— Этого не может быть, товарищ Сталин, — неожиданно для самого себя проговорил Берия, вставая с места. — Совершенно невероятно!
— Да? — переспросил тот, встречаясь с удивленным взглядом Берии. — А что тут невероятного? Судя по цифрам, он просто вербует сторонников. Только по приблизительным подсчетам, представь себе Лавр, среди последователей Живого Леса уже сейчас насчитывается более 30 тысяч человек. И это при активном преследовании со стороны немецкой администрации... Вот свидетельство твоего человека. "В некоторых селах население поголовно участвует в молебнах... Зафиксированы неоднократные случаи изгнания священнослужителей, особенно агитирующих за союз с немецкой администрацией и выступающих против бытующих здесь верований. Так, в селе Малые Хлебцы ... жители выгнали присланного из районного центра священника из-за того, что тот объявил поклонение Лесу дьявольским и языческим. Все, включая детей и стариков, носят на одежде деревянные фигурки человека, которые по их утверждению символизирую связь человека и Леса, а также даруют им защиту от болезней и врагов...".
Верховный потряс листком перед лицом наркома.
— Ну, и на что это похоже? — Берия только сейчас, увидев Сталина буквально в нескольких сантиметрах от себя, обратил внимание на то, как тот постарел; цвет лица приобрел какой-то землистый оттенок, под глазами набухли темные мешки, уголки рта тянулись к подбородку. — Есть сведения, что и в прифронтовой полосе в частях Красной Армии начинают распространяться ростки этого культа, — похоже Верховный во всем этом действительно видел нешуточную угрозу всему своему делу. — Мы же тоже начинали точно также... Помнишь? Никто не принимал нас в серьез... Кто мы тогда были? Так, шешура, мелочь! Несколько сотен человек на всю империю.
Берия продолжал стоять, всем своим видом показывая, что это проняло и его. "А что если правда? — стучало в его голове. — Ведь еще несколько месяцев назад о нем вообще никто не знал! Да до сих пор это тайна особой государственной важности! А выходит, он все дальше и дальше тянет свои щупальца, — сейчас, все эти цифры он воспринимал совершенно по иному; появление какой-то мелкой никому не известной секты на фоне тяжелейшего положения на фронте, ранее совершенно не воспринималась в качестве угрозы, но теперь, Живой Лес казался серьезным противников. — Через какие-то несколько лет, если все пойдет все точно также, мы можем столкнуться с настоящей силой..."
— Мы можем отказаться от его помощи? — хриплый голос Сталина вновь оторвал наркома от его мыслей. — Мне кажется мы справлялись бы и сами..., — Вождь, устало вздохнув, тяжело опустился на место. — Как думаешь?
"Да уж, хреново это все, — Берия поймал себя на мысли, что жалеет своего соратника. — Заполучить в свои руки такого союзника и тут же узнать, что он вроде и не друг, а скорее всего враг".
— Думаю, можем товарищ Сталин..., — твердо произнес Лаврентий Павлович. — К середине года большая часть перебазированных предприятий начнет давать военную продукцию. Это танки, самолеты и пушки. Японцам становится не до нас, поэтому с Дальнего Востока можно перебросить еще больше резервов... Уверен, товарищ Сталин, мы справимся с Гитлером. Еще год, максимум полтора, и мы выкинем немцев с нашей территории.
Тот еле уловимо кивал головой в ответ на рассуждения Берии, показывая, что полностью с ним согласен.
— Но есть одно "но", товарищ Сталин, — вдруг произнес он, увидев в глазах Сталина удивление. — Отказаться от его помощи мы можем в любой момент. Да и эти новые предприятия — ЗАТО уже практически полностью заработали и не только вышли на полную самоокупаемость, но и приносят существенную пользу стране... Надо подождать, Коба, — его голос зазвучал тише, и в тоже время тверже. — Мы можем еще столько получить, что даже сложно себе представить... Одно только Семя Жизни стоит всего этого, что он нам передал, — Сталин вздрогнул; на какое-то мгновение показалось, что прочитали его сокровенные мысли. — Не стоит спешить. Пока он нам не опасен... Но принять меры стоит.
