— Свою кровать мочить не буду, — отмахнулась я от него. Даниил на последнем издыхании добежал до нее, видно поняв, что там безопасно.
— А я за дверью спрячусь! — сказал Одеяло и тут же получил остальные полбутылки. — Остудился! Ха-ха-ха!
Я похихикала и вернулась вместе с Даниилом к украинкам. Блондин тут же уселся ко мне на колени, а серенький с брюнетом принялись стонать и рыдать, ибо опоздали.
— У меня самый нервный или самый правдоподобно ревущий? — спросила Ира, изучая брюнета.
Второе казалось более вероятным. Тут дверь тихонько-тихонько отрылась, и в комнату заглянул Подушка.
— Минералочки еще нет? Жалко... — посетовала я.
Подушка зашел целиком и уставился на мелких, потом раскрыл рот, потом глаза и попятился. Мелкие дружно захохотали, блондин спросил у Даниила, тот ли это придурок (само собой, характерным жестом), Даниил покивал. Я сделала тот же жест и схватилась за голову. Эстонцы! Черненький оценил Подушку, подошел к нему и подергал его за руку. Тот наклонил к нему голову, мелкий протянул руки. Подушка замахал своими, отстраняясь и строя рожицы. Наверно, и я так же смотрюсь, когда ко мне подходят мелкие. И что же всех к длинным тянет! Высоты не боитесь?
Серенький воодушевился и что-то сказал Подушке. Даниил ужаснулся и покрутил пальцем у виска, теперь уже косясь на мелкого.
— Что?
После долгих объяснений и намеков я поняла, что серенькому пришла в голову "отличная" идея, отличная от обычного. Ему приспичило покататься верхом на Подушке на Пушкинском гроте! Я тоже покрутила пальцем у виска и эмоционально объяснила, что с ним будет, если он это сделает.
— Вот самоубийца, на Пушкинский грот забраться самой-то а-а-а, — Лариса пошаталась. — А если на Подушку, то еще и его угробит. Посадят потом, если выживет, а грот переименуют в Подушкинский.
Даниил спросил, о чем это мы, Подушка ему перевел. Он сначала слегка опешил, но потом расхохотался. Может, он что-то не то перевел? Мелкий блондинчик тяжко вздохнул, я спросила, что такое, он покачал головой и положил ее ко мне на плечо. Мелкие тоже ночами не спят? Даниил с Подушкой одинаково изумленно уставились на меня.
— У меня все мелкие спят, — сказала я.
Иркин мелкий оживился и что-то сказал, да такое, что Подушка с Даниилом выставились на него с одинаковым ужасом, он что-то покаянно пояснил, видимо, оговорился, бедняга. Подушка что-то усилено стал советовать мелкому, Даниил поддакивал, показывая, что надежнее удушить. Ирка показала брюнету кулак, тот немедленно успокоился.
— Действует так же, как на Одеяло, — сказала я.
— Во-во, — кивнула Ира. — Ты попробуй со своим, как с Подушкой.
— Как? Напульсники стащить? Так я уже стащила! — сказала я. Подушка с интересом стал рассматривать мелкого. — Резинка — это не к нему, это к Даниилу, но ее я тоже стащила.
— Тогда ничем не могу помочь, разве что мелкого подговорю, пусть он заорет и всех разбудит!
— Эх, не надо.
Ксюша протянула мне одеяло.
— Что, еще и одеяло в коллекцию? — спросила я, заворачивая мелкого, тот устроился еще лучше. Даниил хихикал, Подушка искал глазами Одеяло. Ну да, ему же не видно, что мы про одеяло говорим. Блондин совсем уснул, а серенький стал жалостливо сетовать на свою горькую судьбинушку. Подушка с Даниилом долго слушали, а потом заржали.
— Два блондина! Не разбудите третьего, а то будет вам а-та-та от Одеяла, а он не блондин, он брюнет! — сказала я им.
Подушка перевел Даниилу, тот удивленно посмотрел на меня.
— На, — Ира ссадила черненького Даниилу. — Пойду, приведу Одеяло, чтобы он тут за тишиной следил.
Вскоре пришел Одеяло, посочувствовал черненькому и взял его на руки. Тот и рад-радешенек, уселся к нему и притих.
