— Никто. Сама видела, Витя. Скажи спасибо, до Галины Ивановны пока не дошли слухи о твоём прыжке. Знаешь, почему ты не стал мириться с Шуриком, никому ничего не сказал о Павлике? Боялся, все увидят твои хорошие качества, твою доброту, отзывчивость, перестанут считать крутым, безбашенным, перестанут уважать, изведут насмешками. Вот эта боязнь и есть настоящая трусость, Витя. Далеко не каждый представитель сильного пола способен её преодолеть и, следовательно, быть настоящим мужчиной. Подумай на досуге о моих словах. С Шуриком я тебя помирю, не проблема. Зайди сегодня ко мне в кабинет часам к четырём. А сейчас давай, топай на алгебру. Через минуту звонок будет.

Слегка обалдевший Рябцев остался на месте, диким взором провожая спокойно удалявшуюся Светлану. Она посмеивалась про себя, довольная результатом. Последний её пассаж, — о настоящей трусости, — был чистой воды импровизацией, которая, кажется, удалась. Только бы Люле не проболтаться. Шею намылит за самодеятельность. С другой стороны, надо опыта набираться, не всё на панкратовских помочах ходить.

Она ждала Рябцева к условленному времени. Не дождалась. Не пришёл, струсил, поросёнок. И Ковалёв, коему назначила явиться чуть позже, не явился. Вместо "сладкой парочки" в дверь постучал Миронов.

— Светлана Аркадьевна, дело есть.

— Какое?

— Посоветоваться бы надо.

— Проходи, Серёжа, не перекрывай доступ воздуха в кабинет.

— А? Чего?

— Входи, говорю, посоветуемся.

— Ага.

Она разбиралась с его проблемами два часа, после чего сама отправилась за советом к Люле. И у Панкратовой минут сорок просидела. По мнению той, пришла пора переходить к разработке секретной операции по спасению девочек, начиная не с Игнатовой или с Кахаевой, а с заводилы Галиуллиной.

После работы прямой наводкой Светлана устремилась к Вишневецким на занятия с Павликом. Нос к носу столкнулась с выходящими из подъезда Ковалёвым и Рябцевым. Поболтала с ними пять минут о Павлике. Делая вид не удивлённого ничем человека. Проводила мальчишек взглядом.

Витька догнал её на втором этаже, шумно выдохнул, с вызовом заявил:

— Видели, Светлана Аркадьевна? Вот так. Я не трус. Я сам всё сделал, без вашей помощи.

Недобро поблёскивая глазами, набычившись, ждал её реакции. Она спокойно ответила:

— Видела. Ты не трус. Я всегда это знала.

— А чё тогда сегодня в школе наехали?

— Не наехала. Просто напомнила тебе, что ты не трус. Нельзя, Витя, себе в серьёзных делах поблажки делать. Один раз сделаешь, второй и... пиши — пропало. Кстати, как Александр Ильич воспринял твоё шефство над больным мальчиком?

— Нормально. Без выпендрёжа.

— А просьбу о помощи?

— Удивился сначала. Чё спрашивать? Сами видели. Куда он теперь с подводной лодки денется?

— Вот и хорошо.

— Ну, я пошёл. Нам с Шуркой ещё в одно место слетать надо.

Витька умчался. Светлана покрутила головой, усмехнувшись очередному рябцевскому фортелю. Не стал при Ковалёве с ней говорить, не захотел показать Шурику свои неформальные и честные отношения со Светланой. Не захотел раскрыться перед другом до конца, свин эдакий. Остерегается, в пятнадцать лет жизнью битый и тёртый, нечаянной боли боится.

Через неделю она увидела Рябцева на тренировке. Специально завернула к школьному стадиону, полюбоваться своими пацанами. Вид делала, будто случайно мимо проходила. Ей, как и Рябцеву, не хотелось открыто показывать свои истинные чувства. Витька бегал по полю с азартным выражением лица. Ладный, стремительный, ловкий. Мяч казался приклеенным к его бутсам. Выходило, неказистый Рябцев может выглядеть удивительно красивым, невероятно привлекательным, когда он на своём собственном месте, только ему предназначенном.

