— О-о, — вздохнула Ира.
Сделала хвостик сама себе, он, само собой, получился кривым. Она переделала, тот скривился в другую сторону. Так она и переделывала, пока нас не позвали. Эстонцев мы выгнали, заперли дверь и пошли петь. Отрепетировав, мы увидели, что теперь идут репетировать эстонцы, а мы отправились тренироваться на греческую эстраду до самого ужина, на который мы пошли в костюмах. Тут же мы увидели замученных эстонцев. Так вот кто завывал на синей даче так долго!
Покушав, мы пошли строиться по рядам, но что-то у нас не заладилось, и мы встали парами. Любимый детский сад! Хотя теперь уже, наверное, дедский, точнее, бабский! Я прорвалась вперед вместе с Гельсу.
— Ольг! — позвала Ира.
— Лариск! — позвала Гельсу.
— Рокировочка! — развела я руками.
Мы поменялись. Ирка потыкала мне назад. Там Подушка с Одеялом стояли, пригнувшись, дабы видеть свою руководительницу, прыгавшую вокруг них. Подошли вожатые, сообщили ей, что поведут они, та радостно упрыгала к Людмиле Евгеньевне. Вожатые ушли в конец процессии, как замыкающие, Ирка с Подушкой быстро поменялись местами. Впередиидущие были крайне напуганы новым имиджем Иры.
— А это кто? Кто это его к нам поставил? — удивились они.
— Никто меня сюда не ставил, если я иду сам, — ответил им Подушка.
Девчонки поменялись с впередиидущими, которым было все равно, с кем я позади них иду. Мы шли с Подушкой и обсуждали предстоящий концерт. Ира с Одеялом спорили по поводу того, кто займет место выше.
— Ты как думаешь? — спросил у меня Подушка, когда мы выслушали все аргументы Иры и Одеяла.
— Я думаю, Украина нас всех! — ответила я.
Пройдя еще немного, мы наткнулись на котят, еще слепых. Мы потолкались около них немного и пошли дальше. Нас предупредили, что местность меняется. Слева яма, справа обрыв, и хлипкие перила. Ромашка! Я и в сумерках-то пять раз споткнулась, что же будет в темноте? Мама дорогая! Ладно, не буду переживать заранее, когда совсем стемнеет, тогда и буду переживать!
Вскоре мы дошли до места, там нас построили по рядам. Мы с Ирой удачненько сели на стыке, Одеяло с Подушкой — тоже. Красота! Начался концерт ("Белочку" украинцы опять промазали, но выкрутились, просто не спели). Мы сидели с Ирой и с нашатыркой, изредка занюхивая.
— Что это вы тут нюхаете? — спросил Подушка.
Я махнула ваткой и, немного не рассчитав, попала по носу. Подушка вдохнул, осоловело захлопал глазами, выпрямился и поскорее вдохнул ртом.
— Глаза закрой, драть будет! — сказала я.
Он не успел.
— Хорошо, тушь не потечет, — философски заметила Ира.
Подушка проморгался, нашатырка выветрилась. Тут начали объявлять места. Мы довольно долго ждали своей очереди.
— Бронзу первой степени завоевал старший концертный хор музыкально-хоровой школы "
* * *
" имени г-на N, категория А2, — объявил диктор.
Бронза? Бронза! БРОНЗА?!
Тут объявили и место эстонцев, у них была бронза второй степени. Одеяло рот открыл.
— Да, Украина нас всех сделала, ты была права, — сказал Подушка.
Мы дружно порадовались, что не попали в почетные хоровые коллективы, которым не досталось никакого места. Кстати, наши мелкие получили бронзу второй степени, мелкие эстонцы — тоже какую-то бронзу.
— Ну вот, у всех бронза, — сказал Подушка.
— А мы вообще все бронзы понабрали. Солистка третью, мелкие вторую, мы первую.
— Лучше бы всю взяли, — вздохнул Подушка.
— А вам — диплом почетного хоровика? — подколола я.
— Ну, одну бы нам оставили!
Одно утешение — салют был просто обалденный, и такой близкий! Я чихала, Подушка прикрывал глаза, Ира сталась не смотреть.
— У тебя аллергия на фейерверк? — спросил Подушка.
— Нет, на Украину, — ответила я.
Все равно обидно! Очень! Бронза! РОМАШКА! Мелкие плакали, некоторые старшие тоже. А ненормальные украинцы, наши давние знакомые, радовались. На этом концерт закончился, и мы потопали обратно. Господи, как же темно! Всё, куйте гроб, до дачи я не доберусь. Всенепременно где-нибудь упаду, и поминай, как звали, учитывая рельеф местности!
Вот это темнотища! И когда это я придумала переживания оставить на потом? Что ж меня тогда никто не остановил? Как я теперь-то пойду? Мы до оврагов еще не дошли, а я уже пять раз споткнулась. Да я еще и на шпильках! Чем я дома думала, когда эти туфли с собой брала?! А-а-а-а-а-а-а-а! Я, кажется, сейчас упаду! О-о! Я больше не падаю, интересно, чьими стараниями?
— Аккуратнее, — сказал Подушка и поставил меня на место.
Я не сделала и пары шагов, как почва снова стала уплывать у меня из-под ног. Меня снова поймали, и снова, я поскорее уцепилась за Подушку, который усердно не давал мне падать.
— Именно! — сказал он.
Я не стала отпускать и уцепилась поудобнее. Как хорошо-то!
Мы дошли до железных ворот — входа в лагерь "Лазурный". Почти пришли, я шагнула поспешно вперед и тут же поняла, что споткнулась, причем слишком капитально. Ромашка, тут вход нехороший: сверху притолока, снизу порог. А-а-а-а! Меня подхватили в последний момент. Все нормальные люди цепляются за что-то, чтобы не упасть, а я, наоборот, все отпустила и отправилась в свободное падение.
— Нет, ты с ума сошла. Все нормальные цепляются, а ты... — поразился Подушка.
— А вот такая, — пробормотала я, озабоченная целостностью ног.
Вроде бы перешагнула! Теперь можно идти смело! О-а-а-а-а! Да что же, их тут два? Оказалось, я перешагнула воображаемый порог, споткнулась об реальный и, выпустив все из рук, собралась отбывать в направлении оврагов. Тут Подушка не выдержал.
— Ой,... ай... что-то я уже вверх падаю, — обеспокоилась я.
— Где ты падаешь? — чуть снизу и совсем рядом раздался голос Подушки, я шугнулась и, наконец, поняла, что идти мне больше не надо, меня несут. Вот как здорово! Вот как хорошо! Надоело уже спотыкаться и падать!
Я всласть налюбовалась на звезды с луной и прочие ночные прелести. А потом сообразила, что Подушка тоже может упасть...
После концерта часть наших попадало в обморок. Их несли вожатые, и наши, и чужие, но на всех вожатых не хватило. Часть наших маленьких несли наши же девчонки, мелких эстонцев, тоже в обмороке, несли сами же эстонцы. Ну и я теперь, как мелкая эстонка, на руках у Подушки. Благодать!
— Осторожнее, там порог! — громко сказала я.
На меня дико покосились, но ничего не сказали. Судя по тому, что никто не упал, информация вовремя достигла нужных мест.
— Мм... везет, а? — воскликнула Ира, увидев, какая у меня лошадка.
— Ме-ме-ме!
— Бе-бе-бе!
— Вон у тебя есть, — я махнула на Одеяло.
Ира радостно, будто получив официальное разрешение и диплом наездника, запрыгнула Одеялу на спину и уцепилась. Тот то ли правда не заметил, то ли сделал вид. Оба варианта одинаково устраивали Иру.
Мы дружно поехали дальше.
— Ой, как тяжело подниматься, — пробормотал Одеяло.
Подушка меня чуть не выронил, еле передвигая ноги, я прозорливо уцепилась получше, хохотали мы оба.
Пизанская башня начала клониться назад, и тут же произошло феноменальное крушение.
Мы долго и со смаком хохотали. Ира поднялась и как следует отчитала Одеяло за произвол. Тот обалдел и, похоже, действительно ничего не понял.
— Вы какой отряд? — спросили у нас.
— Мы — тринадцатый, и он тоже с нами! — тут же ответила я.
Вожатые разбирались с остальными, им было глубоко фиолетово, кто в каком отряде. Эстонцы быстро сложили нас в кучку девчонок и смылись.
— Над морем ночь спускается, Артеку спать пора, — начали вечерний моцион мы и мстительно добавили. — Ага! Спокойной ночи, лагерь наш, до самого утра. Ага!
Мы выбрали дежурного командира методом магического тыка, который на сей раз попал в меня. Дружно причитая, мы отправились восвояси, уже сопровождаемые эстонцами, которые успели переодеться. Гады, а мы еще в платьях!
Я взяла ключ, открыла всем комнаты и сдала ключ. Круто! Вся комната в сборе в платьях, и два эстонца на тумбочках, отчаянно тормозящих или успешно прикидывающихся. Пока все безуспешно пытались их выгнать, я пинком согнала Одеяло, залезла к себе, сняла подъюбник, надела шорты, быстро сняла платье и напялила футболку.
— А-а.... — Ира и рот раскрыла от удивления, следом за ней эстонцы и вся комната.
— Эх, колготки забыла снять!
Ира еще какое-то время побуравила эстонцев взглядом, потом плюнула и переоделась при них. Челюсть звонко стукнула об пол, и эстонцы вышли, волоча ее за собой. Мы поскорее переоделись. Каждый взял свои банные принадлежности и помчался в ванную. Мы с Ирой пошли в душ для "чоловiкiв", где не было очереди ни в каком виде, спокойно и быстро вымылись и потопали обратно. Я спихнула принадлежности Ире, а сама пошла в смежную комнату. Там я узнала, что сегодня дежурит Дима — бильярдный шар, что будет нам полный писец, и что он никому не нравится. Вспылив, я дернулась к двери, но ручки там не было, я кое-как открыла дверь штырьком, и тут меня посетила гениальнейшая идея: почему бы не лишить дверь и оставшейся ручки? Все меня поддержали, но рассудили, что прямо сейчас выдирать глупо.
В комнату забежал упомянутый вожатый, оря благим матом "пора спать". Я повыпендривалась, изображая, что буду спать на стене, и показала, что пошла спать к себе, сама же вернулась. Мы задумали коварный план мести и начали расставлять ловушки. Тут послышались тихие шаги наших эстонцев.
— Девчонки, а вы что тут... Ы-а!
На горизонте появился шар, эстонцев как ветром сдуло, и почему-то в мой шкаф, причем даже мне весьма маленький. Как они туда вдвоем поместились? Ума не приложу!
Дима попыхтел и вышел. Мы быстро донатягивали веревочки. У Иры заиграла МП3, Дима пулей ворвался в комнату. Бух, тадыцк, дадацк, шлеп, шмяк. Кое-как он дошел до веранды, эстонцы выколупались из шкафов и попрятались по другим местам. Дима с таким же грохотом прошел в смежную комнату, не нашел ручки и пошел обратно, все круша по пути, мы ржали. Ира придержала дверь, бедный вожатый и эту никак не мог открыть.
— Что, сговорились меня тут запереть? Да вы же тут будете заперты вместе со мной! — заорал он.
— Пожалуйста, дайте поспать, — застонал кто-то.
Он запыхтел сильнее и стал распинаться по поводу того, что сейчас нам будет плохо, если мы его не выпустим.
— Сейчас мы тебя с кипариса спустим, — пообещала Ира.
— Да ты... ты.. не посмеешь! — заорал он.
Ира вытащила бледную в ночи руку с длинными черными ногтями и шипастым браслетом, Дима струхнул, судорожно дернул за ручку и выбежал из комнаты. Тут вылезли эстонцы. Из еще одного шкафа с платьями.
— Х... Ха... Ха-ха-ха-ха, — заржала Ира, глядя на все это.
У Подушки было платье мини-мини и слюнявчик на голове, Одеяло же, похоже, больше платья напугался. Подушка подозрительно стащил слюнявчик с головы.
— Парик слетел, — захохотала я.
Он поскорее отправил его к платью. Все повесили на место.
— Слушай, а как это вы в одни шкаф упаковались? — ужаснулась Ира. — Педики...
— Кто? — любопытно переспросил Подушка.
Ирка повторно захохотала, я уже не смеялась, только икала. Ему объяснили. Бедный парень! Возмущению его не было предела.
— А... а... а как будет тоже самое, только наоборот? — подскочил он к Ире.
— В смысле? — прикинулась дурочкой Ира.
— Ну, как будет "аблюмнаб" по-русски.
Во отжигает парень! Я не могу! Все!
— Это у тебя надо спрашивать, — ответила ему Ира.
— Ну, нет...
— Все время пришло, — сказала я, поднялась и пошла в смежную комнату.
Дерг, дерг, ДЕРГ! Ручка погнулась, но осталась у меня в руках. Этого мне и надо было.