— Что ты предлагаешь? — усмехнулся Сталин, догадываясь о мыслях своего наркома.
— У нас его семья, — проговорил Берия, в очередной раз снимая очки и начиная протирать линзы. — Еще по линии НКВД в особые отделы фронтов спустить особый циркуляр с инструкцией для действия при поступлении особого распоряжения.
Сталин внимательно слушал. Его руки держали уже потухшую трубку, про которую Хозяин уже давно забыл.
— Сотрудники особых отделов военных частей после вскрытия циркуляра должны арестовать всех — рядовых бойцов, младший и старший комсостав, кто является приверженцем учения Живого Леса. Не думаю, что с этим возникнут какие-то проблемы...
— Все верно, Лаврентий, — поддержал его Сталин. — Только уже сейчас должны быть составлены такие списки. Направить распоряжение во всей части. Мы должны держать весь этот процесс под полным контролем. Нам нельзя опоздать, иначе он нас съест!
Никто из них и не догадывался, что принятое в момент приступа паранойи решение в недалеком будущем приведет к крайне негативным последствиям и они оба не раз пожалеют о том, что даже подумали об этом. Уже через несколько часов миловидная девушка-стенографистска с погонами младшего лейтенанта войск НКВД с поразительной быстротой, говорящей об огромном опыте, строчила текст ведомственного циркуляра, который позднее получит негативно окрашенное не официальное название "Приказ о сектантах"...
"Пункт 1. С момента получения приказа начать составление списков лиц, которые замечены в отправлении религиозных обрядов. Обратить особое внимание на последователей нетрадиционных сект и учений, получивших значительное распространение на востоке Украины и Белоруссии...
Запрещается в отношении данных лиц проводить какие-либо действия, свидетельствующие о проявленном к ним интересе...
Пункт 2. После поступления соответствующего распоряжения приступить к задержанию лиц, внесенных в указанные списки. В случае оказания сопротивления разрешается применение оружия. Все вещи, изъятые у арестованных, должны быть немедленно опечатаны и направлены в Москву в распоряжение ...
Начальникам особых отделов разрешается в ходе проведение операции использовать любые воинские соединения".
110
Самарский драматический театр сегодня был полон. Многочисленные военные, раненные с ближайшего госпиталя, сопровождавшие из медсестры и врачи, много рабочих — представление обещало быть интересным, собственно именно об этом и сообщала блеклая афиша у входа.
— Все уже собрались, Вольф Григорьевич, — негромкий баритон директора вырвал известного советского менталиста из забытья. — Прошу вас.
"Все, хватит! — такими внутренними криками он уже не раз пытался избавиться от трагичных воспоминаний, однако, образы родных, сгораемых в развалинах варшавского гетто, все равно продолжали преследовать его в минуты раздумий. — Соберись, тряпка! Все эти люди собрались, чтобы увидеть тебя. Посмотри сколько их!". В эти секунды своей слабости он и предполагать не мог, что очередной концерт в довольно глубоком тылу обернется для него поразительным открытием, который перевернет всю его дальнейшую жизнь.
В момент его выхода зал взорвался от аплодисментов. Сияющие лица людей, на мгновения забывшие о войне и смертях, смотрели на него из зала. Молодые и пожилые, военные и гражданские, здоровые и больные — все они желали лишь одного, прикоснуться к тайне...
— Большое спасибо, друзья, — мягкий и располагающий к себе голос заполнил практически весь зал, заставляя мгновенно смолкнуть аплодисменты. — Мне очень приятно выступать перед вами со своими психологическими опытами, — еще секунду назад душившие его воспоминания испарились и на сцене вновь стоял он — тот самый Мессинг, про которого говорили, что он умеет читать мысли, угадывать сокровенные желания и творить настоящее волшебство. — Я постараюсь, чтобы проведенное здесь время вам запомнилось надолго.