Мальчишки, разумеется, сразу заметили Светлану. Но тоже притворились. Мол, ничего не видим, важным делом заняты. Пусть, пусть классная посмотрит на настоящих парней. Классная догадалась, стояла, смотрела, никуда не уходя. Они первые не выдержали. В перерыве пошли к ней. Почти все пошли. Двигались неторопливо, вразвалочку. Потные, тяжело дышащие, перебрасывающиеся короткими фразами. Демонстрировали ей свою взрослость, самостоятельность, независимость. По лицам Светлана легко читала, как хочется им сорваться с места, подбежать, восторженно выплеснуть впечатления. Сами себе не позволили. Приближались с достоинством. Дескать, не малышня идёт, взрослые парни. И ей ничего не осталось, только поддержать игру, уважая их стремление казаться старше, значительнее.

Розалия Борисовна, бессменный завуч начальной школы, обратилась к Светлане с просьбой. Пусть её мальчики возьмут шефство над малышами и создадут футбольную команду для третьих классов. Светлана ничего обещать не могла. Вряд ли её пацаны захотят возиться, сами пока не сильно выросли. Но обещала сделать всё возможное.

Лев Яковлевич огорошил. Вызвал в кабинет и официально объявил: команду он записал на участие в районном первенстве. Мальчишки прыгали до потолка. Светлана паниковала. Команда только сформирована, не сыграна. Пацаны её пока ничего не умеют. Проигрыш или, того хуже, вылет из турнира могут отбить мальчишкам руки. Или ноги? Короче, отбить желание заниматься футболом всерьёз. Задумывая команду, она, прежде всего, рассчитывала на воспитательный эффект, на возможность слегка подтянуть мальчиков, привести в божий вид. Для чего Лев Яковлевич поторопился?

Незадолго до педсовета к ней в кабинет заявилась Хмура. Поблёскивая стёклами очков, тяжело уронила:

— Нам нужно поговорить.

Светлана готовно кивнула. Нужно, так нужно. Жестом пригласила сесть. Первой рта не раскрывала, ждала. Помолчав, Галина Ивановна пошла в атаку:

— Скажите, для чего вы создали эту дурацкую футбольную команду? Дешёвую популярность решили заработать? Дутый авторитет?

Светлана оскорбилась до глубины души.

— Я хотела использовать возможность через команду влиять на мальчиков, проводить среди них воспитательную работу. Мой авторитет меня не волнует.

— А зря, — быстро парировала Галина Ивановна. — Не имея авторитета, вы не сможете влиять на них в нужном нам направлении. Только настоящий авторитет должно зарабатывать по-другому. Нельзя опускаться до уровня учеников, следует их подтягивать до своего уровня.

Теоретически её заявление выглядело абсолютно верным, неоспоримым. Вот практически... Похоже, завуч путала божий дар с яичницей, видела не звёзды — их отражение в пруду.

— У вас есть конкретные предложения, Галина Ивановна, есть проверенные рецепты? Так поделитесь, — встала в оборонительную позицию Светлана.

— Рецепты? — брови Хмуры высоко взлетели над золочёной оправой. — Сколько угодно. Возьмите соответствующую литературу, почитайте. Вы уже не маленькая, сами можете справиться, без моих подсказок.

— В том-то и дело. Читала, много читала. Ничего лучше найти не смогла, — Светлана ощутила, как начинает заводиться в предчувствии острой, ожесточённой полемики. Галина Ивановна тоже почуяла её настрой, углубляться в дебри педагогических методик не решилась. Слишком зыбкая почва. Применила давление, проверенный временем административно-командный метод.

— Я вижу, мы с вами не договоримся, — она неловко поднялась, обеими руками опираясь на парту. — Вы не хотите по-хорошему. Значит, поступим иначе. Вы распустите команду по приказу. Дети должны прежде всего учиться. Они для этого в школу ходят. Учиться, слышите, не мяч пинать.

