносто девять процентов вообще без всякой любви обходятся. Некоторые её искать-то перестают.

— И тем не менее, — Ольга Александровна тряхнула коротко стрижеными седеющими волосами. — Каждому судьба даёт возможность.

— Только счастливых людей единицы, а несчастных — миллионы.

— Хм... здесь не любовь, не судьба тому причиной. Люди сами виноваты.

— Как это?

— По-разному случается, — Ольга Александровна вздохнула, словно вспомнила что-то нелёгкое из своей жизни. — Эгоизм, слабость натуры, расчёт, комплексы всякие. Системы ценностей у людей разные. Поверьте, мне многое пришлось увидеть, понять. Одни боятся любви. Слишком многое она требует отдать, ничего не обещая взамен. Боятся и сбегают. Другие невнимательно смотрят. Знаете, эдак целеустремлённо вперёд взгляд направляют. Точно знают — их любовь там, за горизонтом, как в одном старом шлягере пелось. А она в тот момент совсем близко, рядышком. Только руку протяни. Идёт бок о бок, ждёт, когда её, бедную, заметят. Не дожидается обычно, умирает. Случается, некоторым вот именно сейчас не до любви, потом когда-нибудь. А пока надо погулять вволю или карьеру делать, или иной какой интерес справлять. Ещё бывает, что продают её. За блага и выгоды.