Нф-100: Хроники Эллизора. Сокрушение башни

Что ж, когда Геронтий в приёмной самого Империуса увидел таллайского посла, то понял, что имеет дело с крепким орешком. Посол, в ожидании Империуса, сидя на бархатном диванчике, беседовал с советником Сарторием. На инкрустированном столике перед ними стоял поднос с бутылкой изысканного вина и блюдо с орехами и изюмом, явно таллайского же происхождения. Сам посол выглядел заметно усталым, но — вида не подавал. Скорее всего, его личная одежда пострадала в недавних дорожных перипетиях, потому что одет он был, пусть и в дорогой, но маггрейдского пошива камзол, который был препоясан, как видно, уцелевшим таллайским кожаным ремнём с вкраплением драгоценных камней и каких-то не исключено, что платиновых завитушек. К ремню с одной стороны крепился кривой кинжал, а с другой — насколько рассмотрел Геронтий — кобура с крупнокалиберным и длинноствольным револьвером.

" Ну-да, ну-да, — усмехнулся про себя начальник тайной полиции, — стрелковое оружие у таллайцев тоже есть". Он не спешил знакомиться с послом, потому что не собирался на приём к Империусу, но должен был представиться послу после приёма, дабы в дальнейшем курировать пребывание сего дипломата в Маггрейде. Поэтому, Геронтий наблюдал издалека, выгадывая, что называется, время и пытаясь составить чисто физиономические впечатления о после. Да, человек ещё молодой (должно быть, около тридцати), но, судя по всему, мужественный и опытный в делах. Лицо несколько вытянутое, с удлиненным же носом, но это его не портит. Волосы темные, но не черные, это вообще свойственно многим таллайцам. На правой скуле длинная царапина, заклеенная пластырем, вероятно, полученная в передрягах с мутантами. Когда говорит, еле заметно морщиться из-за того, что эта царапина доставляет боль. Именно, что "мало заметно" — другой бы кривился изо всех сил! Значит, хорошо умеет владеть собой. И вообще, с виду крепок, в хорошей физической форме. Не иначе, как таллайцы знают, кого посылать в Маггрейд, видимо, не за пустяками снарядили!

Наблюдения Геронтия прервала аудиенция у Империуса. Длилась она минут сорок, чему Геронтий был очень удивлён. Как правило, глава клана не любил длинных дипломатических приёмов и отлично управлялся с ними минут так за десять. Стало быть, обсуждалось нечто представляющее взаимный интерес. В этом Геронтий убедился, когда приём закончился и Сарторий представил его, Геронтия, послу.

— В общем, мы с Империусом пришли к очень важным идеям, — заявил при этом Сарторий, — господин Яр Кинг прибыл с важными вестями и пожеланиями, которые пришлись по вкусу нашему воителю...

Сарторий задумался, вероятно, стараясь найти наиболее лучшую формулировку для того, что именно пришлось по вкусу самуму Империусу. Геронтий смиренно ожидал продолжения речи советника. При этом он бросил быстрый взгляд на посла Кинга и успел увидеть в его темно-серых глазах нечто затаённое и опасное. Таких глаз, такого взгляда Геронтий страшно не любил, даже — боялся. Перед ним был явный враг. И враг непростой. Можно сказать, враг начальнику Тайной полиции непонятный. Что-то очень хорошо в себе скрывающий враг, непроницаемый, герметичный. Такого не всегда можно разгадать. Такого проще сразу убить, чтобы потому не мучиться с ним, не страшиться неведомого. Но такой возможности (сразу убить!) у Геронтия пока не было.

"Дождались супостата! — с великой печалью подумал он. — Что называется, приехали!"

— Э-э, так вот... — продолжил тем временем Сарторий, — сейчас я не могу изложить всех совместных идей. Если что, вернёмся к ним позже... Но одну из них нужно начать осуществлять уже сейчас. Это создание совестного с Таллайем военизированного корпуса. Точнее, для начала нужно создать хотя бы один совместный легион!

Геронтий постарался скрыть своё удивление. Только спросил:

— А где же возьмём людей?