— У тебя уже спит? — спросил он.
— Ага, поэтому тебя Ирка и позвала тишину наводить, а то у меня уже спит, — ответила я.
— А! Ага! — кивнул он и похихикал.
— Не хихикай, а то у меня уже есть два хихикающих!
Подушка с сереньким о чем-то побеседовали и дружно отвернулись друг от друга.
— У серенького есть повод воротить нос от Подушки, — кивнула я.
— Какой? — спросил Одеяло. Я только успела на него глянуть. — Оу, вопрос снимается из-за своей тупости.
В комнату зашли старший серенький с Сильвером. Серенький мелкий тут же залез к своему старшему собрату по цвету волос и радостно там устроился. Мол, и я нашел, к кому сесть!
— Ты по какому принципу мелких отбирала? — спросил Одеяло.
— Как придется, — соврала я.
— Классно сидят, — Одеяло потыкал пальцем в сереньких.
Я потыкала в него, Сильвера с черненьким мелким, а потом в Даниила, Подушку и моего блондинчика.
— Не-э-эт! — отшатнулся Одеяло, поняв мою хитрость.
— Да-а-а! — рассмеялась я.
— Вон, смотри, — Одеяло потыкал в сторону сереньких еще раз. — Лариска, серенький и мелкий. Идиллия!
— Х... — хихикнула я.
— Не-а, — Одеяло понял, что я определила его в пару с Иркой, а их мелкий сидел у него на руках.
— Ага.
— Нет! Эх...
Одеяло потыкал нас с Даниилом. А фиг с ним, до Даниила не доходит, и ладно. Я посмотрела на оставшихся в одиночестве Подушку и Сильвера, захотела было сказать, что у них детей нет, и тут в комнату забежала мелкая украинка. Я едва удержалась, чтобы не заржать, тихо хихикая, потыкала в них Одеялу, и мы с ним заржали в голос, разбудив всех.
— Что? — стали спрашивать все.
Мы с Одеялом на всех доступных нам языках стали объяснять. Я поставила Одеяло с Иркой вместе и между ними мелкого, все расхохотались. Одеяло объединил нас с Даниилом и блондинчиком, потом мы с ним на пару сосватали Лариску с сереньким и прицепили к ним мелкого серенького, на что те шарахнулись друг от друга, прочие расхохотались, и напоследок мы потыкали пальцем в Сильвера, Подушку и маленькую украинку. Все улеглись, кто где был, содрогаясь в предсмертных конвульсиях от смеха. Эстонцы покраснели.
— Нет, это моя украинская, по всем статьям! — хихикала Ксюша. Она с ней поговорила.
— Приводи сюда, тут и без того не то зоопарк, не то цирк. Ещё два экспоната погоды не сделают, — ответила она ей.
— Еще два экспоната? — мы с Иркой снова сложились пополам.
— Не-э, оба со мной, — помотала головой Ксюша.
В комнату вошли еще два парня, украинца. О-о-о, Оскальчик и один из близнецов, Ксюшин как раз. Я сначала хотела было спрятаться за Даниила, потом подумала, что прятать нужно как раз Даниила, но в итоге решила, что лучше всего будет спрятать Оскальчика. Даниил недобро следил за украинцем сверху, Подушка недоумевал, Ирка хохотала, остальные не реагировали никак. Ксюша отдала какую-то папку Оскальчику и сообщила, что он свободен. Украинец насупился и, что-то бормоча, собрался уходить. Лариска зачем-то донимала мелкого.
— Да шо ты баешь! — выдал он, когда бормотание украинца стало уже очень явственным.
Он подскочил на месте и обернулся.
— Действительно! — Подушка положил ему руку на плечо. Бедный украинец свернул шею, посмотрев на Подушку, устрашился еще больше и пулей вылетел из комнаты, раз и навсегда зарекшись связывать с эстонцами. Близнец, оставшийся в комнате, еле сдерживал смех.
— Да чего ты стесняешься, ржи на здоровье, — сказала ему Ксюша.
Тот расхохотался.
— Чего ты ржешь? — спросила я.
Он поманил меня к себе.
— А мне? — обиделась Ксюша.
Близнец помотал головой и подошел ко мне ближе.
— У вас тут так эстонцев много. Они что, размножаются? — спросил он.
