Шло время, я так и не приворожилась, зато поехала лечиться в Швейцарию, бросив Серегу на произвол судьбы. Оксана же объяснила парню, что раз ничего не вышло с колдовством, значит уж совсем я его ни во что не ставлю.

Серега забросил краски, кисти и запил. Напившись, он ехал к Оксане — она всегда была ему рада, выслушивала его пьяный бред и гладила по головке.

Да уж, это она умеет, тут я его понимала. Сама припомнила, как она мне еще несколько часов назад мамой родной казалась.

— Останови у ларька, сигарет надо купить, курить хочу — невмочь, — прервавшись, сказал Серега.

Мы как раз проезжали по Колосовке, мимо железной будочки под одиноким желтым фонарем.

— Да там вроде закрыто, — с сомнением сказала я.

— Спят просто, я растолкаю, — уверенно сказал Серега.

Я пожала плечами, притормозила, а Серега вылез из машины и стремглав юркнул в узенькую улочку — только пятки сверкнули. Я второй раз пожала плечами и поехала дальше.

Хочет морозиться ночью — его дело. Наверно ему просто стыдно передо мной за то, что произошло на поляне. Хотя на самом деле я на него зла не таила — под Петлей рабства собственного ребенка удавишь, и глазом не моргнешь. Жаль что рассказ он свой на полдороге бросил. Хотя основное я и так поняла еще на поляне — Оксана любила Серегу. А он любил меня.

Дома я обработала раны, напилась таблеток и позвонила Вишневскому.

— Але, — раздался сонный девичий голосок.

— Алё, — вздохнула я. — Сашка дома?

— Ага, разбудить?

— Да нет, не стоит, — грустно улыбнулась я.

Вот и все.

А что я хотела? Вишневский парень красивый, с руками оторвут...

На глаза попался численник, я оторвала листик и посмотрела, что готовит мне следующий день.

Суббота, четырнадцатое, луна в Козероге.

По дороге в спальню я размышляла — не удавиться ль мне сразу, что б не мучаться?

Поспать мне не дали. Только — только я провалилась в сон, как под ухом нудно запиликал телефон. Я попыталась нахлобучить на ухо подушку, однако гадкий телефон заткнулся на секунду и зазвонил снова. На четвертом раунде я не выдержала.

— Алло! — рявкнула я. Убила б гада!

— Алло! — рявкнул мне из трубки Зырян — еще грознее. — Марья, ты?

— Я.

— Чего до тебя не дозвониться?

— Дела у меня, — вздохнула я, села на кровати и настроилась на неприятный разговор.

— Рассказывай, что нарыла! — приказал он.

— Нарыла то, что девушку зовут Ларисой Вороновой, одиннадцать лет назад она училась в Екатеринграде, потом в Заславске, а больше ее никто не видел.

— Не понял. Ты что, ее еще не нашла? — в голосе Зыряна проскочили нехорошие нотки.

— Делаю что могу, — сухо ответила я. — Я не следователь и не частный детектив.

— Мать — то дорога? — снова завел он.

— Зырян, — усмехнулась я. — Она мне столько лет кровь пила, что я даже не знаю, что тебе и сказать...

— То есть ты отказываешься искать деньги и девку?

— Да нет, не отказываюсь конечно, — вздохнула я. — Мать ведь все — таки, какая б не была.

Зырян помолчал, потом сказал:

— Помощь надо?

Я тоже помолчала, подумала и согласилась:

— Нужна. За Колосовкой в лесу труп бабы одной в лоханке лежит, убрать бы...

Подобное Зыряну можно было поручить без проблем. В таком деле — он всегда поможет, это по понятиям, и никогда не сдаст ментам.

— В какой лоханке? — не понял меня Зырян.

— Ну ванночка детская, пластмассовая, — пояснила я.

— Ну— ка, Марья, давай подробно, что за бабу ты в лесу завалила!

— Да не заваливала я никого, — возмутилась я. — Она сама меня чуть не завалила, боюсь только что как бы следы там мои не остались, ментам потом ничего не докажешь.

— Самооборона? — понимающе хмыкнул он. — Дорогу расскажи подробнее.

— Дорога простая — проезжаешь насквозь Колосовку, за околицей там одна дорога в лес, вот по ней и едешь несколько километров до развилки у кривой сосны. Там оставляешь машину, и справа будет тропинка вглубь леса. По ней километра три — и выйдешь на круглую поляну посередине там костер разложен, а сбоку ванночка с голой бабой.

— С голой? — переспросил он.

— С голой, — подтвердила я.

— Я с тебя фигею, — сказал он и я впервые уловила в его голосе нотки растерянности.

— Зырян, так ты как, почистишь? — снова задала я вопрос.

— Конечно, — вздохнул он. — Сейчас ребят пошлю.

— Тогда я пойду спать, ладно?

— Ладно, — нехотя сказал он. — Ты уж, Марья, не тяни с делом — то, твоя мать мне уж поперек горла стоит.

— Ты ее сам к себе забрал, терпи, — пожала я плечами, отключилась и пошла досыпать.

Утром я проснулась от тянущей боли в ногах.

"Начинается", — с неудовольствием подумала я, соскочила с кровати и побежала в кухню, пока боль не стала невыносимой. В холодильнике я схватила баночку с Оксаниным отваром, нацедила себе стаканчик и выпила. Посидела немного на диванчике, отдышалась и снова залезла в холодильник на инспекцию. Баночек у меня осталось всего ничего — две штуки. То есть сегодня надо бегом нестись сдаваться к онкологам — жить хочу, мочи нет!

Еще немного подумав, я скрепя сердце набрала телефон Лоры — Святоши. Терпеть эту бабу не могу! Ходит вся в черном, бесформенном — ворона вороной, вечно поучает, в хозяйственной сумке, которую Лора носит вместо дамской сумочки — всегда лежит кипа православных брошюрок, которыми она подкрепляет свои нравоучения. Однако она, только она запросто отчитывает любой рак. Господь действительно к ней прислушивается.

— Алло! — послышался в трубке тонкий девичий голосок.

Непосвященный наверняка бы подумал, что это дочь или родственница Лоры, да только я — то знаю — это сама Лора, которой Господь без меры отсыпал такого богатства — нежного девичьего голоска, в службу секса по телефону ее бы вне конкурса взяли! И это при том, что Святоше пятьдесят девять лет.

— Привет, Лора, это Марья.

— Все же позвонила? — хмыкнула она. — Я тебя раньше ждала.

— Зачем? — не поняла я.

— На лечение, глупая!

Мда. У Лоры я категорически не хотела лечиться. Тянула до последнего, да только сколько веревочке не виться... Знаю я методы Лоры — первым делом потребует все имущество на монастырь пожертвовать, потом на голодовку дней на сорок — пятьдесят посадит, и что б каждый день по сотне псалмов спела, и точка! Причем лечить она будет именно в монастыре, так что после сеанса больной отправится не в уют собственного дома, а в келью с соломенным тюфяком вместо перинки. Впрочем, о чем я говорю? Какая келья? В монастыре порядки строгие, там пахать надо от зари до зари, и пофиг что у тебя рак в последней стадии — марш дрова колоть!

— А ты что, уже в курсе? — мрачно спросила я, впечатлившись от таких мыслей.

— Тебя же Аннушка лечила по осени, забыла? — спросила она.

— Так может я вылечилась уже.

— А ты вылечилась?

— Нет, — призналась я.

— Так приезжай, чего тянешь — то!

— На голодовку посадишь? — тяжко вздохнув спросила я.

— Пост — это первейшее дело! — затянула она старые песни о главном. — Наш господь в пустыне сорок дней постился и молился...

"То — то ему глюки в виде Сатаны и привиделись", — мрачно подумала я.

— Рак — это грязь в теле, которую надо просто вычистить, — продолжила наставления Святоша, — а какое же телесное очищение без духовного? Так что ты приезжай ко мне, я тебя посмотрю да и решим как тебя отчитывать будем. Через сколько будешь?

— Ближе к вечеру, — пожала я плечами.

— Сейчас, — твердо сказала она. — И так вон сколько времени упущено.