— Вот этим ты с господином Кингом и займёшься! — объявил Сарторий. — Для начала проинспектируй вместе с послом свою особую тюрьму! Всех, кому можно дать амнистию, вербуй в легион! Добро дал сам Империус!

Геронтий смотрел на Сартория и не верил своим ушам, а так же и глазам: того, как подменили — такое ощущение, что он и впрямь верил в необходимость и полезность того, что говорил. "Совсем они вместе с Империусом рехнулись, что ли, — подумал он, — пускать в особую тюрьму какого-то таллайца, это уже полный дурдом".

Правда, вслух Геронтий ничего такого, конечно, не высказал. Просто, согласно кивнул.

Корнилий отдыхал после дежурства в своём тесном стражническом закутке, который, фактически, даже и не представлял собой отдельной комнаты, а являлся именно что узким без дверей отсеком с тесным металлическим лежаком и металлическим же откидным столиком. Все пожитки стража были сложены в окантованный металлической лентой фанереый чемодан, который исправно запирался на ключ и умещался под кроватью. Да уж, в Эллизоре, что ни говори, условия были получше. Но вовсе не по этой причине плохо спаслось бедному стражнику. В конце концов, на комфорт ему наплевать, большая часть жизни и так уже прошла далеко не в самых комфортных условиях. Важней было понять, как и что в этой жизни делать дальше, хотя и, можно сказать, что жизнь загнала Корнилия в определённый тупик. Но и тупик, тоже, тупику рознь. В данном случае тупик был такой, из которого не то, чтобы не было выхода, но свет в конце тоннеля тоже не просматривался. Или тьма в конце тоннеля была такой густой, что любой свет хорошо скрывала.

А, собственно, что в этом удивительного? Сколько же людей, которых лично знавал Корнилий, уже покинули этот мир? Правда, раньше сам Корнилий за эту жизнь как-то цеплялся, у него для этого были причины, была мотивация, вот! Больная жена, к примеру... Служба на благо Эллизора... Ну, понятно, с последним не очень-то задалось, в конечном счёте выяснилось, что вовсе не благу Эддизора он служил, но было же время, когда он тешил себя такого рода иллюзиями. Теперь иллюзий совсем не осталось. Жить стало уже незачем. Впору было мылить верёвку — желательно покрепче! Однако что-то Корнилия от этого шага удерживало. В частности, некоторые разговоры вокруг. Вот сегодня, к примеру, два высококвалифицированных работника, которых он охранял, делились мнениями относительно прокладки металлической магистрали в строящейся башне. Не всё из их разговора Корнилий понял, но одно было очевидно: вся эта передающая магистраль — "не просто так". Ни у кого в мире больше такой штуки нет. И такой мощности, благодаря реактору.

Сперва Корнилию показалось, что два его подопечных обсуждают проблему с этой самой мощностью, как нечто трудно осуществимое, но потом понял, что рассуждают они немного о другом.

Так, один говорил:

— Мощности, скорей всего, хватит! И передатчик выдержит! Я только не пойму, как они хотят решить проблему с фокусировкой?

— А что такого? — недоумевал второй. — Сфокусируют, куда и как им надо!

— Э-э... мне кажется, у них нет такой аппаратуры, чтобы произвести нужную фокусировку. Разброс может быть в сотни километров! Что называется — клан туда, клан сюда?

— Ну, не знаю... Тогда зачем вообще затевать весь сыр-бор? Если точно попасть в противника почти невозможно?

— Вот в том-то и вопрос! Для чего же, тогда, ещё нужен импульс такой предельной мощности?

Дальнейшему разговору Корнилий уже не был свидетелем, но услышанное запало в душу. "Подумаешь с фокусировкой проблема... — думал он, — это, стало быть, с прицеливанием, что ли? Было бы оружие, прицелятся как-нибудь, найдут, если надо, специалиста, в этом ли проблема? Вон, бывают же стрелки — лупит, навскидку, не прицеливаясь, и попадает в яблочко, потому что — талант! Так и тут, пальнут на вскидку и прощай Эллизор!" С этой мысль. Корнилий окончательно распрощался со сном, поднялся и выпил из кружки теплой с металлическим привкусом воды.