— Во-первых, они и без футбола учиться не хотели. Вам ли не знать? Распустить команду — они вообще прогуливать начнут, глупые демонстрации устраивать, — вспылила Светлана. — Во-вторых, Лев Яковлевич им разрешил. Даже сам на соревнования записал. Знаете, почему? Он умный человек. Прекрасно понимает: футбольная команда дисциплину в классе подтянет, вообще пользу принесёт не только моим мальчикам, но и школе. Школу по-другому в районе начнут оценивать. Внеурочную воспитательную работу у нас пока никто не отменял.

Аргументы выглядели железно. Домашняя заготовка. Не без помощи Люли, само собой. Галина Ивановна замолчала, обдумывая услышанное. Интересно, как теперь выкручиваться будет? Выкрутилась красиво.

— Ну, что же... Если Лев Яковлевич разрешил... Только для чего обязательно футбольная команда? Вы бы лучше театральную студию организовали. В помощь урокам литературы.

— Галина Ивановна, — смягчилась Светлана, — у моего класса направленность другая, спортивная. У меня самой к режиссуре нет ни склонности, ни способностей. Это надо к Дубову обращаться. Попросите Павла Николаевича театральную студию вести. В школе хватает неорганизованных классов, педагогически запущенных детей.

— Павел Николаевич от нас уходит, — вертикальная складочка пролегла у Галины Ивановны меж бровей, придав выражению лица оттенок горечи. — Заявление вчера подал.

— Как? — поразилась Светлана. — Куда уходит? Почему?

— По семейным обстоятельствам уходит. А куда — не говорил. Доработает год, отгуляет отпуск и всё.

* * *

Громкий гул голосов раздражал. Табачный дым, пластами плавающий в зале, ел глаза, забивался в нос, в горло, не давал дышать. Всего одно преимущество удерживало Светлану за столиком. Мощный вентилятор гонял пласты табачного дыма и горячий воздух, создавая иллюзию слабого ветерка. На улице и того не наблюдалось. Там господствовала африканская жара. Вот и вечер уже, а прохлады не предвидится. Прогревшиеся за день, раскалённые кирпичи, бетон, асфальт отдавали назад тепло, повышая общую температуру. Над тротуарами маревом колыхался видимый глазу горячий воздух. Некоторые деятели голубого экрана громко возмущались в эфире согражданами, не имеющими представления об утренней процедуре принятия душа. Телевизионная реклама предлагала пользоваться дезодорантами ведущих фирм. Дезодоранты не помогали. Светлана возмущалась рекламой, экранными деятелями. Принимаешь душ, обливаешься с ног до головы дорогими дезодорирующими средствами. Одеваешь всё чистенькое, выглаженное до хруста. И на работу. Сначала автобус, потом метро. У некоторых после метро опять автобус. Или троллейбус, трамвай. В вагонах — теснота, давка, скотоперевозки — не вагоны. Дышать нечем, смешение запахов от дезодорантов пресловутых, от духов, разнообразной туалетной воды. Лица у людей лоснятся от пота, волосы постепенно становятся влажными. Пропадают причёски, растекается макияж. Сам очень быстро начинаешь ощущать липкость подмышками, медленно ползущие по позвоночнику горячие струйки. Вываливаешься из вагона через несколько остановок в том состоянии, в коем следует не путь на работу продолжать, а немедленно отправляться под душ, к свежему белью, чистой одежде.

— Светка, ау! Кравцова, мать твою! Замечталась, корова? — Лёха не умел разговаривать с ней другим языком. — Ещё по пиву?

— Я — пас. Передышку сделаю. У меня и так внутри всё плещется.

— Плещется? — растянул до ушей тонкие губы Лёха. — не беда, рыбок запустим. Зеркальных карпов разводить станем. Ква-ква-квариуме. Ты вот салатик, шаурму сожри, картошечку. Пиво в желудке бутить надо.

— Чего делать?

— Бутить. Жратвой засыпать и утрамбовывать, утрамбовывать.

Светлану смех разобрал. Она ярко представила себе процесс утрамбовки жратвы. Взялась за вику и... отложила её.

— Не могу, Лёш. Из-за жары наверное. Есть совершенно не хочется. От одного запаха мутит.

— Тогда давай ещё по пиву, — Лёха, не дожидаясь согласия, выбрался из-за стола и пошёл к бару. Торопился налиться пивом под завязку. В спокойной обстановке. Пока не появилась Юля, не взяла процесс под жёсткий контроль. Она запаздывала к некоторому удовольствию своего супруга.