— Ы, смотри, — ужаснулся Одеяло, тыкая в меня пальцем.
— Ну и что? — бегло осмотрев меня, Подушка снова вернулся ко мне взглядом, на сей раз ошалелым.
Я выдрала ручку с мясом и всеми причиндалами.
— И куда её деть? — спросила я.
— Положи и все, — сказала Юля. — Круто! Круто! Слушайте, это круть!
Дверь мы закрыли, чтобы больше никто не открывал, ушли к себе в комнату.
Haleluia
— Halleluiah! Halleluiah! Halleluiah! Halle-eluiah! — заорали во все горло мы, эстонцы с нами. Вот тупицы, им-то прятаться надо! Я выразительно постучала согнутым пальцем по лбу. Они спохватились, пораскрывав рты. Подушка быстро упаковался под Иркин матрас, Одеяло — под мой. Послышался характерный шум прыгающего человека, Подушку оттуда как ветром сдуло. Ну Ира дает, рекорд по выгонянию поставила. Тут я почувствовала себя под матрасом, ибо тот встал на дыбы от Подушкиного движения. Он одним махом выгнал оттуда Одеяло и улегся сам. Матрас опустился, я вылезла. Вообще охамел! Я со всего размаху хорошенько пнула матрас.
— Ам... э...
Но дверь уже открылась. Дима вошел и тихо закрыл дверь. Одеяло попытался вылезти, Ирка со всего размаху звезданула по матрасу и увидела стоящего около двери Диму.
— Ы... А... — Ира улеглась на место и стала театрально хихикать. — Ха-ха, ха-ха-ха-ха. Ха-ха-ха!
Теперь пришла моя очередь лупить матрас, тот уже перестал дрыгаться, я все еще стучала, чисто машинально. Эстонец попытался мне что-то сказать, но ему помешала подушка. Закон подлости. Подушке помешала подушка!
Все стали "просыпаться" и шуметь.
— Ну, метеор! — пробасила Валя. — Прям как я!
— А давайте-ка ПОСПИМ! — сказала я.
— Ха-ха, ха-ха-ха, — по слогам сказала Ира, сдерживаясь. — Украинцы...
Ох уж мне их "С кем?"! Дима все еще стоял, все зашумели и рассмеялись.
— Давайте еще раз духа вызовем! — предложил кто-то.
Подушка был очень раздосадован тем, что я его не выпускаю, и лег в позу, подперев рукой подбородок.
— Сейчас бильярдный шар... — попыталась предупредить Ира.
— Все? Ножки протянул? — расхохоталась Валя, увидев, что бедный эстонец смирился с возлежавшей на нем Ирой и вытащил ноги из-под матраса. Услышав ее слова, он подрыгал ногами. — Видимо, в процессе.
Шум все возрастал, мы с Иркой не знали, как их предупредить о том, что Дима тут все еще стоит.
— Ну что, все прослушал? — напрямую спросила Ира у Димы.
Он только открыл рот, чтобы ответить, как мой матрас стал подскакивать.
— Бунт хомячков! — вскликнула я, пытаясь подавить восстание.
— Мы хомячков не боимся!
— Ой, таких больших боимся!
До Подушки не доперло, он планомерно продолжал бунтовать.
— Н-да, кильки в томатном соусе, — подергав за свой матрас, сказала Ира.
Все расхохотались и предложили для полноты комплекта запихнуть туда вожатых и провозгласить Шпроты.
— Все прослушал? Все, все? А теперь уходи! Уходи, говорю! Уходи! — наехала на Диму Ира.
Все стали перешептываться, мол, Ира сама с собой разговаривает, и тут Дима выплыл, челюсти звонко застучали, падая. Теперь о существовании Димы знали все, кроме смежной комнаты, хомяка под моим матрасом и кильки под Иркиным. Килька дрыгала ногами, хомячок — руками (наверное, осознавал, что если попробует шевелить ногами, то будет матрас-самолет, точнее "падолет-наполшлеп"). Дима прошел в другую комнату и прослушал все, что ему пожелали рассказать тамошние девушки. Тут кто-то вспомнил песенку с хорошими словами "Падали, но поднимались", и стали скандировать. Диму она очень бесила, ибо он страдал особой падучестью. Смежная комната неожиданно заткнулась, видимо и до них дошло. Дима отступал через нашу комнату. Тишина.
