Нф-100: Хроники Эллизора. Сокрушение башни

Соломонус, привычно восседая за дубовой столешницей, пристроенной на двух каменных глыбах, только закряхтел, подслеповато щурясь в свете факелов и свечей, воском от которых была залита почти вся поверхность его рабочего стола, где, вместе с теми чего только не было вперемешку, запустил ладони в свою нечесаную седую бороду и что-то невнятно забормотал.

Этого я не любил: мало ли что он там бормочет, этот дремучий маг, всё же, очевидно, скрывалась в нём удивительная природная сила и мощь.

— Хорош, бухтеть! — я решил вернуться к интересующей меня теме. — Ты когда ещё обещал, что будет результат? И где он? Или опять свинец не тот или сурьма старая?

— Да не прогневается, хозяин, - наконец, подал голос Соломонус, - но почему-то мне думается, что вы и сами не очень верите в успех этих затей... Конечно же, в теории это всё осуществимо, однако, чтобы вещество и впрямь смогло перемениться, быть может, нужны вовсе не года, а столетия. Вот, Всевышний, он... ну, в общем, Ему куда проще, чем нам, простым смертным... А для Него ж... известно дело, день как тысяча лет, тысяча лет — как день!

Я был вынужден усмехнуться:

— Отчего же ты, старик, не обратишься к Нему за помощью?

Соломонус перестал хитровато улыбаться себе в бороду и уже несколько сумрачно сказал:

— Видишь ли, мой господин, Всевышний больно строг к тем, кто жаждет без Его участия изменить естества чин! Поэтому ваш покорный слуга уже давно понял, что вряд ли небеса снизойдут к его талантам и стараниям. Вот потому и прозябаю здесь, в хладе и сырости, в скудости и...

— Но-но! — прервал я вновь начавшееся хныканье. — Грех тебе жаловаться, старик, на самом деле ты здесь, как у Христа за пазухой! Однако, ответь мне на следующий вопрос: на что же ты тогда смеешь надеяться, коль скоро так хорошо осознаешь всю тщету собственных трудов и опытов?

Соломонус в ответ посмотрел на меня весьма серьёзно — так, как, может быть, никогда не смотрел.

— Мессир, — твердо молвил он. — Есть такое понятие — "вдруг". Вот и я надеюсь на это магическое "вдруг". Капля камень точит! Вдруг Всевышний не досмотрит за мной и у меня что-нибудь да выйдет!

Я даже рассмеялся:

— С чего бы Ему не досмотреть, когда он всемогущ?

— Э-э... — вновь хитровато ответствовал Соломонус. — Так-то оно так, однако Он ещё почему-то дал нам волю и — свободу к ней. А раз так, то недосмотр возможен, иначе какая же эта вообще свобода?

— Что ж это тогда у тебя получается? — удивился я. — Всевышний сам себя загнал в тупик. Сперва он всемогущ, а потом, человека ради, ограничивает себя?

— Получается, что так!

— Ага, что ж, неплохая идея, - вздохнул я, - однако меня это интересует мало. Не нравится мне в роли мыши таиться между лап хищного кота, ожидая, когда он на минуту отвернется, чтобы секунду-другую порезвиться на свободе, не зная, впрочем, чем это всё кончиться, не окажешься ли в следующий миг в зубах этого самого котяры?

— Чего бы в таком случае хотел бы мессир?

— Думаю, я, скорее, согласился бы на статус самого кота, а не мыши...

Соломонус в ответ засмеялся, словно заухал филином.

— Вот только, боюсь, это невозможно! - закончил я.

— Как знать, как знать, мессир! — продолжал ухать старик. — Может и возможно!

— Каким же это таким образом? — заинтересовался я. — Ты шутишь, старый насмешник! Никто! Даже сам магистр так и не открыл мне такой возможности!

Соломонус перестал-таки смеяться и вновь посерьёзнел. Даже ещё в большей степени, чем раньше.

