Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Потом я долго лежала, пялясь в темноту, вслушиваясь в посапывание Вишневского у себя под боком. Спал он сном младенца, как и положено после клофелина.
А я думала, планируя завтрашний день.
Отдам кольцо Оксане, на шабаш я конечно же не пойду, что я там забыла, надо думать как эту паразитку Воронову отыскать. Надо позарез выручить мать. И еще — обязательно заехать на прием к старичку — онкологу, нашему местному светилу. Пусть пропишет мне обезболивающее помощнее, иначе мне с Оксаниных отварчиков не соскочить, еще не дай бог выздоровею.
Где — то в дальних комнатах часы принялись отбивать полночь. Я лениво потянулась всем телом, вытянула руку из-под головы Вишневского и тихонько соскользнула с кровати. Осторожно шлепая босыми ногами по лакированному полу, я добралась до библиотеки, включила свет и направилась к столу, открыла ящик и достала кольцо. Оно было небрежно брошено поверх бумаг, и я неодобрительно нахмурилась. Ну кто так с артефактами обращается?
Вздохнув, я взяла из стопки около принтера чистый лист и принялась аккуратно заворачивать кольцо в бумагу.
— Пакетик дать?
Я подпрыгнула, ей-богу. Сердце ушло в пятки и противно задрожало там. Я медленно полуобернулась и в ужасе уставилась на стоящего в дверях Вишневского.
— Пакетик дать? — снова переспросил он, глядя в упор.
Я молчала. Ужас — я_попалась — сковал мое тело, словно льдом.
То что еще секунду назад казалось правильным вследствие необходимости — теперь стало мерзким, недостойным и постыдным.
— Я заплачу, — вытолкнула я слова из непослушной гортани. — Только отдай мне его. Заплачу сколько скажешь.
— Вот как ты заговорила, — его взгляд жег меня, и я не смела поднять глаза. — А я — то голову ломал — с чего это красивая девчонка мне на шею вешается? А оно вон оно что...
Я на мгновение вскинула глаза — изумление (я — красивая девчонка???) перебороло стыд. И снова опустила. А он продолжил:
— Ну так что, Магдалиночка, молчишь? Сказать нечего? Я за тобой после дня рождения у Дэна приглядывать стал. Уж очень странным мне показалось, как ты с первым встречным — поперечным как шлюха себя вести стала.
— Я не..., — возмущенно начала я.
— Да уж помолчи, — перебил он меня. — Вы когда пошли танцевать, мне показалось странным что ваши ноги совершенно не двигались. Вот я и включил свет, чтобы посмотреть, чем вы таким там занимаетесь. Оказалось — он у тебя в трусиках шарился. А потом ты его поволокла буквально силком на второй этаж, и твои стоны между прочим все слышали. Что, не так?
Я вскинула глаза, пытаясь сказать о том, что нет, не так! Это неправда! И заткнулась, увидев в его глазах два слова — шлюха и воровка. И это тоже было правдой. Такой, что у меня мучительно загорелись щеки от стыда.
У правды много граней. Она — как драгоценный камень, у которой может засиять, переливаясь, любая грань, если повернуть на нее лучик света. И при этом остальные окажутся в тени. Вот и вертят люди этот камень. И для каждого его грань светит своим истинным, а не отраженным от других граней светом.
— Самое смешное, что на следующий день мне же Дэн и позвонил, чтобы узнать твой номер телефона, — продолжил Вишневский.
— Дал? — прошептала я.
— Конечно дал! — спокойно ответил он. — Дэн от тебя кстати в полном восторге, видимо ты очень для него постаралась. Он у нас прихотливый, девчонками избалованный. Так вот, я дал ему твой телефон и постарался тебя забыть, считая что ты выбор сделала. Каково же было мое удивление, когда ты начала искать со мной встречи! Тут — то я и задумался — зачем тебе это надо теперь? Дэн у тебя в кармане, а от меня тебе что надо?
— Может ты сам? — непослушными губами прошептала я.
— Что тебе требовалось, лежит у тебя перед глазами, в бумажку завернуто, — спокойно ответил Сашка. — И вся твоя афера шита белыми нитками. Зря ты мне тогда сказки на кухне рассказывала. Второго такого кольца нет — я проводил экспертизу кольца в Эрмитаже, оно подлинное.
Я молчала, изо всех сил прижимая ладошки к полыхавшим багровым румянцем щекам. Мысли путались, пульс набатом отдавался в висках.
Я только сейчас осознала что я сделала.
Украла.
В особо крупных размерах.
Сколько лет даст гуманный российский суд за такое?
Но больше всего мне было стыдно перед Сашкой. Он, такой добрый и хороший, а на пути ему я попалась в нелегкий час со своими проблемами. А он — он считает меня красивой...
Мне никто не говорил что я красива...
— Саш, — тихо сказала я, — все не так как ты говоришь. С Дэном у меня ничего нет. И мне правда нелегко было пойти на такой шаг. Просто иногда бывают безвыходные ситуации. Мне очень кольцо это нужно.
— И что ты предлагаешь с тобой сделать? — снова спокойно спросил Сашка. — Что предпочтешь — милицию, или...
— Или, — перебила я его. В милицию я точно не хотела. Я вообще не хотела никакого наказания. Что он может со мной сделать?
Не надо забывать, что я нужна Зыряну и он меня выручит, если что.
— Или? — переспросил Саша. — Хорошо, Магдалиночка. Забирай это украденное тобой кольцо, одевайся — и больше я тебя видеть не хочу.
Я вскинула на него полные изумления глаза.
— Ты отдаешь мне кольцо? — не поверила я.
— Ты же так старалась его у меня украсть, — пожал он плечами. — Забирай.
— Сколько я тебе за него должна? — с облегчением спросила я. Как все славненько разруливается...
Вишневский странно посмотрел на меня, поглядел на часы и сказал:
— Ничего ты мне не должна. И у тебя пять минут на сборы, если на шестой минуте будешь тут — сдам в милицию. Я не хочу тебя больше видеть.
И он повернулся, чтобы уйти.
— Саша, — вскрикнула я.
Неправильно, все так неправильно. Если он уйдет и мы не поговорим, я этого не переживу. Мне страстно хотелось показать ему свою грань правды, чтобы он понял — не такая я дурная. Просто есть безвыходные ситуации. Рассказать ему все — про Димку, про рак, про то что мать в заложниках. Он меня поймет, я уверена в этом. Ему — можно все рассказать. Он — хороший, светлый и добрый парень, он все поймет.
И он — он считает меня красивой...
— Время пошло, — сказал он не оборачиваясь. И ушел.
Я посидела с минуту, глотая едкие слезы, потом встала, в спальне натянула джинсы и пошла к выходу.
Вишневский сидел в холле на диване и читал газету.
— Ничего больше не прихватила? — осведомился он, глядя на меня из-под очков.
Я не глядя на него обулась, схватила куртку и вышла прочь.
Черт его знает как я доехала до дому. На дорогу практически не смотрела, погруженная в мысли. Мне просто повезло, что на ночных улицах практически нет ни машин, ни тем более пешеходов. Спят добрые люди в это время. Спят, прижавшись боком к супругу, отдыхая после рабочего дня, чтобы утром продолжить свои социально полезные функции. А другие личности — асоциальные — как раз и сменяют их на улицах города. Неуколотые наркоманы бродят по темным дворам, в страстной надежде наткнуться на подвыпившего мужика, которому можно приставить нож к боку и вывернуть карманы. Сутенеры на неприметных машинках развозят девушек по домам к клиентам. Гаишники поджидают свое счастье — полночного нарушителя, дабы после смены было на что попить пивка и в заначку от жены припрятать несколько бумажек.
И я, Магдалина Потёмкина, отлично вписываюсь в этот ночной мир.
Меня приняли бы наркоманы — мне понятна их грань правды. Я знаю, как можно лишить человека имущества, оправдывая себя тем, что у него еще есть, а у меня — вопрос жизни и смерти. Я понимаю их, у которых выбор небольшой — или агония ломки, или обчищенные карманы мужичка. Я понимаю их, потому что украла кольцо у Сашки не по злобе — таковы были обстоятельства.
Мне понятна грань девушек по заказу. Секс — для них не способ проявления чувств. Секс — это не распутство, это их работа, способ достижения цели. Кому — то надо на пропитание, кто — то их просто пропьет — проколет. На это не идут от хорошей жизни. На это идут не из-за природной развращенности и отсутствия элементарной морали — только когда нет выбора. И я тоже занималась с Вишневским не любовью — но сексом. Я всего лишь хотела быть к нему поближе. Другого пути подобраться к кольцу не было.
Мне понятна и грань гаишников. Да, я, сидя за рулем — я их понимала — и оправдывала. У них есть свои обязанности, за которые им платили зарплаты, и маленькая привилегия — наказывать зазевавшихся. Я понимала их — я сама присвоила себе такую же привилегию, только вот Вишневский оказался вовсе не таким дураком, как я думала.
Вернее, дурой все это время была я. Что я вообще о себе вообразила! Мне двадцать восемь лет, я младше его, и образование у меня — четыре класса, пятый коридор. А Вишневский — да, он очень мягкий и добрый, но уж никак не дурак. Я упустила их виду что он как не крути, но закончил один из лучших вузов страны — и плюс к этому неплохо справляется со своим бизнесом.
И он — он считал меня красивой...
При мысли об этом мне захотелось побиться своей дурной головой об руль.
"Ты получила кольцо, довольствуйся этим", — жестко сказал внутренний голос.
Я молчала.
"Или хавай пирожок, или have it, в общем"
"А почему с вкраплениями инглиша?", — вяло отозвалась я.
"Перевести адекватно не могу", — честно признался голос.
"Ааа".
"Но ты все равно ведь поняла меня".
"У меня образование — четыре класса, так что брысь", — устало ответила я.
"Золотая медаль у тебя, а не четыре класса", — едко напомнил голос.
Конечно я вспомнила эту английскую поговорку и поняла его.
Кольцо, лежащее в кармане, способствовало пониманию абсолютно всего и всех.
Есть поступки — и есть аргументы, способные высветить грань правды любого преступления.
И оправдать.
Вот только почему же я сама — то себя не могу оправдать?
Всю ночь я не спала. Бродила по Интернету, пыталась играть в игрушки, зверски прокачала пресс. Хотела растолкать Ленку, однако гостевая спальня на втором этаже оказалась запертой изнутри на замок. Тогда я нашла принесенные Оксаной фотографии Вишневского и долго всматривалась в них. С чего я когда — то решила, что он некрасив? Он добрый, светлый и очень красивый. Другого такого больше нет. Другой бы мне такое устроил, что мало бы не показалось. А он — просто во мне разочаровался.
Подумав об этом, я заревела, утирая слезы своей второй нечаянной кражей — Сашкиной клетчатой рубашкой. Я в расстройстве сгребла ее вместо своей блузки в темноте спальни, когда Вишневский меня выгонял из своего дома. Рубашка была затасканной, на рукаве зияла дырка по шву, а воротничок был засален. А я куталась в нее плотнее, словно в драгоценную шубу из баргузинского соболя.
Несколько раз я пыталась позвонить ему. Возможно, он и не бросит трубку. Возможно, он выслушает меня. Но в любом случае — я услышу его голос.
Домашний телефон он не брал, а сотовый был отключен. А я все набирала и набирала — зачем? Кто знает. Я маленькая и глупая.
В шесть утра я решила сдаться. К чему все это? Кольцо у меня — чего еще мне в самом деле надо? Я хлебнула настоя для бодрости, почистила зубки и пошла завтракать.
Я даже смогла напевать песенку, пока готовила тосты с йогуртом.
— Привет! — раздалось от двери, я подпрыгнула с перепугу, и сердце уже привычно ухнуло вниз.
В дверях стояла Ленка, сонно щуря заспанные глаза.
— Блин, ты хоть предупреждай! — с досадой проговорила я.
— Вот я и предупреждаю, — мирно отозвалась она. — Ты чего готовишь?
— Ничего я не готовлю, — буркнула я. — Хлеб в тостер засунула, потом йогуртом помажу и привет.
— Гробишь с малолетства желудок, — неодобрительно покачала она головой.
— Хм, — я в изумлении посмотрела на нее. — Нашла малолетку! Да ты, Ленка, никак забыла, что я с тобой в одном классе училась?
— Я замужем была и вообще, у меня сын, — с непререкаемым авторитетом возразила она. — А у тебя — ни ребенка ни котенка. Так что иди, заправляй кровать, умывайся и чисти зубы, а я пока нормальный завтрак сделаю.
Почему — то я не нашлась, что ей ответить. И поплелась к себе на третий этаж. Там я послушно заправила кровать, достала кошелек и пошла вниз. Явственно хлопнула входная дверь.
"Не понял", — озадачилась я, ускорила шаг и повернула с лестницы в холл. Дверь была заперта. Пожав плечами, я пошла на кухню.
— Быстро ты, — Ленка ловко пекла блинчики на маленькой сковородке.
— Так а чего кота за хвост тянуть? — отозвалась я, потом достала из кошелька стодолларовую бумажку и протянула ей. — Это ваша зарплата, леди.
Ленка оторвалась на секунду от сковородки, сунула деньги в карман халата и с чувством сказала:
— Лисонька, ты не представляешь, как же ты вовремя подвернулась! Я как раз голову ломала, на что Лешке ботинки купить. Детки — на них как на огне все горит, никогда не заводи ребенка, никаких денег на них не напасешься!
— Учту, — кивнула я. Ребенка я и вправду никогда уже не заведу.
— Тебе блинчики со сгущенкой или с вареньем? — озабоченно спросила она.
— А варенье какое? — задумалась я.
— Здравствуйте, — всплеснула она руками. — Хозяйка! У тебя в холодильнике один — единственный сорт — из земляники!
— Тогда с вареньем! И со сгущенкой! — решила я.
— Определись, чего тебе на тарелку накапать!
— Накапай с одной стороны сгущенки, а с другой — варенья, — предложила я.
— Извращенка, — покачала она головой, но сделала как я попросила.
Я же в это время приготовила чай.
— Ленка, — сказала я, жуя блинчик, — чего — то ты сегодня хорошенькая до невозможности! Каким кремом фейс мазала, признавайся?
Кремами у меня были уставлены все шкафчики в ванной, и частично — холодильник. Многие из них я не пробовала, но мне жутко интересно было, какой же из них дал такой эффект. Ленкино личико было свеженькое, упругое, словно наливное яблочко.
— Никаким кремом я не мазалась, — озадаченно уставилась она на меня. И вдруг порозовела и опустила глаза. — Я выспалась просто.
— Мда? — задумалась я.
В общем — то Ленка дело говорила. Недаром же все модели в голос утверждают что нормальный долгий сон абсолютно необходим для красоты, и перед съемками в восемь часов вечера отбывают в кровать. Опять же английские красотки считают что лишь сон до полуночи способствует красоте, так его и назвали — "beauty sleep". Национальный английский обычай — перед балом — трава не расти — но поспать немного надо! Не то потенциальные женихи разбегутся.
Я покосилась на зеркало в стене и вздохнула. Под глазами черные круги, губы синие, щеки ввалившиеся. Понятно, откуда у меня чего возьмется, если сплю мало, и спать ложусь под утро. А Ленка — Ленка молодец. Спать легла наверняка в девять вечера, как путняя, и вот результат.
— Ладно, Лисонька, с тобой хорошо, однако если я тебе не нужна, то я отчаливаю на работу, — Ленка встала из-за стола, оставив недоеденный блинчик и пошла к себе в комнату.
— Куда торопишься — то? Времени еще полседьмого! — посмотрела я на часы.
— Лешку забрать надо от матери, — крикнула она уже с лестницы.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |