Я и ответить не успел, так быстро и красиво она перевела разговор на другую тему. Так мой сюрприз заключался в том, что свидетелем я позвал Вишневецкого. Здорово будет опять собраться втроём.

Я несколько раз заходил к Косте домой. Никак не мог застать. Наконец налетел на него в подъезде. Он убегал по делам, невероятно спешил. На ходу выслушал меня. Не поинтересовался, на ком женюсь, что за невеста, равнодушно бросил:

— Красивая хоть?

Его равнодушие меня задело. Подумаешь, занятый какой!

— Сам увидишь, — фыркнул я, тут же решив, что если ему не интересно, то нечего и рассказывать. Сделаю ему такой же сюрприз, как и Оле. Всё-таки раньше мы были не разлей вода. Короче, промолчал. Договорился лишь о дне и времени встречи у ЗАГСа. Костя побежал по своим неотложным делам, а я смотрел ему вслед и продолжал чувствовать себя уязвлённым. Разве так поступают со старыми друзьями? Он мог для приличия вид сделать, что рад за меня. Мог. Но не стал.

Подошёл день свадьбы. Я вёл себя словно тихопомешанный. Мне казалось, что я непременно забуду кольца. Боялся, Костя не придёт. Он мог. Подобные штучки за ним водились. Подозревал, что Оля опоздает, как она это обычно делала, встречаясь со мной, и нас откажутся регистрировать. Мерещились всякие ужасы. Какое-то недоброе предчувствие щемило грудь. Моя Оля сбежала из-под венца? Нет, что вы. Не сбежала. Она человек честный, порядочный и крайне щепетильный. Уж если дала слово, то держит его твёрдо. В отличие от других. Она, представьте, даже не опоздала. Явилась на четверть часа раньше. Я только ждал увидеть свидетельницей Ритку, а Оля позвала Ленку. Ритка была очень серьёзной особой, и мне она нравилась значительно больше недалёкой, вздорной Ленки, известной вертихвостки. Маргарита, это выяснилось позже, наотрез отказалась быть свидетельницей. Мне бы тогда задуматься. Предупреждающий звонок. И очень существенный. Марго, как понимаю, не хотела в фарсе участвовать. Да только в день свадьбы думать я вообще не мог. Сплошное нервное возбуждение и голова погремушкой.

В соответствии с ожиданиями не было ни фаты, ни белого платья. Оделась Оля очень красиво, но на невесту походила мало. Хоть бы цветочки к волосам приколола, что ли. Так, нет же. А что Вишневецкий? Да ничего. Явился раньше Оли и побежал в ЗАГС договариваться с фотографом, разные другие моменты организовать. Он её и не видел.

Я тогда Оле белые розы подарил. Огромный букет. Самые лучшие белые розы, какие можно было отыскать в Москве. Всю ночь держал их в ванне с холодной водой. А? Боялся, завянут. Оля букет не взяла. Они с Ленкой сразу повернулись ко мне спиной и что-то там стали поправлять в одежде, поддёргивать, подкручивать. Вот в этот момент и выскочил из дверей Костя. Закричал мне весело:

— Ну, всё, пора. Где невеста-то?

Посмотрел на Ленку.

— Эта? Знакомь.

Эта? Ага! Щаз-з-з! Таких отродясь не держали. Я развернул Олю, взял за руку и подвёл к нему, тайно предвкушая результат.

— Знакомься. Моя будущая жена, Оля.

Костька растерялся. Видели бы вы его физиономию. Стоял, хлопал глазами. Смотрел то на неё, то на меня и ничего не мог понять. Секунд пятнадцать, не меньше. Потом глаза у него подозрительно заблестели. Он встряхнулся, картинно поцеловал ручку сперва Оле, затем Ленке. И эдак галантерейно промурлыкал:

— Вишневецкий. Константин. Ежели изволите припомнить, ранее уже был вам представлен.

Я смотрел на Олю и не мог понять, какое конкретно чувство плещется в её глазах. Растерянность, беспомощность, огорчение? Шут гороховый этот Костька. Вечно лезет со своими шуточками к месту и не к месту. Я уже обдумывал, что бы такое резкое ему сказать. Но Оля и без моей помощи справилась. Улыбнулась вызывающе.

— Помню, помню. Имела когда-то особую честь пользоваться вашим расположением.

Щёлкнула по носу. Туше. Костя был повержен. Шаркнул ножкой и потупил очи. Оля полюбовалась его смущением, повернулась ко мне и коротко, второй раз решая мою участь, скомандовала:

— Пошли, Павлик.

Ну, мы и пошли расписываться. Знаете, судьба в этот день постоянно посылала мне различные знаки. Даже в самом ЗАГСе. Разбилась бутылка шампанского, которую мы принесли с собой. Оле с Ленкой пришлось убирать следы бутылкокрушения, мне — выслушивать отповедь работников сего богоугодного заведения, а Косте — бежать за новой бутылкой. Из-за досадного происшествия нашу очередь передвинули на три пары. Пришлось долго сидеть в ожидании. Затем, когда мы расписались, обручальное кольцо никак не хотело налезать на мой палец. Оля вся покраснела от натуги, пытаясь протолкнуть его через сустав. Удивительно. Ведь при покупке оно и надевалось и снималось легко, свободно. Покупали с запасом. То ли у меня на нервной почве пальцы отекли, то ли ещё что... Костя, Ленка и та корпусная тётка с красной лентой через плечо, которая нас регистрировала, дружным хором шептали:

— Покрути, покрути.

Или Оля не слышала, или смысл их слов не доходил до её сознания. Она продолжала самозабвенно пыхтеть над моим пальцем. Тогда и я тихо, сквозь зубы прошипел:

— Покрути.

Она вскинула на меня непонимающие глаза.

— Кольцо покрути, — пояснил я так же тихо, начиная раздражаться. Она сообразила наконец, что требуется. Еле заметно кивнула. Сделала, как надо. Кольцо заняло положенное ему место. И все вздохнули с облегчением. Только теперь я думаю, это были мне знаки. Какие? Знаки судьбы. Судьба подсказывала, что не надо жениться, что это ошибка. Но кто же сразу понимает туманные подсказки? Тем более, дальше всё пошло как по маслу. Думаете, одни женщины придают значение мистическим вещам? Вовсе нет. Разумеется, мужчины отмахиваются. Реноме надо соблюдать. На самом деле, многие мужчины не менее впечатлительны, чем женщины. И не менее суеверны. Что дальше? Дальше — больше.

Вечер в кафе был чудесным. Раньше недалеко от метро "Маяковская" находилось вполне стильное, недорогое кафе со своими музыкантами. Оно так и называлось "Молодёжное". Очень приличное заведение. Особенно для студентов с их грошами. Там мы и сидели. Чудесно и чуть-чуть странно. Я много пил, пытаясь снять напряжение. Грезил наяву. Никак не верилось, что прекрасная женщина, привлекающая столько мужских взглядов, моя жена. Вишневецкий? Тоже много пил. Острил, изящно ухаживал за Ленкой, которая в своей простоте его изящество оценить, конечно, не могла. Время от времени танцевал с Олей. Он в тот вечерь вообще не отводил от неё глаз. И они у него блестели. То масляно так, то вовсе непонятно, странно, будто он заплакать собрался. Да вы что? Чтобы Костька плакал? Я это один раз в жизни видел. И то через десять лет. Нет, у него глаза блестели совсем по другой причине. Удивительно, как всё это помнится. Словно вчера происходило. Помню ещё, он нас провожал. Ленка уехала раньше, сильно огорчённая. Она на Костьку глаз положила. Планы, видимо, строила. А он ей поймал такси, заплатил шофёру и вернулся к нам. Он явно был лишним и не хотел этого понимать. Любой намёк демонстративно пропускал мимо ушей. Отправился нас провожать. Мы вместе добрались до дома, в котором мне повезло снять комнату в коммуналке. Ему пора было уходить. Но он всё тянул. Вдруг обнял меня за плечи, отвёл немного в сторону и сказал:

— Ну, ты и хитрец. Какую женщину отхватил! Смотри теперь в оба. А то уведёт её какой-нибудь хмырь... вроде меня.

И громко рассмеялся. Поцеловал Оле руку. Нежно и бережно. Опять громко рассмеялся, прощаясь. Я сделала десяток шагов из приличия, провожая его, хотя мне не терпелось вернуться к Оле. И тут он выдал негромко:

— Первая ночь... Чёрт! Почему первая? И почему ты? Не знаешь, а?

Сказал с нехорошей, пошлой интонацией. Смотрел с недоброй усмешкой. Точно ушат холодной воды мне на голову вылил.

— Ты пьян. Пойди, проспись, — посоветовал я, стараясь говорить мирно. Он снова засмеялся. Не слишком натурально, надо сказать. Ушёл в конце концов, горланя незнакомую мне песню про романтиков. Я стоял, смотрел ему вслед и пытался понять, зачем он унизил меня. На душе было мерзопакостно. Дружба наша с Костей закончилась. Мы не ругались, не ссорились. А будто подрались. Разрыв ощущался мной слишком отчётливо. Утешало одно соображение. Я был не причём. Не по моей вине, не по моей инициативе. Знаете, есть люди, которые не умеют прощать? Я из их числа. Оля тоже смотрела вслед Вишневецкому. Стояла, прислоняясь спиной к двери парадного, смотрела на уходящего Костю и горько усмехалась. Может, она и слышала наш разговор. Скорее всего, слышала.

Мы не видели потом Вишневецкого три года. Кое-какие слухи о нём иногда доходили до нас через общих знакомых, бывших одноклассников. Но слухам верить? Вот это, простите, действительно только женщины могут.

Ольга оказалась хорошей женой: умной, понятливой, вообще интересным человеком. Быстро научилась хорошо готовить. Всегда старалась придумать что-нибудь повкуснее из самых дешёвых продуктов. Мы первые годы были очень бедны. Сначала две стипендии. Потом две мизерных зарплаты. Она научилась шить и пыталась мелким ремонтом, шитьём прирабатывать. Свободного времени и у меня, и у неё почти не было. Но она умудрялась много читать, бегать по выставкам, театрам, в филармонию. И меня пыталась гонять. Всё у неё получалось складно и ловко. Не сразу, конечно. Случались и пригоревшие кастрюли, и прокисшие щи, и окрасившееся при стирке бельё. Но она очень быстро училась. Может, на работе в книгах полезных советов рылась. Я, честно говоря, не знаю, как она преодолевала трудности. Никогда не интересовался. Главное, дома чисто, ужин вкусный, в шкафу ни одной грязной рубашки. Всё прекрасно, всё замечательно. Одно меня огорчало. Любой наш конфликт она переносила невозмутимо и равнодушно, хотя по натуре резкая, вспыльчивая. Она была слишком ровна, вот что. При этом прекрасно умела дать понять, что я веду себя по-свински.

Я сейчас часто вспоминаю первую ночь нашей совместной жизни. Ну, ту, после вечера в кафе. Да не кряхтите вы так, ничего... хм... интимного. Я был пьян до неприличия. Постоянно к ней лез. Ей даже пришлось ударить меня по рукам. В самом деле, с пьяным общаться какое удовольствие? Целоваться, допустим. И прочее тоже. Она заставила меня умыться, раздеться и лечь на старенький диванчик. Укрыла пледом. Сказала:

— Ты так напился, что мне смотреть на тебя не хочется. Спи, завтра всё будет по-другому.