— Всё дело в цене, мой господин... — произнёс он таким тоном, словно речь шла о продаже его самого в бессрочное рабство.

— В какой ещё цене? — не понял я. — Что является ценой?

— Душа, мой господин, - уже более, чем мрачно заявил старый колдун. — Всего лишь на всего душа...

Глава ВОСЕМНАДЦАТАЯ

ИНСПЕКЦИЯ ОСОБОЙ ТЮРЬМЫ

Геронтий спешил на встречу с таллайским послом, но в коридоре на подходе к лифту ему попался начальник охраны Вирленда Гэлл.

— Ага! У меня к тебе вопрос! — без всяких предисловий воскликнул начальник тайной полиции и огляделся: вокруг никого не было. — Ты точно видел, что Оззи погиб в той зоне?

— Видел... — хмуро ответил Гэлл. — Как не видеть! Эта зелёная дрянь сожрала его вместо с танком, как и ещё троих моих людей!

— И ты видел всё это своими глазам?

— В общем — да! Правда, в последний момент налетел вихрь и стало плохо видно. Но деваться Оззи было просто некуда. Эта зелёная болотина пожирала всё подряд и бронированное железо тоже. Так и разлилась почти на пол зоны и ни одной железяки больше нам не оставила! Как он мог спастись? Совершенно не представляю!

— Ну, хорошо! — кивнул Геронтий. — Но ты всё изложи в письменном виде! Мне твои показания нужно подшить к делу. А то, знаешь ли, гибель или исчезновение лучшего гладиатора Маггрейда, не отслужившего свой срок, это целое ЧП! Народ ещё не знает, однако скоро игры — как будем оправдываться?

Гэлл только пожал плечами: уж это, точно, было не его дело. Геронтий, тем временем, не прощаясь, скрылся в лифте. Гэлл несколько минут тупо смотрел на закрывшиеся створки подъёмника. И всё же: почему это Геронтий вновь спросил об этом ныне покойном эллизорце? Вроде бы несколько ранее Гэлл уже докладывал о происшедшем. В чём же тогда дело? Разве что-то могло измениться? Размышляя об этом, он поднялся пешком к верхнему уровню и прошёл рабочим тоннелем к внутреннему основанию башни. Толстые кабели и более тонкие провода, ещё толком не закреплённые, змеились вдоль бетонной не оштукатуренной стены. Рабочие сновали туда-сюда, а у основного вертикального створа, где происходила прокладка металлических жил передатчика, столпилась группа учёных во главе с Николасом Северным. До Гэлла донеслись оживленные голоса. Вероятно, происходил какой-то спор.

— Да никогда и никто в таких случаях не взялся бы за оптическую фокусировку! Излишне сложная система линз и зеркал даст слишком много искажений, тем более, что всё это будет происходит в земной атмосфере! — донёсся до Гэлла один из учёных голосов.

— А что ещё можно сделать? — напряженно отвечал Николас. — Сверхвысокое частота на таком расстоянии тоже может дать помехи, потому что у нас нет аппаратуры с тонкими настройками, которая могла бы эти помехи распознать и отсечь! Да и, кстати говоря, высокочастотный передатчик-приёмник наведения тоже потребует много энергии, которой при загрузке основного передатчика, у нас просто не будет! Разве это не понятно?

— Да, верно! — раздался ещё один голос. Это был Магирус. — В той ситуации, какая есть, у нас нет другого выхода. Более или менее реально собрать только систему оптического наведения. И то это не простая задача. Ещё нужно подобрать оптику. А если что не найдём, то нужно изготовить, а это не просто. Начинать нужно уже сейчас...

Кто-то тронул Гэлла за рукав. Он обернулся и с удивлением узнал, что стоящий перед ним в сером простом плаще человек — сам верховный жрец Варлаам.

— Мне нужно поговорить с тобой, — сказал он.

— О чём? — удивился Гэлл.

— Ни о чём, а о ком... Об этом эллизорце... Оззи...

"Они что все сговорились сегодня?" — поразился Гэлл очередному совпадению.