— Ладно, — пробормотала я.

Вообще — то я хотела снять деньги, отвезти кольцо и денежную компенсацию Сашке, а потом уж к Лоре. Ну да ладно, со старой ведьмой лучше не спорить.

Я умылась, оделась и поехала на Дюдьково, деревню в двадцати километрах от города, где в простой деревенчатой избенке жила Святоша.

Дома у нее было еще хуже, чем я думала. Никаких перегородок в избушке не было, одна большая комната поражала аскетизмом, если не нищетой. Из мебели стоял выщербленный стол, три колченогих стула, а в углу стоял продавленный диван без ножек, явно найденный на свалке. С протянутых веревок свешивались пучки сушеных трав, маленькие оконца давали немного света, и из полутемных углов на меня строго смотрели лики святых. Лора все заработанное отдавала на церковь.

Святоша поздоровалась, пристально на меня посмотрела и вдруг нахмурилась.

— Ну-ка, сядь! — велела она мне.

Я села, древний стул жалобно скрипнул и зашатался, а Святоша прикрыла глаза, прошептала молитву и еще раз пристально осмотрела меня.

— Ничего не понимаю, — бормотнула она.

— Лора, что случилось? — забеспокоилась я.

Она не слова не говоря встряхнула кистями рук и стала медленно водить или вдоль моего тела. От макушке — и к ногам. И снова от ног в макушке. Пальцы ног и рук мгновенно озябли.

По мере ее манипуляций на лице ее начало проступать возмущение пополам с брезгливостью.

— Лора? — подняла я бровь.

— Иди отсюда, и чтоб духу твоего тут не было, наркоманка проклятая, — прошипела она мне в лицо. — Правильно люди говорили, а я еще сомневалась.

— Лора, ты чего? — воззрилась я на нее.

— Вон! — чуть ли не затопала она ногами.

— Ты мне рак то есть лечить не будешь? — уточнила я, вставая.

— Нет у тебя никакого рака! — завизжала она. — Прочь из моего дома! Прокляты наркоманы перед богом!

И она вышвырнула меня из своей избушки, не дав мне ни слова молвить.

Подумав, я постучала к ней в дверь, пока она из сеней не зашла в дом и спросила:

— Лор, ты мне только скажи, кто тебе сказал что я наркоманка?

— Убирайся! — жестко велела она.

— Оксана наверняка?

Лора промолчала, со стуком захлопнув дверь в дом.

Или я сошла с ума, или Лора.

Третьего не дано.

А Лора все — таки психованная и хамка, ей лечиться надо. Понятно, что она что — то необычное увидела, только вот что? Насчет того что я наркоманка — она конечно пошутила, но разобраться надо.

Запиликал сотовый.

Высветился какой — то номер, которого я не знала.

— Алло, — на ходу сказала я. Что — то стало холодать, и я стремилась поскорей усесться в теплую машинку.

— Мне Марию можно услышать? — сказал девичий голосок.

— Слушаю.

— Это Аня, Аня Усольцева, помните вы мне визитку оставляли?

— Какая Аня? — не поняла я.

— Вы ко мне приходили, говорили что какая — то девушка с моими данными деньги украла, помните?

— Ах, Анечка! Конечно я вас помню! — завопила я. Шедшая мне навстречу тетка с полными ведрами воды вздрогнула, тяжело расплескала воду себе на юбку и злобно на меня посмотрела.

Я ей светло улыбнулась — встретить бабу с полными ведрами — к удаче.

— Я кажется ее помню, — сказала Анечка.

— Ту, которая на вас похожа? — не поверила я.

— Ну да, — согласилась она. — Вы знаете, я когда паспорт меняла, еще обратила внимание, что паспортистка на меня чем — то похожа. Обычно на свою внешность не обращаешь внимания, а тут я принесла фотографии, лежат они на столе, я то на свои фотки, то на ту паспортистку смотрю — просто сестры!

— Так, — боясь поверить в удачу, сказала я. — Помните, в каком паспортном столе вы получали паспорт, Аня?

— При Калининском ГОМе, — ответила она.