Может, не совсем это сказала. Но смысл приблизительно таков. Помню, пытался трепыхнуться раза два. Она только отстранялась устало. Мне было стыдно, неловко. Подумает ещё, что я озабочен сверх всякой меры. Постарался закрыть глаза и быстрей уснуть. Получилось не сразу. Меня штормило. Что, знакомое выражение? А состояние? Ну, не хотите, не отвечайте. Главное, понимаете. Последнее, что запомнилось в ту ночь: Оля сняла свои австрийские туфли, поставила стул возле окна, села на него. На стул, то есть. Да, она сначала открыла окно настежь, а уж потом села. Свежий воздух — это здорово. Ночной ветерок добрался до меня. У меня лоб горит, а тут вдруг прохлада. В общем, я заснул. Проснулся довольно поздно. Долго лежал, не открывая глаз. Привыкал к новому для себя положению мужа. Одновременно испытывал и счастье, и ущемлённость. Вы, наверное, понимаете, почему. Когда открыл глаза, вижу, Оля сидит на том же самом месте, в той же самой позе. Всю ночь так, что ли, просидела? Нет, на подоконнике две бутылки пива стоят. Где-то ведь умудрилась достать. С бутылочным пивом тогда дела обстояли непросто. Это она мне похмелье собиралась лечить. Не знаю, что вы подумали сейчас, уж больно подозрительно хихикаете. Любой нормальный мужчина на моём месте порадовался бы, что у него сообразительная жена. Да прекратите вы уже хихикать. Вы подумайте! Вот не представлял, что с кем-то абсолютно аналогичный случай был. А он, этот ваш друг, он что, любитель выпить? Странная закономерность, однако. Чего в жизни только не встретишь. Во всяком случае, убеждать вас мне не придётся. И вашему другу, и мне умные жёны достались, понимающие. В последнее время я стал задавать себе вопрос, почему она не спала в ту ночь? О чём думала, сидя у окна, подперев щёку рукой? Теперь-то точно ответ не найти. Потом мы с Олей не раз вспоминали эпизод с пивом и всегда смеялись. Я, кажется, упоминал, что Оля по отношению ко мне вела себя слишком спокойно и ровно. Ничего, если я повторяюсь? Угу. А между тем, постоянно бурлила из-за событий, происходящих на стороне. Со мной не допускала никаких нежностей. Я, прямо скажу, не большой любитель всяких нежностей, но от Оли я их ждал. Жаждал всеми фибрами души. Со временем понял, что она на них неспособна. Ни на нежности, ни на ласку. И успокоился. Мне даже стали нравиться наши сдержанные отношения. Своеобразный англизированный вариант. Кончилось обычным итогом. Мы притёрлись друг к другу, привыкли к такой нашей жизни. Я по своему складу человек кабинетный, и редко Оле удавалось расшевелить меня. Чуть позже она и пытаться перестала. Единственно, раз в месяц мы обязательно выбирались куда-нибудь вместе. Чаще всего в гости к моим родителям. Оля шутила, дескать, таким способом она "вывозит в свет мужа". Детей у нас не было. По моей вине. Я очень уставал на работе. Часов мне дали много. Классное руководство, кабинет, факультатив, кружок. Надо было как-то зарабатывать. Знаете, насмотришься на детей в школе, наслушаешься грохота, писка, визга, и начинает тянуть к тишине, к покою. К уединению, в общем. Если же своих детей заводить, то и дома не отдохнёшь. И дома будут писк, визг, вопли. Пелёнки, подгузники. Ночью не выспаться. Нет уж, благодарю покорно. Короче, не хотел я детей. И одного ребёнка не хотел. Категорически. Оле говорил, что ей с её больным сердцем беременеть опасно. Мол, боюсь за её здоровье. Много чего говорил. На все мои доводы Оля не отвечала, лишь хмурилась. С каждым разом больше и больше. В остальном жизнь наша шла гладко. Мы считались образцовой супружеской парой. Мои родители всегда боялись, что Оля с её решительным характером затолкнёт меня под каблук. Ничего подобного. В доме всё делалось по моему желанию и хотению. Это примирило моих предков со снохой. Да и я в конце концов так уверился в своей жене, что стал частенько на неё покрикивать. Да, да, и покрикивал, и капризничал. Она терпела молча. Чем больше она мне прощала, тем дальше меня заносило. Теперь-то понятно, вымещал на ней три года своего бесплодного ухаживания. Самоутверждался за её счёт. Но тогда... Совесть моя голоса не подавала, молчала себе в тряпочку. И я полностью убедил себя, что так и должно быть. Так и было бы. Но на нашем горизонте вдруг появился Вишневецкий.

Мы к тому времени обзавелись крохотной квартиркой на Чистых прудах. За выездом, разумеется. Олины родители постарались, пробили. С перспективой впоследствии получить квартиру в новостройках. Вам не понять, сколько радости доставили комната с кухней, коридорчиком и совмещённым санузлом. Своя! Ни родителей, ни соседей. Ни к кому не надо подстраиваться. Ремонт делали сами. Мечтали, планировали. Прямо под окнами, вернее, почти под окнами, Чистопрудный бульвар. Я полюбил, возвращаясь с работы, полчаса проводить на бульваре. Гулял. Стоял возле пруда и наблюдал за лебедями. Тогда там оставалось ещё целых два лебедя. Представляете? В хорошую погоду пенсионеры прямо на скамейках играли в шахматы. Тихо, спокойно. Однажды, идя с работы и совершая привычный моцион, я случайно наткнулся на Вишнёвую Косточку. Сказать, что он был сильно подшофе, не сказать ничего. Он сидел на скамейке. Нет, не сидел, а полулежал. Весь какой-то расхристанный. Смотрел прямо перед собой мутными, ничего не видящими глазами. Никого вокруг себя не замечал. Таким Костю мне видеть не доводилось никогда. Естественно, я подошёл. Пришлось приложить кое-какие усилия, прежде чем он смог сосредоточиться, сфокусировать взгляд на моём лице и начал узнавать.