— Только не здесь, — продолжил Варлаам. — Пойдем ко мне...

Таллайский посол выглядел бодрячком. Даже лейкопластырь отлеил со щеки — длинная царапина розовела почти как у младенца. "Быстро же на нём всё заживает, — машинально подумал Геронтий, — прямо заговорённый какой-то". Начальник полиции не знал, что вполне близок к истине в своих интуитивных прозрениях: в крови таллайца можно было обнаружить следы таких препаратов, о которых даже и шибко продвинутый Маггрейд не мог и мечтать. Впрочем, заполучить анализ биохимии крови таллайского посла у Геронтия не было никакой возможности. Но само избыточное здоровье этого господина интуитивно раздражало маггрейдского сыщика: такой, с позволения сказать, эманации здорового духа, словно у трехлетнего карапуза, он и припомнить не мог, видел ли вообще когда-либо в этой жизни.

Сверх того, посол Яр Кинг оказался весьма словоохотлив. Для посла это, как ранее подозревал Геронтий, не самое лучшее качество, ведь, находясь в стане, так сказать, чужого клана, нельзя быть излишне болтливым, дабы невольно не выдать каких-нибудь секретов. Но вот же странность: сколько не вслушивался Геронтий в цветастую речь таллайца, никакой полезной информации из неё он выудить не мог, как не фильтруй. Нет, как будто посол не нёс полной околесицы, но, вместе с тем, ничего интересного для тайной полиции маггрейда не сообщал, прыгая с предмета на предмет и, судя по всему, отличаясь легкостью мысли чрезвычайно необыкновенной. И как такого человека назначали послом, да ещё не больно где в захолустье, а в изобильном Маггрейде, считай почти, что в центре цивилизованного мира?

— Ну и, в результате, гончарное производство в той области заглохло, — продолжал "петь" господин посол Кинг, — и когда туда, наконец, проникла наша администрация, то перед нами возникла вполне естественная дилемма, а как с этим старым и сошедшим на нет производством быть? С одной стороны, попытаться восстановить его в прежнем объеме — совершенно затратная и непосильная задача, с другой — кроме этого самого ремесла, населению, которое оказывается подотчетно новой администрации, больше нечем заняться, за исключением, разве что, выращивания бананов, которые, впрочем, и являются основным продуктом питания тех аборигенов и которые невозможно подвергнуть эффективному налогообложению...

— А-а, простите, что прерываю, ваше достоинство, — несколько взбодрился Геронтий, потому что впервые за уже почти получасовое общение ему послышалось нечто достойное внимание в понятии "администрация" и "налогообложение". — Неужели ваш союз так далеко забрался на Юг?

— Далеко? — как будто удивился посол и махнул рукой. — Да что там далекого? Судоходство за последние годы у нас очень даже возрастает. Мы отказались от бесплодной попытки бесконечно подвергать ремонту старое ржавое железо, оставшееся ещё с довоенных времён, и начали строить новые деревянные парусники. И знаете, дорогой мой, это себя оправдывает! Роза ветров у наших портов более чем благоприятна, тогда как никаких расходов на топливо, машинное масло и борьбу с коррозией! А вы знаете, что это далеко не мелочь — эта самая корабельная коррозия? О-о, она нам влетала в копеечку! Один только сухогруз "Исмаил" обходился казне в такую сумму, что это вызывало проблемы с расходной частью бюджета центрального порта, что, сами понимаете, для осуществления эффективных морских перевозок никак не допустимо... А помимо всего прочего ведь квалифицированного персонала, фактически, не стало. Опять же, одно дело научить управлять с парусами, а совсем другое дело — выучить хорошего механика, знающего толк в дизелях или паровых агрегатах!

Хотя в речи посла, моментами, мелькали кое-какие понятия, которые заставляли Геронтия настораживаться, он чувствовал, что у него заметно пухнет голова, тогда как на самом деле его собеседник лихо жонглирует этими словами, никакой полезной информации, опять же не выдавая, а если что и проскакивало, то это главному жандарму было и без того известно.

— Приехали! — с некоторым облегчением возгласил Геронтий, когда их бричка подкатила к основному зданию тайной канцелярии.

В сопровождении охраны они прошли сквозь полицейский корпус и спустились в тоннель, ведущий непосредственно в ангар, под который была замаскирована особая тюрьма Маггрейда. Господин Кинг кидал по сторонам любопытствующие взоры, и Геронтий мог бы поклясться, что он всё запоминает с фотографической точностью. И в очередной раз он, Геронтий, внутренне поразился полной абсурдности происходящего. Чего, спрашивается, ради он, уже многолетний глава тайной канцелярии, до сей поры ещё ни разу не допускавший настоящих крупных провалов нас своём контрразведывательной поприще, разоблачивший на своём веку далеко не одного (пусть на самом деле и не вполне подлинных) шпиона, сподобившийся за эти зримые (и незримые!) успехи ордена "Клановой доблести" первой степени и "Маггрейдского железного листа" второй, не говоря уже о бесчисленных благодарностях и поощрениях самого Империуса... Да, чего ради он, доблестный страж невидимого фронта Маггрейда, идёт-ступает по выщербленной цементно-бетонной поверхности секретного тоннеля в сопровождении явного врага, пусть даже имеющего личину посла как будто дружественного таллайского клана. Вот этого всего происходящего Геронтий до конца уразуметь не мог, но в то же время этому видимому абсурду был вынужден подчиняться.

Так они миновали тоннель и оказались внутри особой тюрьмы изобильного Маггрейда. Имея снаружи вид довольно большого ангара, внутренне тюрьма не блистала особым простором.

— С чего или с кого будет угодно послу начать? — как можно суше осведомился Геронтий.

Яр Кинг быстро осмотрелся, не иначе как прикидывая общую конфигурацию и размеры тюрьмы. "Наверное, соображает, как бы чего не пропустить", — обречённо подумал жандарм.

— Давайте всё по порядку! — бодро сказал посол. — Справа налево!

Кое-какая вентиляционная система в особой тюрьме была, но она уже давно не функционировала в полную силу, отчего сам Геронтий не любил задерживаться внутри камер дольше пяти минут: от спёртого воздуха у него начинала болеть и кружиться голова. Однако послу Кингу и этот фактор оказался нипочём: он только ещё больше раскраснелся, точнее — порозовел, теперь уже точно как годовалый карапуз после хорошей зимней прогулки. У Геронтия, напортив, приключилась страшная мигрень, так что после десятка камер и четырёх отобранных для магрейд-таллайского легиона заключённых, он и вовсе перестал соображать. Не удивительно, что когда они добрались до камеры, где пребывал Ян Кривой, Геронтий просто не заметил, как у посла, при виде неподвижно лежащего на жестком топчане егеря, в глазах мелькнуло совсем особое выражение.

Глава ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

ВОДА В СТУПЕ ЗАКОНА

Леонард открыл очередное собрание хранителей Закона.

На этом заседании все хранители должны были продолжать толочь воду в ступе: искать выход там, где его нет, — точнее, как и каким образом, исходя из имеющихся материалов, восстановить подлинник Закона, хотя, по крайней мере, главному хранителю ещё три года назад стало ясно, что, без привлечения новых документов, ситуация останется неразрешимой. Однако совсем снять с повестки дня (хотя бы до появления новых обстоятельств) этот самый насущный вопрос было тоже невозможно. Сами хранители этого бы не поняли, не согласился бы с этим и Леонард, хотя отсиживать положенное время на соответствующих заседаниях Совета было для него сущей пыткой. Но, что поделаешь, таков, как говаривали в ещё довоенный времена, менталитет... ну, имеется ввиду — большинства хранителей Закона Эллизора. Само понятие ("менталитет"), правда, уже подзабыли, однако поведенческие стереотипы (тоже, опять же, понятие!) хранителей за последние годы не изменились.