Огляделся и, мягко ступая, стараясь никому не попадаться на глаза, пошёл на другой уровень — к Магирусу.

Глава СЕМНАДЦАТАЯ

РЕЦЕПТЫ ИСЦЕЛЕНИЯ ОЗЗИ

Такого душевного смятения Яков не испытывал уже давно — наверное, года три, с тех самых пор, как началась та проклятая для него история с Чужестранцем. Лучше бы ему вообще не видеть всех этих хлопот, которыми окружила Белла его худшего врага. Да и не только Белла — целая толпа эллизорцев поочерёдно заглядывала в амбулаторию справиться о состоянии здоровья Оззи, так что на входе пришлось поставить ещё одного стража, который большинство невольных посетителей отсекал. Но всё равно! Все эти охи и ахи, всё это непрестанное обсуждение, чем и как лечить, каким образом спасать! Беда, что сам Яков ещё слаб, а то бы давно сбежал из амбулатории куда подальше.

Одно утешало: то, что Оззи, по всему, плох. Вроде бы он, по временам, и приходил в себя, но сознание его быстро мутилось, даже вспомнить, что с ним произошло, он толком не мог и опять начинал бредить, а то и просто кричать от боли, чем быстро доводил Беллу до слёз. Да-да-да! Проблемы у него с ногами-ножками — то, что надо! Добегался наш герой, допрыгался козлик! На обеих ступнях — незаживающие язвы, хуже, чем от ожогов, непонятно чем причинённые! Непонятно, чем и лечить, никакие традиционные средства не помогают... Вот и славно, вот и замечательно. Не всё, как говорится, коту масленица! Хотя, что такое масленица? Впрочем, не важно! Важно то, что Оззи теперь страдает и страдает, пожалуй, не хуже, чем в своё время Яков. Жаль только, что не Яков этому виной, это, увы, серьёзное упущение, недогляд судьбы, вот что, жаль, что Оззи сам допрыгался, а не Яков-Болфус его в эту муку погрузил. Ну, да ничего: есть надежда, что-нибудь в этом плане дополнить, усугубить, довершить. Вот же он, худший враг, в одной палате, у соседней стены. Беда только в том, что ничего Яков пока не смог придумать, такого выдающегося... Ум почему-то обеднел, фантазия тормозилась, ничего изощрённого не изобреталось. Просто взять да убить Оззи, а потом — дать дёру из Эллизора? Глупо, потому что его дипломатическая миссия в Эллизоре окажется полностью провалена. И, сверх того, он, Яков, полностью лишится возможности видеть Беллу. А последнее для посла Маггрейда стало далеко немаловажным. В общем, хватит мудрить, хватит про себя нудить: нужно собираться с мыслями и силами, необходимо всё хорошо обдумать, дабы и маггрейдскую миссию не провалить и, одновременно, придумать для Оззи самую изощрённую месть. Какую только возможно... А что? Фактически для этого у Якова-Болфуса всё есть: он здесь, рядом, можно сказать, в пределах прямой видимости своего врага, одновременно с тем — инкогнито, совершенно не узнаваем и может пользоваться привилегированным положением. Что ещё надо? Только включить мозги!

С этими жизнеутверждающими мыслями Яков пришёл к выводу, что ему необходимо не хандрить, но выздоравливать, одновременно, не показывая, что он ещё не вполне в силах, дабы подольше задержаться в амбулатории, имея перед собой в прямой видимости ненавистного Оззи. Тем самым всё держать под контролем!

На обед был прекрасный густой суп-уха из местной форели, а также овечий сыр с зеленью. Яков сделал вид, что ест без особого аппетита, хотя, на самом деле, с трудом сдерживал себя, чтобы не проявить чувство голода. Аппетит, на самом деле, у него был отменный. Белла, которая всё больше занималась Оззи, заметила, что Болфус не доел суп и с неохотой ковыряется в сыре.

— Почтенный Болфус, — сказала она. — Я вижу, у вас плохой аппетит? Как вы себя чувствуете?

Яков решил разыгрывать из себя бодрячка, которому на самом деле не очень здоровится и который желал бы, пусть и неумело, но представить дело иначе.

— Ну, что вы, дорогая Белла, — улыбнулся он, — чувствую я себя превосходно! Не иначе как на днях меня можно будет выписывать!

— Нет-нет, что вы! — возразила Белла. — Вам ещё надо лечиться и лечиться, да и отсутствие аппетита — плохой признак. Так что, с выпиской пока нужно обождать, даже и не пытайтесь сбежать отсюда!

— От вас разве сбежишь? — заявил Яков. И испугался, что его слова могут быть превратно истолкованы. — У вас тут наилучшие условия во всей вселенной. По крайней мере, даже в Маггрейде я не встречал такой заботы, такого ухода! — Белла заметно смутилась от этих слов, и посол решил сменить тему: — А как дела у нашего друга? — кивнул он в сторону Оззи. — Я так понимаю: есть проблемы?

Белла тяжело вздохнула, и Яков заметил, что слёзы готовы появиться в её глазах:

— Да-а, никак не получается найти нужное лекарство. Язвы на ногах, того гляди, перейдут в общее воспаление. А тогда, тогда... — тут она, действительно, тихо заплакала, — тогда придётся ампутировать ступни, потому что другого выхода не будет!

Яков смотрел, как она плачет, и вдруг понял, что ему жалко эту девушку. Нет, ему нисколько не жаль Оззи (вариант с ампутацией, пожалуй, не так уж и плох), но вот Беллу было явно жаль, так что сердце маггрейдского посла вдруг защемило — да, вот уж странность! — так защемило, что никогда раньше с ним не было. Яков не успевал проанализировать это своё состояние, однако удивление самому себе оказалось тоже велико.

— Не стоит плакать! — с неподдельным сочувствие сказал он. — Может быть, я что-нибудь придумаю. Надо послать гонца в Маггрейд с просьбой о лекарствах. Думаю, я смогу заказать там эффективные антибиотики!

Белла перестала плакать и вытерла лицо концами своего головного платка.

— Правда? — с надеждой спросила она. — Но ведь старые лекарственный запасы никуда не годятся... Давно прошли все сроки!

— А мы не будем связываться со старьем! — убедительно сказал Яков. — В Маггрейде в последние годы налажена собственная фармацевтика. Производство ограничено и лекарств мало, но, думаю, я смогу помочь. Подумайте, кого можно послать, посоветуйтесь с главным хранителем, а письма с просьбой найти лекарства я могу написать хоть сейчас!

В глазах Беллый засветилась надежда:

— Правда? Вот хорошо бы! — воскликнула она. — Тогда надо не терять ни минуты, дорог каждый час!

Когда Белла выбежала из амбулаторий, чтобы найти Леонарда, Яков задумчиво посмотрел ей вослед. Он и сам не понял, насколько всерьёз решил помочь с лекарствами. Нет, разумеется, он напишет письмо и, скорее всего, если ещё не будет поздно, лекарства доставят, но вот зачем он, почтенный Болфус, это делает: неужто и, правда, из некого сострадания или это часть хитроумного плана страшной мести? Ну, кто бы знал, как говорится!

Яков ощутил, что устал: краткий диалог с Беллой и неожиданное для самого себя предложение помощи, почему-то утомили его. "Ладно, — подумал он, — анализом займемся чуть позже. Пока — почитаю..." И — открыл книгу на новом эпизоде жизнедеятельности черного рыцаря Гвидо де Кулак.

Соломонусу я выкроил место в отдельном подвале своего замка — с отдельным входом и даже внутренним колодцем, но старик-чародей всё равно часто бывал чем-нибудь недоволен: такой уж у него скверный характер. То пища скудна, жаловался он, то кости ноют от сырости, а то не достаёт свежего воздуха. А однажды заявил, что почти не с кем поговорить.

— Ну, знаешь! — возмутился я. — Ты, как видно, забыл, что я спас тебя о виселицы? Ты пребываешь здесь инкогнито! Если молва о тебе выйдет за пределы замка, нам может всем не поздоровиться! Скажи спасибо, что я ещё нашёл Гуно тебе в слуги! То, что он глухонемой, это подарок нам обоим! А ты: поговорить не с кем!