Лёха нашёл Светлане работу в одном из плодящихся, как грибы после дождя, турбюро. Работа не бог весть. Но хорошо оплачиваемая, с периодическими зарубежными поездками. Для обсуждения вопроса Скворцов пригласил Светлану в забегаловку под грубоватой вывеской "Кружка". Интерьер, обстановка, публика — всё было грубоватым. Зато большие порции и очень доступные цены. В принципе, необходимую информацию Лёха мог скинуть подруге по телефону. Не захотел. Не интересно. Возник замечательный повод нарушить спокойное течение будней, встретиться на нейтральной территории, хлебнуть лишек пивка по столь выдающемуся поводу. Иначе прихоть Лёхи расценить Светлана не могла. Дрону надыбанный Лёхой для боевой подруги вариант работы категорически не нравился. Участвовать в обсуждении вопроса он отказался наотрез, в "Кружку" не поехал. Скорее всего, не вакансия в турфирме была виной. По всему, он не хотел видеть Светлану, до сих пор обижался.

— О чём задумалась, Кравцова? — Лёха с грохотом опустил полные кружки на стол.

— О Дроне, — Светлана смотрела на приятеля наичестнейшими глазами. Могла позволить себе завести разговор о Юрке легко и свободно. Скворцов ничего не знал о случившимся с ними грехопадении. Поговорить же на волнующую тему хотелось смертельно.

— О Дроне? — Лёха прищурился. Глаза стали колючими, лицо — жёстким. И жёстко зазвучали интонации. — Ну, коли уж ты сама начала, тогда послушай меня, голуба. И не перебивать, ясно?!

— Как скажешь, — немного перепугалась Светлана. — Ты на меня наехать вздумал? За какие провинности?

— За такие! — Лёха в буквальном смысле слова окрысился. — Давно хотел с тобой поговорить, да жалел.

— Чего жалел?

— Не чего, а кого. Тебя, дуру. Дрона жалел. Ты, Кравцова, хоть и свой в доску мужик, но баба из тебя получилась поганая. Вот сколько лет мы знакомы?

— Не знаю, не считала...

— А ты посчитай. Не сейчас, овца лагерная. На досуге. Сейчас сиди тихо, нишкни, меня слушай. О Дроне она думает! А не поздно ли спохватилась? Молчи, сказал. Тебе о Дроне с самого начала думать надо было. Нет, ей замуж за Овсянникова понадобилось. Хорошо сходила, понравилось? Не понравилось, ясен пень. Тебе бы тогда к Дрону пойти. Стыдно ей, видите ли, стало. Слышал я, слышал, что ты ему на мальчишнике плела. Упустила мужика, кукла безмозглая. Судьба пожалела, второй шанс дала. Дрон развёлся. Вот он, бери и пользуй. Опять — не хочу. Как же, как же, мужика в нём не видно, одна бесплатная скорая помощь. Ей литератора подавай, в костюмчике, при галстуке, с галантерейными манерами. По театрам и выставкам с ним шастать, высокие материи обсуждать.

— Он не литератор, он словесник, — недовольно поправила Светлана. Не ждала от Лёхи суровой отповеди.

— Без разницы, кто он там. Лично мне пофиг. И вообще, было сказано — не перебивать. Без твоей помощи собьюсь. Когда Дрона с того света вытаскивали, ты за ним ходила, как иная жена за мужем ходить не будет. Ну, думаю, порядок, вот сейчас наладится у ребят, переедет Светка к Дрону. Свадьба, салатики, хорошо-о-о... где уж там. У тебя опять мозги на сторону свернулись. Отвечай, как на духу: у тебя совесть есть? Хоть босяцкая? Сколько можно из Дрона жилы тянуть? Не любишь мужика — отвали в сторону. А издеваться над ним больше не смей!

— Я издеваюсь? Я? — вытаращилась Светлана. — Он сам меня видеть не хочет.

— А ты как думала? — Лёха с наслаждением отхлебнул из кружки, перевёл дух. — Сколько, по-твоему, мужик за бабой ходить может без всякой надежды на взаимность?