— Дерьмо! — выплюнул из себя майор, присаживая на корточки возле тела. — Что за дерьмо здесь твориться?
Это был дородный капрал, крепко перетянутый ремнями амуниции. «Похоже при жизни ты любил хорошо покушать, — подумал офицер, внимательно рассматривая сквозную дыру в животе убитого. — Чем же это тебя приложили? Да, сюда и кулак легко пройдет... Насквозь...». Рука сама полезла в планшет за фотоаппаратом.
— Здесь творятся странные вещи, — шептал он, отщелкивая очередной кадр. — Нужно срочно во всем разобраться... Срочно, а то может оказаться слишком поздно...
Пощелкав всю пленку до коробки, майор сразу же повернулся в сторону леса. Лучшее, что он в данный момент мог предпринять — это как можно скорее попасть к своим.
59
Солнце медленно опускалось за кроны деревьев, погружая лес и всех его обитателей в темноту. То тут то там заалели огоньки костров, бросавших на густой орешник багровые отблески.
— Говорю же вам бабоньки, здесь не все чисто, — уверенным тоном говорила моложавая женщина со склочным лицом. — Сами посудите. Сначала эта Фекла умом тронулась. Все о сынке своем талдычет, который в крепости сгинул. Теперь вон и эта, — скосив глаза в сторону, она кивнула на заснувшую Агнешку. — Училка ведь совсем дурные вещи бает! Говорю вам, это дело рук нечистого...
Небольшая кучка сидевших возле костра женщин тревожно оживилась.
— Истинно вам говорю, это все проделки нечистого, бабоньки, — почуяв реакцию слушателей, обрела второе дыхание рассказчица. — Пропадем ведь в этом лесу не за грош! Уходить надо!
В миг возле костра поднялся галдеж.
— Куда!
— Кругом немцы.
— Может обойдется, а там и наши вернуться.
— Укроемся... Просто далеко в лес забредать не надо.
Склочная баба аж всплеснула руками от охватившего ее возмущения.
— Укроемся?! Как же! Про крепость тоже вон говорили... А?! Что вышло?! Бежать надо без оглядки, пока и с нами такое не сотворил!
Лежавшая в нескольких метрах от них Агешка шумно заворочалась и что-то горячо зашептала:
— Матка Боска! Это же чыкрыши! Уйдите от меня! Прочь! Прочь! Спасите!
На какое-то мгновение ехидная улыбка коснулась губ рассказчицы и сразу же испарилась.
— Вот, а я вам что говорила! — убежденным тоном начала она, с превосходством посматривая на остальных женщин. — Всем нам достанется, если здесь останемся! Нечистый ведь не шутит... Я ведь его видела, вот прямо как вас, — бабища сделала небольшую паузу после сказанной фразы, подчеркивая ее значимость. — Грязный весь такой, вонючий, словно в овчине вывалился. Морда заросшая вся, волосики такие малюсенькие-малюсенькие... Тьфу ты, мерзость! И мосластый будто и пожрать нечего! А носа вроде как и нет! Пятачок вместо него!
Вдруг из рук одной из женщин, внимательно слушавшей и молчавшей, вырвалась растрепанная девчушка. Глаза горят, волосы дыбом, а кулачёнки сжаты, словно побить кого хочет.
— Врете вы все! Врете! — обвиняющий детский голосок прозвучал словно выстрел. — Взрослая, а все равно врете! Нет там никакого нечистого! Там только Лес! И хороший он!
— А ну цыц малявка, — слегка растерялась та от детского напора. — Жизни еще не видала со взрослыми разговаривать!
— А вот и не цыц! — отпрянула девчонка. — А вот и не цыц! Все равно вы все наврали... Лес хороший. Он с нами постоянно играет, когда вы уходите. И игрушки нам делает! Правда ведь Мишаня?! Ну скажи, Лес хороший?!
Пригревшийся возле костра малышок, пошуршав в своей курточке, что-то вытянул на свет.
— Вот... Лодочку сделал...