— Неужели не видно, что похожи? — встречно спросила я.
— Видно, — хихикнул он.
— Ну ладно еще, сосватали! Но шутить по этому поводу шепотом — это уж слишком! — нахохлился Одеяло. Вся комната ухохатывалась над ним.
Послышался дикий топот, все эстонцы без исключения обернулись на шум.
— А вы не знали? Они уже с прогулки вернулись, — сказал украинец.
— Эх, лучше бы еще погуляли, — вздохнула я.
Эстонцы собрались и ушли к себе на дачу, унося с собой мелких. Мой мелкий долго не хотел уходить, но Даниил забрал его у меня из рук и понес сам. Тот горестно повис у него на плече. Нам помахали ручкой, сообщив, что они еще вернутся. Прямо сказочные злодеи!
Нас стали собирать.
— Оля, Ира, я думал, вы в изоляторе! — строго сдвинул брови Андрейка.
— А мы там были, только вернулись раньше, чем вы.
— Ну-ка мне подтверждение.
Да раз плюнуть. Мы сбегали в медпункт и попросили подтвердить, что с такого-то по такое-то мы бегали в изоляторе и таскали оттуда мелких.
— Вот!
Андрейка успокоился.
Мы пошли обедать. В очереди стояли эстонцы, бегая, кто как пожелает.
— В очередь, в очередь! — говорили им повара. И какая разница, что им говорят, все равно не понимают!
— Так, — я решилась на эксперимент. Я взлохматила волосы, взяла у Иры деревянные бусы, привесила и пролезла в очередь. Нахватала себе еды и отправилась к своим.
— Так, а почему у Оли все есть, а у других нет? — спросил Андрейка.
Я пригладила волосы, отдала Ире ожерелье, поправила кофту.
— А, была, не была! — Ира пошла на промысел.
— Ир, а ты что тут бегаешь?
— О, запалили, — огорчилась она.
Пришлось остальным ждать очереди.
Мы покушали и вернулись на дачу. Украинки тем временем уже вымыли голову и привели себя в порядок. Так, надо и мне готовиться — гала-концерт, как-никак!
— Да что же ты, резинка, не держишься? — громко спросила я, ловя резинку, падающую с волос.
— Попроси Одеяло, — посоветовала Ира.
— Ага, по крайней мере, не свалится, — согласилась я.
Ира посмотрела на меня как на самоубийцу.
— Люди, вы что тут делаете? — в комнату вошел серенький.
У Ирки подъюбник наполовину снят, на мне наполовину надетое платье.
— Переодеваемся, — ответила я.
— Значит, нельзя, — заключил серенький. — Пойду им скажу.
Блин, они уже переоделись!
— Можно, почему нельзя. Сейчас Лариса придет, она только еще голову вымыла, — хихикнула я. Слава богу, это слышала только Ирка.
Мы поскорее оделись.
— Теперь можно зачесываться, — вздохнула я.
— Везет тебе, а мне еще лак стирать, и половину украшений снимать, — сказала Ирка.
Ира сделала себе хвостик, я позавидовала. Тут в комнату зашел Одеяло, на ходу застегивающий рубашку. Он так и сбежал с красной дачи, толком не одевшись? А еще говорят, что мы, русские, странные!
— Блин, рубашку не заправил, — посетовал он.
— Ты ее только что застегнул.
— А галстук я зачем принес? Ладно, потом занесу, — продолжал распинаться Одеяло, заправляясь.
— Паранджи не хватает, — хихикнула Ира.
— Зачем?
— Для комплекта.
Вместо паранджи был надет галстук.
— Слушай, как ты эти хвостики делаешь? — спросила я.
— Давай.
Одеяло сноровисто собрал мои три короткие волосинки в хвостик и затянул резинкой.
— О-о. Але-але, — стала разрабатывать лицо я, ибо Одеяло так стянул, что проблематично было даже говорить. — На дворе трава, на дрове двора! Тьфу, на дворе трава, на траве дрова!
— Ой, я лучше потом переделаю.
Не будем смущать девочек, пойдем смущать мальчиков! Мы собрались и пошли на красную дачу.
— Блин, как мне надоел этот подъюбник, постоянно его подтягивать! — вздохнула я.
— Как мне надоел этот подъюбник, постоянно его на бедрах носить! — посетовала Ира.
— Почему мы такие глупые? — ужаснулась я.
Мы с ней прямо посреди улицы поменялись подъюбниками. Во, теперь в самый раз! По лицам эстонцев мы поняли, что так делают только русские.
Мы зашли на красную дачу. Там около зеркала толпились мелкие: кто рубашку застегивал, кто штаны. Зачем для этого зеркало, осталось для нас загадкой. Мы подошли к ним и поправили перед зеркалом воротнички, мелкие своротили шеи, смотря на нас.
— Сейчас будет еще веселее, старшие будут переодеваться! — сказала Ирка.
— Ага, и многоярусней! — хихикнула я.
Мы поднялись наверх. Там действительно было веселее.
— Интересно, эстонцы уходят в коридор переодеваться? — ужаснулась Ира.
— Наверное, — я пожала плечами.
Тут в коридор вышел субъект эстонской национальности в одной рубашке. Н-да...
— Похоже, только у нас практикуется "Одетый верх не означает снятый низ", — прокомментировала Ира.
— Ага, у них сначала все снял, а потом все надел, — кивнула я. Или что-то забыл, или что-то лишнее прихватил.
Мы заглянули в комнату. На всех эстонцах были брюки, и все что-то усердно искали в шкафу или в тумбочке, причем местами по двое.
— Все на одной стадии "раздетости" или "одетости". Неинтересно, — сказала Ира.
Послышалось переругивание. Одеяло скривился.
— Все на месте, все свое, — сказал он.
— Ничего не перепутал? — уточнила я, осматривая его.
— Да вроде бы нет, — как-то неуверенно ответил он.
Мы прошли на веранду. Там на сушилке висели рубашки, а ведь их, видимо, все ищут.
— Это эстонцы тормозят, или рубашки мокрые, и они ищут запасные? — спросила Ира.
— Которые оставили дома? — уточнила я.
— Ага.
Мы посмотрели на рубашки. Они были хорошенько отглажены и висели, прицепленные за воротнички. Мы дружно посмотрели на Одеяло. Он что-то сказал им, те бегом прибежали сюда, похватали рубашки и стали одеваться.
Мы зашли в смежную комнату.
— Следующая стадия эстонской "одетости", — прокомментировала Ира.
Все парни были в штанах и рубашках, только незастегнутых, и все что-то усердно искали, как и в предыдущей комнате. Как оказалось, искали принадлежности для волос, кто расческу, кто резинку. Нашедший спешно бежал к зеркалу. Я увидела Даниила, азартно роющегося в ящике и уже покрывающего его отнюдь не литературными словами. Я увидела у него расческу и поняла, что он ищет резинку. Прошла дальше, достала у него из нагрудного кармана формы резинку и помотала перед его лицом. Он следил за ней, потом схватил и уставился на меня.
— Забыл, куда положил? — хихикнула я.
Даниил сделал хвостик без зеркала.
— Долго еще тормозить будет? — спросила у меня Ира.
— Не знаю, наверное, долго, — ответила я ей.
— Может, напомнить, что ему еще рубашку застегивать, заправлять и пиджак надевать? — предположила Ира.
Послышался топот, все эстонцы обернулись на дверь. В нее вбежал Подушка без рубашки, отчаянно ругающийся на весь свет. Я помахала с веранды последней оставшейся рубашкой. Он ужаснулся, видно, подумав, что мы его рубашку сперли. Он забрал ее и ушел в другую комнату, где ему объяснили, что все рубашки были на сушилке на веранде. Эстонцы в этой комнате спохватились и быстро дособирались.
— И зачем они в такую ранищу собрались? — спросила Ира.
— Стормозили, что можно и попозже, — предположила я.
— Наши, наверно, только еще стали собираться, лениво и опаздывая, — хихикнула Ира.
Даниил посмотрел на меня, я жестом сообщила ему, что мы собираемся уходить. Ира изобразила тот же жест, но переквалифицировав его в посыл. Я показал на нее и показала крест. Даниил кивнул и выдал коронный жест про Подушку. Я пару раз показала Подушкину прическу и спохватилась. Это же надо жестом позвать парня, который в другой комнате! Я скоро точно буду профессиональной эстонкой!