Люди вновь начали вскакивать со своих мест и хлопать в ладоши. Кто-то выкрикивал его имя...
— Спасибо, спасибо, — Мессинг подошел к невысокой девушке со светлыми волосами, которая была его бессменным ассистентом вот уже несколько лет. — Спасибо, друзья! Наше представления я начну как и обычно с угадывания мыслей.
Замолкшие было зрители, начали шушукаться, переговариваться. Несколько высокопоставленных военных сделали каменные лица.
— Конечно же, это не настоящее чтение мыслей, — Вольф Григорьевич сразу же выдал свою традиционную фразу. — Все, что я демонстрирую это всего лишь доказательство безграничных возможностей человеческого разума. Каждый подобный опыт в очередной раз говорит нам, что не познан не только окружающий нас мир, но и мы сами... А сейчас моя ассистентка попросит одного из зрителей спрятать вот этот предмет, — с этими словами он передал девушке небольшой серебряный портсигар, которая сразу же начала спускаться в зал. — Я с вашего позволения надену вот эту черную повязку и буду ждать, когда вы будете готовы.
Зал снова забурлил. Зрители на дальних рядах вскакивали с мест, пытаясь увидеть куда направилась девушка.
— Куда она идет? — громко шептал какой-то вихрастый мальчишка, которому загораживал обзор крупный дядька. — А?
— Не мельтеши! — оборвал его второй, вставший на сидение. — К тетке вон подошла... Рыжая такая вся из себя.
— Ну? А та?
— Тащит куда-то его!
Мальчишка, пытаясь рассмотреть происходящее, чуть не свалился на передние ряды. От этого его спас сосед, ухвативший его за торчащий подол рубашки.
Тем временем девушка в накинутом на платье сером пиджаке подошла к высокому парню из соседнего ряда, сидевшему прямо у прохода, и сунула ему за пазуху портсигар. Опешивший было парень через секунду рассмеялся увидев озорное выражение девичьего лица.
— Вижу портсигар мой уже на месте, — улыбнулся Мессинг, когда повязку с его глаз сняли. — Так, а теперь прошу вас, дать мне руку, — с этими словами он протянул руку к девушке, продолжавшей стоять около ассистентки, — Сейчас мы будем искать мою пропажу...
Зрители замерли. Сотни внимательных глаз следили за каждым движением известного артиста. Тот осторожно взял в руку твердую ладонь девушки и мягко сжал ее.
— А теперь думаем о моем портсигаре, — его завораживающий голос раздавался словно из ни откуда. — Куда же он мог запропаститься?
Девушка упрямо мотнула светлой копной волос, словно отказывалась даже думать о месте нахождения портсигара.
— Так... — протянул Мессинг, делая шаг в направлении центрального потока рядов; ладонь девушки еле ощутимо дернулась. — Хорошо, — вновь протянул артист, внимательно отслуживая малейшие реакции девушки.
Так держась за руку они прошли несколько шагов, пока вдруг Мессинг резко не остановился. С левой его стороны было сразу два ряда, на которых ближе всему к нему сидели высокий парень с большим темным чубов, буквально вываливающимся из под кепки, и полноватый мужчина, продолжавший цепко держать потертый портфель.
— Продолжаем думать о моем портсигаре, — снова напомнил о себе менталист, отмечая участившееся дыхание девушки. — Думаю, он где-то вот здесь, — его рук потянулась в сторону полного мужчины и коснулась спинки кресла, на котом тот сидел. — Нет, я уверен, что мой портсигар буквально в нескольких сантиметрах от меня, — теплая девичья ладонь была практически неподвижна. — Не у вас ли мой портсигар? — от этого вопроса мужчина еще сильнее вцепился в свой портфель.
Вдруг, артист неожиданно для всех сделал шаг вперед, в сторону от сцены и ловким движением вытащил портсигар из-за пиджака дернувшегося в сторону парня. При свете мощных ламп чеканное серебро ярко блеснуло, показывая, что великий артист вновь доказал свое право называться тем, кто читает мысли людей.
Зал закричал. Люди хлопали. Несколько человек подбежали к нему с цветами.
— Вот так, мои друзья, — мягко улыбнулся он, заходя по ступенькам на сцену. — Спасибо, — поблагодарил он маленькую девчушку за протянутый букет цветов. — Спасибо, — вновь повторил он продолжавшему хлопать залу. — А теперь давайте, перейдем к следующему опыту... Сейчас вы можете мне задавать разные вопросы, а я буду отвечать вам на них.
Едва он произнес эти слова, как с самой галерки звонкий голос крикнул:
— А что у меня сейчас в руке?
Мессинг улыбнулся, смотря в сторону говорившего. Он сделал несколько шагов к краю сцены...
— А-а-а, молодой человек, как же нехорошо показывать э-э-э фигу, — его голос звучал одновременно укоризненно и добродушно, что вызвало довольный смех зрителей. — Разве такое можно показывать?!
С предпоследнего ряда встал лохматый мальчишка с пунцовым от стыда лицом. Рядом стоял его сверстник с восхищенной улыбкой на лице.
— Угадал! — выкрикнул он в зал. — Угадал!
Зал снова заопладировал, приветствуя искусство артиста.
— Спасибо, большое спасибо, мне очень приятно, — Вольф Григорьевич вновь спустился со сцены и подошел к первому ряду. — Теперь позвольте, пожалуйста мне выбрать самому следующего участника... э-э-э того, кто задаст вопрос.
Невысокая фигура великого менталиста с развевающими черными волосами осторожно пошла вдоль рядов, внимательно вглядываясь в сидевших зрителей. "Как много вопросов..., — с тяжелым сердцем он всматривался в глаза людей, судьбы многих из которых были для него раскрытой книгой. — И как много печали в их глазах... Боже, как же мне тяжело! Боже!".
— Вот вы, не желаете что-нибудь спросить у Мессинга? — негромко спросил артист, остановившись возле невысокого плотного мужчины с перевязанной головой. — Спрашиваете, не стесняйтесь. Я постараюсь ответить на любой ваш вопрос... э-э-э-э Илья э-э-э-э Степанович...
Мужчина вздрогнул от произнесенного имени. Его тело на какое-то мгновение напряглось, словно готовилось к броску, но сразу же раненный расслабленно откинулся на спинку сидения.
— Хорошо, товарищ артист, — недовольно буркнул он, исподлобья уставившись на Мессинга. — Знакомец у меня один был ..., нет есть. Воевали вместе с немцем в Белоруссии. Андреем кличут. Узнать бы как с ним? Жив еще курилка или того..., — уже тише договорил он. — Лежит в земле... Ну как, товарищ артист, могешь?
Не говоря ни слова Мессинг взял раненного за руку и чуть не закричал... Он ожидал появления картины, которая за много лет стала для него уже давно привычной. Это серовато-темная пелена, которая встававшая перед его закрытыми глазами и начинающая медленно растворяться. Потом появлялись образы тех, о ком он хотел что-то узнать. Всякий раз все это происходило примерно одинаково. Достаточно было лишь мысленного посыла-вопроса. Сотни, тысячи раз все происходило именно так и ни как иначе... Но ни на этот раз!
Едва его рука сжала твердую как камень ладонь угрюмого мужчины, как в его голове словно что-то взорвалось! Разноцветные сполохи мелькали перед его глазами, в ушах стоял сплошной звон!
— О-о-о! — громко застонал артист, обхватывая руками разрывающуюся от боли голову. — Больно! Больно! — боль сдавила голову тисками, буквально выдавливая глаза из глазниц. — Как же мне больно!