— Аня, спасибо большое, если возникнут вопросы, можно я вам перезвоню?

— Конечно звоните, — согласилась она.

Вот черт возьми!

Жизнь — то налаживается!

Я прыгнула в машинку, завелась и поехала в город.

Минут через тридцать я уже взирала на дверь паспортного стола. На синей табличке белыми буковками было написано, что сия дверь откроется в шестнадцать ноль — ноль, и не минутой раньше. Сейчас же было всего два часа. Вот черт возьми!

Только я порадовалась, называется!

Около лесенки, притоптывая, толклось несколько теток, пара грузин и благообразный старичок.

— Кто последний? — спросила я в пространство.

— Я, дэвушка, паслэдный буду, — откликнулся тут же один грузин.

— Мне отъехать надо, можно я за вами буду?

— Какой разгавор, красавица! — кивнул он.

Тетки все как одна недовольно на меня посмотрели. Большими буквами на их лицах была написана одна и та же мысль — выискалась фря, мы тут морозимся, а она сейчас по барам пойдет чаи распивать да булки трескать, чтобы приехать потом к открытию.

Я пожала плечами, обогнула здание и пошла к машине, на ходу доставая сотовый.

— Алло, Галина, привет!

— Марья, ты что ли? — недоверчиво отозвалась она.

— Нет, налоговый инспектор. Как дела — то?

— Да с Божьей помощью. Что — то давно тебя не видно было.

— Да не говори, — вздохнула я. — Ты сейчас как, свободна? Надо б мне тебя.

— Конечно приезжай, — согласилась она.

Еще бы она была против! Как не крути, а в прошлом году Галина согласилась отдаться в рабство на три года, мы тогда убийцу ее племянницы помогли ей искать. И нашла его именно я! Да, Галина не такой хороший диагност и лекарь как Лора, но она по крайней мере обладает легким незлобивым характером, так что мне сам бог велел скоротать эти два часа у нее. Во всяком случае в одном я была уверена — Галина меня не выкинет из своего дома как Святоша. Блин, недаром я всегда терпеть не могла Святошу!

Галина и правда встретила меня ласково. Усадила за стол, поставила большое блюдо с пирожками и налила душистого чая на травах.

— Исхудала ты страсть, Марьюшка, — приговаривала она, накрывая на стол. — Давай — ка вот пирожки поешь, с грибами, с вареньицем из малины, какой уж попадется.

Я не глядя взяла первый попавшийся — оказалось, малиновый.

— А пока ешь — рассказывай, что у тебя за дело ко мне, — сказала Галина, усаживаясь за стол.

— Да у Святоши сейчас была, все настроение мне испаскудила, — пожаловалась я.

— На это она мастерица, — кивнула Галина. — А что у вас с ней получилось?

— Ты в курсе что у меня рак? — в лоб спросила я. Раньше я как — то нехотя это признавала, начнут жалеть, причитать — а что толку? Да и вообще, есть в болезни и иной ущербности нечто неприличное.

— Все знают, — спокойно сказала она, не отводя глаз.

— Вот я и надумала у нее лечиться, а она мне такой бред выдала... Можешь меня сама посмотреть?

— Я — то могу, да вот только мне непонятно одно, — Галина сделала паузу и испытующе посмотрела на меня. — Почему ты из-за диагноза ко мне приехала? Уж это — то любая ведьма независимо от здоровья может сделать.

— Галин, у меня проблемы с Силой, — поморщилась я.

— То есть проблемы?

— Нету ее у меня, — нехотя призналась я.

— А Книга? Открой ее и будет тебе сила.

— Галин, ты честное слово задаешь трудные вопросы, — вздохнула я. — Посмотри меня лучше сначала, а? А потом поговорим.

— Ну хорошо, — согласилась она, встала, сдернула косынку с головы и вынула шпильки из волос. Тяжелая волна черных с проседью волос упала ей до бедер. Закрыв глаза, Галина шепотом произнесла молитву, и начала водить руками вдоль моего тела, не касаясь меня. Снова озябли пальцы рук и ног.

Галина в последний раз встряхнула руками, поглядела на меня и растерянно сказала: