Теперь Светлана бежала по утрам на работу едва ли не в припрыжку. У неё изменилось настроение. Морской волной нахлынуло желание работать, тянуться за Дубовым, подражать ему, учиться у него. Очень понятное желание. Какие бы ситуации ни возникали, правым всегда выходил Павел Николаевич. Логика его выглядела безупречной. Светлане не терпелось постичь образ мысли, подход, взгляды Дубова и перенять, сколько получится. Люська посмеивалась. Но и она стала следить за своим языком, поступками и за своим внешним видом, чему коллеги удивлялись. Впрочем, за своим языком, поступками, внешним видом в достаточной степени принялись следить все. Особенно трудовик с физкультурником. Никому не хотелось оказаться причиной вежливой и тонкой, иронично-язвительной усмешки Павла Николаевича. Вроде, ничего не сказал человек, а ты уже вспотел с ног до макушки, прекрасно понимая, чему непосредственно адресовалась усмешка.
Сам Дубов, похоже, не подозревал, какие значительные сдвиги произвёл в школе за сравнительно короткое время. Он просто жил, работал, общался с людьми. Свободно и естественно. Закулисное пространство его не интересовало. Частенько, правда, он выглядел задумчивым, ушедшим в себя. Тогда хмурая складка появлялась на его переносице. Или же он начинал приставать с расспросами к учителям, жившим в районе местонахождения школы. Танечка Шергунова поделилась информацией. Вроде Дубов пытается найти кого-то из знакомых, живущих неподалёку. Танечке не особо верили. Во всём, не имевшим прямого отношения к математике, Шергунова точностью не отличалась. Она путалась, забывала важное, добавляла от себя детали и собственные соображения частенько выдавала за реальные факты. Но при этом Танечка была столь мила, очаровательна, готова принести извинения, если её ловили на несоответствиях или прямой фальсификации, что ей прощались скопом все грехи. Приучились делить шергуновские сообщения на два, а то и на три. Вот и тогда не обратили внимания. Впоследствии Светлана жалела, что не догадалась расспросить Танечку подробнее. Пока же её целиком поглотили наблюдения за Павлом Николаевичем. Постепенно она убеждалась в его принадлежности к рыцарскому сословию. И чем более его таковым признавала, тем сильнее страдала от несправедливости жизни. Ну, почему, почему ей не везёт? Ждать много лет, с каждым днём теряя надежду, а когда рыцарь появился, выяснить, что он не про тебя. Не к твоему рылу крыльцо.
— Дура ты, Светка, — поучала Панкратова, заметившая нездоровый интерес Светланы к Павлу Николаевичу. — Старый он для тебя. У вас разница лет в пятнадцать.
— В тринадцать, — поправляла Светлана, краснея. Она, как бы ненароком, однажды поинтересовалась точным возрастом Дубова у Галины Ивановны.
— Тебе молодой мужик нужен. Чтоб любил жарко. Лет на пять старше, но твоего поколения, понимаешь? А этого ещё в разгар советской власти клепали. Другой менталитет, восприятие, другие принципы. Всё, короче, другое. По моим прикидкам он занудой должен быть и педантом.
— Чепуху ты городишь, Люсь, — Светлана упрямилась, закусывала нижнюю губу. — Придумала себе неизвестно что.
— Ничего не придумала, — вдруг грустнела Люська. — Не слепая, вижу, как ты на него смотришь.
Светлана пугалась. Неужели так заметно? Впрочем, особой наблюдательностью в школе одна Панкратова славилась. Остальным невдомёк было.
— Ты за меня не переживай, Люсь. Он на меня и не смотрит. Ему не интересно.
— Зато ты на него постоянно смотришь. Мозоли на глазах ещё не натёрла? Эх, Аркадьевна, энтим макаром только жизнь себе портить. Зациклишься на мужике, а тебе обломится. И всё... Тыщу лет только о нём будешь думать, на других не посмотришь. Или того хуже, всех остальных будешь с ним сравнивать. Не в их пользу. А годы идут. Оглянешься, ан время твоё ушло безвозвратно. Всех нормальных мужиков давно разобрали, остались одни обмылки.
Люська говорила серьёзно, без обычного озорства в выпуклых глазах, без нагловатой ухмылки. С горечью говорила. Про себя, про свой опыт, — поняла Светлана. Вообще, серьёзных вещей о себе Люська никогда не рассказывала. Не любила. А сейчас приоткрылась. Зачем? Почему? Светлане доверяет? Светлана внимательно изучала Люську. Старалась понять. Жалела её из глубины существа. Люська жалость уловила, вмиг закрылась привычной грубоватостью:
— Ты на меня подумала, что ли? Зря. У меня с мужиками полный порядок. Пруд пруди. Выбирай — не хочу. Я их вообще меняю по расписанию.
— Это как? — оторопела Светлана.
— Список составила, и меняю. Сначала с первым по списку полгода живу, потом со вторым, и так далее.
Люська шутила, конечно. Но Светлана помнила ехидную фразу Галины Ивановны о достатке у Люськи мужского внимания. Где же здесь правда?
— Я вот что тебе, Аркадьевна, посоветую, — Панкратова опять всерьёз озаботилась судьбой Светланы. — Ты себе Дубовым голову не забивай. Мозги замусоришь. Отвлекись на дело какое-нибудь.
Совет показался хорошим. Отвлечься и впрямь не мешало. Хоть немного подумать о чём-нибудь, кроме Дубова. Очень кстати в тот момент нарисовались Дрон со Скворцовым. Они купили машину. Одну на двоих. Жаждали покрасоваться перед Светланой, поделиться радостью с человеком, не способным завидовать.
Светлана шла с работы домой. Изрядно уставшая, задумавшаяся, как всегда в последнее время, о Павле Николаевиче и своих отношениях с ним. Потому не сразу сообразила, что сигналят. Сигналили, между тем, отчаянно и, видимо, всё-таки ей. Никого другого в тот момент в обозримом пространстве не наблюдалось. Но сигнал-то автомобильный. Недалеко от подъезда приткнулась тёмно-синяя тойота. Это уж потом Светлана узнала — тойота, а не что-то другое. В автомобилях не разбиралась. Могла определить, отечественное авто или иномарка. Но какая именно — не могла.
Иномарка эта продолжала истерично сигналить. У Светланы среди автовладельцев практически ни одного знакомого не числилось. Не считая Ромы Павлова. Тот, правда, владел "москвичом" последней модели, цвета взбесившегося помидора. А в данном случае красовалась благородная иномарка с зализанными, обтекаемыми формами. И Светлана не среагировала на сигналы. Решила, это кого-то из дома на улицу вызывают. Водитель, лодырь несчастный, из-за руля выползать не хочет, уродует свой клаксон, аккумулятор сажает. Про клаксон и аккумулятор ей Рома Павлов объяснял по схожему случаю. Каково же было её удивление, когда обе передние дверцы иномарки распахнулись и возле них выросли знакомые до одури фигуры.
— Светка! Оглохла, что ли?! — гаркнул Дрон, совершенно не заботясь об окружающей среде. — Мы тебя зовём, зовём.
Светлана осторожно подошла и шёпотом, заранее пугаясь предполагаемого ответа, вместо приветствия спросила:
— Вы что? Машину угнали?
И она сама, и её вопрос, наверное, показались парням слишком комичными. Они радостно захохотали. Причём Скворцов смеялся даже громче Юрки, довольно хлопая себя ладонями по бёдрам.
Они повезли Светлану по городу. Просто так. Катались. Демонстрировали возможности новоприобретённой машины. Увеличивали скорость, резко тормозили. Восторгались стеклоподъёмниками, автоматической коробкой передач, лёгкостью в управлении. Чисто дети, ей-богу. Немного сетовали на какую-то подвеску. Светлана ни слова не понимала. В салоне было много комфортней, чем у отечественных автомобилей. Комфорт она оценила в полной мере. С удовольствием болтала, отчего-то не переживая за свою безопасность. Помнила про десантный опыт Дрона. Представление о десантниках имела по фильмам. Исходя из него, считала, что Дрон умеет всё на свете и умеет хорошо. Весело интересовалась:
— Как машину делить будете?
— Никак, — беспечно отозвался Дрон. — Она нам для работы нужна. Для дела. Ну, ещё Лёхиных предков с дачи, на дачу перевезти.
— А твоих?
— А у моих дачи нет.
— Родители, наверное, гордятся? — Светлана радостно оглядела друзей. Она-то ими точно гордилась. Дело их развивалось вполне успешно. Приобретение машины — весомое тому доказательство.
— Юркины гордятся, — помрачнел вдруг Скворцов. — Мои не очень-то.
— Почему? — Светлана растерялась, почувствовала неловкость, видя, как гаснет постепенно, покидает оживление Лёху. В самом деле, непонятно.
— Жаба задушила, — неожиданно откровенно признался Скворцов. — Машину на Дрона оформили. Мне только доверенность сделали. Папахен иззуделся весь, почему оформили не на меня.
— Он Дрону не доверяет? — опешила Светлана.
— Он никому не доверяет, — Лёха, сидевший на переднем сидении рядом с Дроном и бесконечно поворачивавшийся к Светлане с пояснениями, сел прямо. Надувшись, как мышь на крупу, смотрел в боковое окно.
— Да ладно, ребята. Не будем о грустном, — Дрон перестроился со скоростной полосы в правый ряд. — Радоваться надо уже тому, что есть. Придёт время, у каждого по машине заведётся.
— А эта?
— А эту продадим. Или на фирму запишем чуть позже. Лёха, ну, хочешь, мы на тебя нашу ласточку перепишем?
"Счастливый у Дрона характер, — подумалось Светлане, — щедрая какая натура". Действительно, Юрка не был обидчивым, жадным, склочным. Мог без звука снять с себя последнюю рубаху и отдать тому, кто попросит, кому нужнее. Для супруги, для родителей тяжко, скорее всего. Для прочих подарок судьбы. Редкое ныне качество — доброта. Из Юрки доброта била фонтаном, орошая всех подряд, без какой-либо избирательности. Учитывая армейское прошлое Дрона, оставалось лишь удивляться. Кругом только и разговоров было о постафганском, постчеченском, вообще постармейском синдроме. Из горячих точек парни возвращались психически нездоровыми, неуравновешенными, делившими мир на десяток "своих" и всех остальных — "сволочей", "врагов". Дрон же, как после клинической смерти, неуёмно любил мир, людей. Активно радовался жизни, заражая своей радостью тех, кто находился рядом. Вот и сейчас сумел отогнать гнетущее ощущение чего-то тяжёлого, неправильного. Скворцов улыбнулся краешком губ. Взгляд его смягчился.
— Как сделали, так и будет. Если моего папахена слушать, то повеситься можно.
— Тогда забудь, — легко посоветовал Дрон. — Скажи лучше, где машину обмывать станем?
— Вы что, ребята?! — возмутилась Светлана. — Только не сегодня. У меня дел невпроворот. И без того полночи просижу. А если сегодня, то без меня.
— Ну как без тебя? — Скворцов глянул через плечо. — Без тебя не по правилам получится. Дрон в дрю-сю-сю напьётся. С ним и поговорить не о чем будет.
— Скажи лучше, что тебе некому будет лекцию о компьютерах читать. И поучать некого будет.
— Это тоже, — вдруг согласился Скворцов, снова покосившись через плечо. Проверял реакцию Светланы, надо полагать.
— Да, солнце моё, — Дрон посмотрел на Светлану в зеркальце заднего вида, — всё спросить хочу, но стесняюсь. Ты сегодня какая-то не такая, странная. На себя не похожа. Что-то не так?
Светлана пожала плечами. Всё было так. Даже лучше.
— Уж не влюбилась ли ты часом, голубка наша?
Скворцов моментально кинул на Дрона настороженный взгляд. Опять через плечо покосился на Светлану. Та медленно краснела, не зная, куда деть глаза. Ответила, стараясь казаться равнодушной.
— Нет, вроде. Не думаю.
— Ага, — беспричинно разозлился Скворцов. — Не знаю, наверное, может быть.
Дрон опять внимательно взглянул на приятельницу в зеркало.
— Покраснела. Значит, точно влюбилась
Лёгкие, радостные нотки в его голосе исчезли. Остались добрые, ласковые. Светлана огорчилась. Она ненавидела собственную манеру краснеть по любому поводу, выдавая себя с головой. Ненавидела, но поделать ничего не могла. Теперь надо выкручиваться.
— Да не влюбилась, — она досадливо вздохнула. — Просто нравится один человек. Если нравится, значит, непременно влюбилась?
— Кто он? — вопросом на вопрос среагировал Дрон.
— Так... На работе. Словесник новый.
— Хороший человек?
— Очень.
Скворцов теперь сидел нахохлившись. В разговор не встревал. Обиделся. А на что, спрашивается? Светлана тоже нахохлилась. Не могла же она до конца жизни одна быть? На какое её поведение, интересно знать, эта сладкая парочка рассчитывала? Придёт время и женится Дрон, обзаведётся семьёй Лёха Скворцов. А ей, получается, век одной куковать, чтобы друзья не огорчались? Счастливый характер Дрона не позволил тишине надолго повиснуть в салоне.
— Ладно, не хочешь — не говори. Сиди молча, слушай меня. Я намедни картинку одну забавную имел удовольствие наблюдать. Даже Лёхе ещё не рассказывал. Третьего дня ехал в маршрутке от метро "Речной вокзал". И влезла к нам молодая мамаша с дитём лет четырёх. Дитё пакостное, вредное. Ноет каждые три секунды: "Мам, купи покемон"...
Дрон повествовал артистично, не растекаясь мыслию по древу. Где он такие истории умудрялся подсматривать? Натуральные анекдоты. Этого не знал и Скворцов. С трудом верилось, что они случались реально. Юрка божился в отсутствии плагиата. Своими глазами видел, своими ушами слышал. Может, и не врал. Чего только в жизни не случается.
— Вышли они. Все вздохнули с облегчением. Кто глаза прячет, кто посмеивается в кулак. И тут моя соседка на весь салон говорит: "Дура! Уж лучше бы она ему покемон купила".
Скворцов хохотал так, что сполз с сиденья. До слёз смеялась и Светлана, хотя и краснела, пока Дрон рассказывал. Бывает же такое. Нарочно не придумаешь. Наверное, судьба Юрке особое везение подарила. Куда ни пойдёт, всюду с анекдотом столкнётся. Оно и хорошо. Поездка закончилась весело, без обид. Договорились в субботу обмыть машину. Опять у Дрона. Опять пивом с воблой. У Светланы организм нежный, водку трудно принимает. Скворцов же всегда пиву предпочтение отдавал. А Дрон шёл на поводу у большинства.
* * *
Обмыли машину. Хорошо посидели, душевно. И разбежались, как всегда, на неопределённое время. У Дрона с Лёхой свой бизнес, у Светланы работа. Все заняты, всем некогда. И опять Светлана вернулась к мыслям о Дубове. Вернее, мысли эти вернулись к ней. И рада бы избавиться от них. Но если ничего равноценного в жизни нет, разве избавишься? Странное существование наступило. Как в полусне. Просыпалась, точнее будет сказать, возвращалась в реальный мир Светлана тогда, когда реальный мир её теребить начинал, требовал активного участия. Чаще всего трясла Светлану Панкратова. То детей вместо неё на окружную олимпиаду надо свозить, то предметную неделю провести, то придумала Люська поставить спектакль на английском языке. Выбрала для постановки ни много, ни мало "Пигмалиона". Светлане пришлось дома по вечерам возиться с текстом пьесы, адаптируя его для почти не знающих английского языка учеников. Та ещё работёнка! Затем и Галина Ивановна решила Светлану встряхнуть. Вызвала однажды к себе в кабинет, начала интересоваться свободным временем, делами, частными уроками, которые сама же и обеспечила. Яснее ясного, это она издалека заход прокладывала, не торопилась к делу приступать. Светлана не любила всякие дальние подступы. Спросила:
— Галина Ивановна, что-то нужно? Так вы прямо скажите.
— Понимаете, Светлана Аркадьевна, у меня к вам просьба. Большая просьба. Вы, конечно, имеете полное право отказаться. Никто не обидится.