В наступившей тишине все словно по команде уставились на то, что мальчишка держал в чумазой ручонке. Лодочка! Золотистые смоляные коренья, искусно переплетаясь между собой, образовали крошечный кораблик. В свете костра были прекрасно виды высокие борта с едва заметными иллюминаторами, длинные струнки канатов с тугими парусами... Словом это была не просто лодочка, как ее незатейливо назвал мальчонка, а самый что ни на есть корабль.
Внезапно, резко дернувшись вперед, бабища вырвала кораблик с яростью бросила его в костер.
— Мерзость, мерзость! — шипела она, сверкая бешеными глазами. — Изыйди от нас нечистый! Оставь нас в покое!
Мальчишка оторопело смотрел на костер, не веря своим глазам — тугие корни сосны от жара распрямлялись и разрывали лодочку на части. Губы его задрожали, на глаза начали медленно наворачиваться слезы...
Хлоп! Стук ладони по чьему-то загривку! Раздался вскрик!
— Заткнись, наконец-то, дура-баба! — вдруг из темноты послышался до боли знакомый голос. — Уймись! Не доводи меня! Сколько раз уже повторял, прекращай сеять у меня тут свои сектанские проповеди! Предупреждал ведь! Да?! Не понятно?! Сейчас, вон Сергей еще добавит для вразумления... А вы, бабоньки, ведь жены красный командиров... Как же вам не стыдно?! Нашли ведь кого слушать.
Качая головой Голованко, вышел из темноты.
— Совсем что-ли ополоумели в мое отсутствие. Куры! А ну быстро воды нагреть да лапника принести! Раненный у нас... и это гости еще... Живо!
Из темноты один за другим вышли еще несколько человек, среди которых узнали лишь одного — Сергея. Двое других несли какой-то ящик с видневшейся серебристой тканью.
— Давай, ее сюды клади, — старшина ухватился за край ящика. — Помедленнее! Разведка, что стоишь? Режь одежонку, надо на раны посмотреть.
Абай, что-то шепча одними губами, ухватился за ворот платья и принялся осторожно резать ткань. Длинные волосы, спадавшие на плечи, почти полностью закрывали лицо девушки.
— Эти паскуды чуть не в упор в нее стреляли, — Голованко осторожно отогнул край ворота. — Как же Леська ты там то оказалась? — бормотал он, скомканной марлей оттирая кровь. — Ведь думали утопла ты...
Якут медленно вытащил нож из сделанного разреза и трясущимися руками поправил платье.
— Командир, ты должен это увидеть, — каким-то сдавленным голосом произнес он. — Командир!
Тот глянул лишь одним глазом и сразу же весь напрягся словно сдавленная пружина — того и гляди вырвется на волю и все вокруг разнесет. Его рука быстро нырнула за гимнастерку и вытянула небольшое удостоверение, которое мгновенно оказалось вверху.
— Внимание! В этом месте действуют сотрудники наркомата внутренних дел! Всем гражданским лицам незамедлительно разойтись! Сержант Тургунбаев обеспечить выполнение приказа! — металл в его голосе в мгновение ока начал разогнать кучкующихся любопытных. — Старшина! Вас это также касается...
Голованко имел совершенно пришибленный вид и казалось ничего не воспринимал. С отрешенным лицом он стоял возле тела девушки и не отрываясь смотрел вниз — туда, где прошелся нож Абая. Острая сталь словно скальпель хирурга располосовала рукава и перед платья, обнажившее белую кожу. Нежная девичья кожа, практически не тронутая загаром, выглядела бы совершенно беззащитно, если бы не одно но... Верхняя часть груди, немного шея и руки почти до кистей были покрыты словно рыболовной сетью переплетенными темными шнурками.
Трясущие руки старшины осторожно коснулись одного из шнурков, берущих свое начало откуда-то из-за плеча.
— Боже... Корень..., — голос его задрожал и он медленно повернулся в сторону капитана. — Что же это такое делается, капитан?! Она же вся в каких-то кореньях... Да и, я же … Видел, как ее затянуло в водоворот...
— Черт! Этого еще не хватало! Абай, дери тебя за ногу! Почему он еще тут?! — недовольство разведчика грозило вырваться наружу. — Бегом! И чтобы больше никто ни ногой!
Почти не упиравшегося старшину со всем уважением оттерли в сторону его командирской палатки.
— Ну, кажется, все нормально, — пробормотал капитан, поворачиваясь к столу. — А теперь Карл Гернрихович, ваш выход. Что вы там шепчете?! Инфекционист?! И что? Вы врач? Так? Вот! Вам карты и в руки! И шевелитесь, профессор, здесь не так спокойно, как в Москве. Все может измениться в каждую секунду. Приступайте, а я пока за писурчака поработаю.
Что-то недовольно бормочущий про себя третий член отряда долго мыл руки в теплой воде и потом еще столько же вытирал их полотенцем.
— Я ведь даже не знаю с чего начинать, — ахнул он, едва подойдя к столу и мазнув по нему глазами. — Что они с ней сделали? Игорь... Вы это видели? Она же живая! Понял, понял! Тогда приготовьтесь все фиксировать.
Еще раз перебрав пару карандашей, командирский блокнот, капитан кивнул головой.
— … Пациент... Черт! Мы в лесу. Пациент — женского пола, предположительно тринадцати — пятнадцати лет. Лицо славянского типа... Так. Теперь медицинские параметры...
Правой рукой он медленно дотронулся до шеи, того места, где еле ощутимо билась жилка.
— Пульс нитевидный, прерывистый. Тяжело ей, борется... Так! Зрачки на свет реагирую нормально, — негромко перечислял он. — Кожа теплая... Полость рта свободная... А теперь приступим к главному. Говорите, было ранение в область живота? Что-то не похоже, — Карл Генрихович немного отогнул платье. — Область живота не повреждена. Странно! Точно-точно! Не повреждена! Так и запишите...
При этих словах капитан несколько раз пытался встать и посмотреть сам, но сдерживался и продолжать дальше фиксировать результаты медицинского осмотра.
— … Хорошо, — продолжал медик. — Значит, никаких ранений зафиксировано не было. Дальше... Всю видимою часть тела покрывает образования, напоминающие тонкие древесные корни. Они густо переплетены между собой и по внешнему виду похожи на рыболовную сеть мелкого плетения... Проверим, насколько они плотно прилегают к телу. Ого!
Руки, секунду назад мелькавшие над телом, замерли.
— Они входят в тело, — вновь заговорил он, склоняясь вниз. — Боже мой! Что за чертовщина? Какая-то пульсация?! Нужно что-то острое?! Полжизни за пинцет! Что там у вас? Финка?! Острая? Давайте!
Схватив протянутую финку, Карл Генрихович начал осторожно поддевать самый тонкий корешок, уходящий внутрь тела.
— Еще немного, еще чуть-чуть, — бормотал он. — Вот! Выдернул! Пишите! На кончике корешка расположена нитевидные отростки.. Какая-то влага. Нет, не кровь... Не слабо! Отверстие, оставшееся после извлечения отростка, затягивается буквально на глазок... Потрясающе! Бесподобно! Какая фантастическая регенерация! Вы записываете? Секунды! Какие-то секунды.. А если...
Не известно, что в голове ученого промелькнуло, но, сжав финку по удобнее, он приноровился сделать надрез побольше.
— Ей, уважаемый профессор, вы что тут наметились сделать? — прозвучало прямо под самым ухом медика. — Уж не эксперимент ли какой наметили? А?
Рука того дрогнула.
— Это же настоящая загадка, Игорь, — прошептал он, сверкая глазами из-под очков. — Вы понимаете, что мы сейчас вами наблюдали? Осознаете всю важность этого? Сейчас идет война и такое нам может не просто пригодиться... Мы категорически обязаны изучить данный феномен с использованием всего возможного! Повторяю — должны!
Отвернувшись от капитана, врач жадными глазами вперился в девичье тело. Его взгляд раз за разом пробегал по причудливо переплетенным кореньям, прикидывая где бы сделать надрез.
— Это же открывает потрясающие возможности для советской медицины, — от волнения начиная заикаться, шептал тот. — Мы сможем излечивать всех... А вдруг, это абсолютная регенерация? Да! Все может быть! Это же... Абсолютная сила! И она в наших с вами руках!
— Ладно, черт с вами! — махнул рукой капитан, и чуть слышно, одним губами, прошептал. — Значит Управление с вами не ошиблось...
— Вот тут, под грудью..., — оживился врач, вновь поднимая нож. — Мы легонько...
60
За время его отсутствия в шалаше совершенно ничего не изменилось. Старый ватник, небольшая куча еловых веток с краю и латунная гильза от снаряда — вот, пожалуй и все, что заслуживало внимания.
— Совсем нервы ни к черту! — шептал Голованко, тяжело опускаясь на ватник. — Бедная девочка... Как же тебя так угораздило?
Ветки под ним мягко пружинили, а еловый аромат наполнял собой все пространство.
— Человек, ты меня еще не забыл, — словно из ниоткуда прозвучал голос. — Помнишь?
— Ой! — старшина буквально взвился в высоту, больно ударившись при этом в перекладину. — Черт! Сволочь! — в трясущихся руках в миг оказался немецкий автомат.
Его сердце стучало так, словно хотело вырваться наружу из своего плена. Тяжело дыша, Голованко прижался к стенке шалаша и пытался разглядеть нежданного пришельца.
— Кто тут со мной шутки шуткует? — негромко спросил он в полумрак. — Ты это дело брось!
— Значит, совсем забыл, — вновь прозвучал тот же самый голос. — Я Андрей.
Автомат чуть не выстрелил от вздрогнувшего старшины. До этих слов Голованко до последнего надеялся, что этим шутником окажется кто угодно, но только не он.
— Значит, ты вернулся..., — прошептал старшина, роняя автомат на землю. — Что пожалел нас? Давил, давил, а теперь, взял и пожалел?! Да?! Сволочь! Ты что же с нами делаешь? Со своей земли гонишь! Или посмеяться пришел?
Ответом была тишина. Однако Голованко мог поклясться чем угодно, что словно слышал чье-то тяжелое дыхание.
— Зря ты так, человек, — наконец-то, прозвучал ответ. — Это был не я... Точнее не совсем я... Я был болен.
— Что? — взъярился тот, топая от избытка охвативших его чувств ногой. — Не ты? Болел? Да, мы чуть все не потопли тогда! Еле ушли... Женщины, дети малые... Леська вон... А ты, паскудина, говоришь болел!
Старшину переполняла злость, которая на время скрывала всю абсурдность ситуации.
— Вон, иди посмотри! — кивнул он в сторону выхода. — Посмотри на них! Они до сих пор бояться... Понимаешь, они бояться не немцев, а леса родного бояться! Куда им теперь прикажешь идти? А?! К врагу? Женам и детям командиров Красной армии к врагу посылаешь? Что же нам теперь остается, сдохнуть только... На родной земле сдохнуть...
Вдруг, метнувшийся из-под земли гибкий корень цыпанул его за руку и рез дернул вниз. Не ожидавший такого старшина рухнул прямо на лежак.
— Садись, старшина, — в голосе, таком нейтральном и безвольном сначала, послышались нотки недовольства. — Я же сказал, я Андрей! Ты меня слышишь, Андрей! И хрен с тем, что было! Главное, что сейчас и здесь! Все, амба! Я с вами! Я здесь родился и рос, и здесь же и сдохну, если надо будет... Пусть я урод непонятно какой, пусть! Но я никогда не был мразью! Понял меня, старшина?
Тот сидел и молчал, словно немой, уставившись в пустоту.
— Молчишь? — возле его ног что-то зашуршало; утоптанная земля покрылась трещинами и лопнула, открывая крошечный лаз. — Не можешь простить? Тогда может это поможет...
Земля мягко ссыпалась куда-то внутрь. Сантиметр за сантиметром яма становилась все больше. Удивленный человек, вскочив со своего места, начал пятиться к выходу.
— Не бойся, — остановил его голос. — Я умею просить прощение.
Вот из-под земли показалась черно-зеленая деревяшка. Казалось, в шалаше развелась трясина, которая не затягивала, а наоборот, выталкивала что-то из себя. За какие-то секунды деревяшка превратилась в самый натуральный ящик. Небольшой, с бросающейся в глаза выжженной свастикой, он был дьявольски похож на что-то...
