Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Наш самый дорогой и почётный гость — Бенедикт Романович! Встречайте!
Все захлопали, в салон важно прошествовал немолодой человек в дорогом старомодном костюме, сильно облысевший, в очках с толстыми дужками, с солидным брюшком. Он взошёл на сцену и театрально произнёс, будто выступал на сцене перед многотысячным залом:
— Извините, друзья мои, что только сейчас смог присоединиться к вашему празднику. Дела. Дела. Пару часов назад я гулял по Парижу, смотрел на звёзды. У меня было романтическое настроение, я мечтал. О чем? Конечно, о самой красивой женщине, талантливой актрисе и певице. Мучился мыслью, что можно подарить звезде? Снять звезду с неба? Нет-нет. Этого мало. Судьба занесла меня совершенно случайно в антикварный магазинчик. И именно там я увидел вещь, которую не стыдно подарить императрице моей души!
Он сделал знак — в салон прошествовал молодой человек, держа в руках огромный футляр из бордового бархата, открыл и в ярком свете засияли, переливаясь всеми цветами радуги драгоценные камни помпезного гарнитура — колье, диадема и серьги.
Милана в воздушном платье небесно-голубого цвета, украшенном яркими цветными разводами, словно экзотическая бабочка впорхнула на сцену. Бенедикт Романович по-хозяйски её осмотрел, расцеловал в щёчки, и пророкотал:
— Чаровница, кудесница, милая, прекрасная, неотразимая, сногсшибательная, обворожительная, прелестная Милана. Поздравляю от всей души!
Он одел ей колье, застегнул сзади замочек, водрузил на голову диадему. Обняв олигарха, Милана чмокнула в щёку. Зал утонул в громких аплодисментах. То, что эти украшения нувориш купил вовсе не в антикварном магазинчике, а где-нибудь на аукционе Сотби, я понял сразу. Стало безумно стыдно. Что я могу предложить "императрице"? Двухкомнатную квартирку в Красногорске? Форд "Мустанг" 1993-го года? Зарплату нищего журналиста? У меня застрял комок в горле, я сильно пожалел, что меня спасли. Если бы я утонул, не ощущал бы сейчас таким униженным и несчастным.
— И как дополнение маленький сувенир, — Бенедикт Романович хлопнул в ладоши.
В салон вкатили на тележке два здоровенных круглых ящика, украшенные золотистой фольгой. Зазвучала барабанная дробь, вверх ящиков вскрылся, и оттуда синхронно выпрыгнуло двое мускулистых парней, одетых лишь в узкие плавки. Они встали на колени перед Миланой и протянули огромные букеты роз.
— Эти молодые люди поступают в твоё распоряжение, дорогая Милана, — сказал Бенедикт Романович. — Они будут рады выполнить любое пожелание! Леонид и Тимур.
Все опять яростно зааплодировали. Захотелось вылететь на сцену и вмазать по довольно лоснящейся физиономии этого шута горохового. Тем временем Бенедикт Романович спустился со сцены и с комфортом устроился за столиком в мягком кресле. Милана осталась на сцене, подошла к микрофону и громко объявила:
— Для нашего дорогого гостя!
Бросила взгляд на музыкантов, которые расселись за инструментами за её спиной, и запела "Очи чёрные" Михаила Круга:
Над обрывом гнётся ива
Сердце рвётся в облака
Что ты, Русь, глядишь тоскливо
От чего печаль-тоска
Где твоя былая удаль
Золотые времена
Эх, сударыня, эх сударь
Не осталось ни хрена
Бенедикт Романович остались довольны, и выразили свою радость аплодисментами. Милана исполнила несколько русско-народных песен: "Ехали на тройке с бубенцами", "Окрасился месяц багрянцем", "Тонкая рябина". А когда Милана запела "Когда я вернусь в Россию", олигарх даже прослезился.
Но я вернусь в Россию на рассвете
А я вернусь в свой город над рекой
А я вернусь пусть даже после смерти
С разбитым сердцем, с раненой душой
А я вернусь домой святой и грешной
Согреет водка голос мой больной
Моя душа заплачет безутешно
Когда вернусь, когда вернусь
Я в дом родной
В конце концов, последнюю песню "Приходите в мой дом", Бенедикт Романович исполнял вместе с Миланой, обняв за талию.
Я закрою глаза, и обиды забуду,
Я прощу всё, что можно, и всё, что нельзя.
Но другим никогда, Видит Бог, я не буду,
Если что-то не так, Вы простите меня.
Конец песни утонул в бурных аплодисментах. Любовь к шансону — неотъемлемая черта нашей "аристократии бабла". Вместе с олигархом Милана спустилась с эстрады и села за его столик. Двое подаренных парней застыли рядом, как часовые.
Как из рога изобилия посыпались выступления певцов, пародистов, жонглёров. По залу призраками носились официанты, обнося присутствующих десертом и коктейлями. Мне принесли кофе капучино, надо сказать, великолепный, горячий, с огромной шапкой молока, посыпанной корицей. Почти все на празднике было сделано по высшему разряду. Я задавался вопросом, кто оплачивал весь этот банкет. Сама яхта, конечно, принадлежала Бенедикту Романовичу. Неужели он и праздник проплатил тоже? От большой любви к Милане?
Возникла странная пауза, я взглянул на сцену — никто не вышел. Наверно, перерыв, сделал глоток кофе и чуть не поперхнулся, услышав голос Лифшица, который, как приведение, возник рядом:
— Олег, исполни что-нибудь.
Я готов был сжечь его взглядом, но второй режиссёр, несмотря на кажущуюся подобострастность, обладал железным характером.
— Давай-давай, — уже твёрже повторил он, подталкивая меня в спину.
Ничего не оставалось, как встать и пройти к роялю. Я решил похулиганить. Оказавшись рядом с оркестрантами, заговорщически спросил:
— "Тётю Розу" знаете?
— А то, — ухмыльнулся контрабасист с иссиня-красным мясистым носом, выдававшим явную слабость к горячительным напиткам.
Остальные одобрительно кивнули. Я уселся за рояль, поправил микрофон. Ударив по клавишам, заиграл разудалый мотив:
На привозе к тёте Розе.
Видно, в очень сильной дозе
Подошёл какой-то идиёт.
Он сказал стихами в прозе
Нашей бедной тёте Розе
Что сейчас скандал произойдёт
Эта глупая угроза
Впилась в сердце как заноза.
Тётя Роза ножик достаёт
Три раза курнула в спину
И свалила на малину,
Но к несчастью выжил идиёт
А тётя Роза ведёт себя нахально,
А тётя Роза с рожденья аморальна,
А тётю Розу не стоит обижать,
А то Одессы-мамы больше не видать
Оркестр умело подыгрывал, и получилось неплохо. Бенедикт Романович хохотал, как ребёнок, потом махнул мне рукой, чтобы я присоединился к ним. Я спустился вниз, проходя мимо столика Розенштейна и Верхоланцева, с удивлением заметил, как главный продюсер, багровый от злости, прожёг меня бешеным взглядом. Показалось, он вытащит из-под столика "пушку" и пристрелит меня.
Я присел рядом с олигархом, Милана нежно сжала мне руку под столом и загадочно улыбнулась.
— Ну, молодец, — воскликнул Бенедикт Романович, хлопнув меня по плечу. — Где так здорово научился? В кабаках выступал?
— Да нет, исполняю для друзей, знакомых, на вечеринках.
— Мне сказали, ты в Саратове в театре играешь? Хочешь, помогу в Москву перебраться? В любой театр пристрою. Для меня это не проблема. Или сольные сделаю. В театре Эстрады, или в Барвихе.
— Да нет, спасибо, — я ощущал себя неловко.
— Ладно, сыграй нам что-нибудь нежное, о любви. Давай.
Я вновь сел за рояль, но не успел даже прикоснуться к клавишам, раздался грохот, вопли, шум борьбы, в салон ворвались вооружённые до зубов парни в тяжёлых бронежилетах и масках.
— Всем на пол! — заорал мордатый парень, держащий наперевес "тавор-коммандо", массивную, штурмовую винтовку.
Взгляд зацепился за нечто интересное за широким иллюминатором, и я все понял. Огляделся по сторонам — гости, испуганно дрожа, улеглись носом в пол. Один из бандитов держал на мушке Бенедикта Романовича, бледного, как мел, а Милана сжавшись в комок, наклонилась над столом. Остальные прошлись по ряду, бесцеремонно пиная лежащих, и рассредоточились по углам салона.
— Ты, ублюдок, — услышал я окрик одного из братков. — За пианиной, быстро на пол.
Я невозмутимо встал, и нагло прошипел ему в лицо:
— Пошёл на х...
С силой вырвал из его рук винтовку, которая оказалась предсказуемо лёгкой, и бросил на пол. Сложив руки на груди, подождал реакции. Один из бандюков матерно выругался и вдруг задорно воскликнул, снимая маску:
— Один говнюк все удовольствие испортит!
Он сбросил бронежилет, под которым оказался щегольской смокинг с бабочкой.
— Ах ты, зараза! — заорал олигарх.
Они обнялись, постучав друг другу по спинам кулаками.
— Милана, дорогая. Извини, хотели порадовать эффектным появлением, — проговорил "главарь", целуя ей руку. Милана привстала, бледная и раздосадованная, и через силу улыбнулась. — Для тебя маленький подарок, — добавил он, доставая из смокинга бумаги и ключи, им галантно передал ей.
Взял её под локоток, вывел на палубу, рядом с которой на понтоне покачивался в свете прожекторов роскошный седан "Lexus LS 460" цвета неба в июльский полдень.
— Благодарю, Вахид Джафарович, — проговорила Милана сухо. — Очень рада.
Гости начали молча вставать, отряхиваться, никто даже не выругался, а мне безумно захотелось дать Вахиду в морду за его "эффектность".
Милана с Вахидом вернулись в салон, он хлопнул в ладоши. Сверху просыпались лепестки роз, устлавшие пол толстым слоем. Гости, уже пришли в себя, и громко зааплодировали. Я отошёл на место, взял остывший кофе. В груди клокотала ярость, которую всеми силами пытался сдержать. После формальностей Вахид совершено потерял интерес к Милане, вместе с Бенедиктом и Розенштейном они вышли из салона, беседуя о делах. Гости начали постепенно расходиться, я допил холодный кофе и тоже пошёл к выходу. На палубе наткнулся на Верхоланцева, который будто поджидал меня.
— Слушай, Верстовский, а ты действительно отношение к Вяземским имеешь? Князьям? — он схватил меня за рукав. — Или так, приврал для красного словца?
— Бабушка рассказывала по секрету, что наш род ведётся от князя Петра Андреевича Вяземского.
— Ого. Так по знатности меня догнал? — присвистнул Верхоланцев, и ехидно проворчал, заметив мой недоуменный взгляд: — Дурак, ты, хоть и Вяземский, о великих режиссёрах надо все знать. Как же ты у меня снимаешься, а ни хрена не знаешь, кто я такой. Один мой предок был действительный статский советник. А второй — великий художник Поленов. Покопайся в Интернете. А то выпорю, — погрозил он мне пальцем. Он вдруг расхохотался, о чем-то вспомнив, и добавил: — Здорово, ты нашу "тётю Розу" подцепил, с ним чуть удар не случился.
Я изумлённо воззрился на главрежа, решив, что тот свихнулся на почве чрезмерной дозы спиртного.
— У Розенштейна прозвище такое, за глаза, "тётя Роза", он же в Одессе родился, как в этой песне, — объяснил Верхоланцев. — Скупая, жадная сволочь, — лицо исказилось гримасой отвращения.
— Я не знал об этом, просто решил в тему исполнить.
— Да ладно, не оправдывайся. А как ты понял, что Вахид инсценировку устроил?
— Увидел лексус на понтоне, а потом присмотрелся, винтовки — бутафорские.
— Молодец, умный парень. И внимательный. Впрочем, ты ж репортёр, тебе и карты в руки. Хороший у тебя материал будет теперь для твоего журнала. Светские вечеринки, сплетни. Приврёшь, как это бывает. Только мой совет, лучше молчи обо всем. Так тебе спокойней будет.
— Я не пишу о развлечениях бомонда и сплетнях. Меня интересуют другие вещи, — холодно объяснил я.
— Да, я вспомнил, ты же о призраках и ведьмах пишешь. Я хотел об этом фильм снять. О призраках Тьмы, но потом передумал, хотя уже сценарий написали, костюмы начали шить.
— Почему не стали?
— Посоветовался кое с кем и решил не тревожить эту нечисть. Знаешь, лучше не трогать её, чтобы она тебя не трогала. Да, предупредить тебя хотел, лучше с ментами дело не затевай. По поводу нападения на тебя. Никого не найдут, только больше врагов приобретёшь.
— Я и не собирался даже.
— Ну и молодец!
— Если убийц Северцева не нашли, то уж для такой мелкой сошки, как я, тем более никто пальцем не пошевельнёт, — проговорил я, изучая выражение лица Верхоланцева.
Главреж напрягся, с лица сползла дурашливая пьяная ухмылка.
— Значит, врёшь, что только привидениями интересуешься, — пробурчал он. — Ну, рассказывай, что узнал об этом деле.
— Ну, во-первых, Северцеву перед смертью являлся призрак, которого он ужасно боялся. Из-за этого проигрывать стал больше. Во-вторых, он — мой троюродный брат. Его дед и мой были братьями. Только я об этом понятия не имел. Узнал случайно.
— Ясно, значит, кровная месть, — с иронией проронил Верхоланцев. — Ну и кого ты подозреваешь? Давай-давай, колись. Ведь что-то откопал? Молчишь? Понятно. Меня, надо понимать, подозреваешь?
— Нет.
— Врёшь! — воскликнул он весело. — Да, если бы я всех хахалей моей супруги убивал, знаешь, сколько на мне трупов висело? Не было у них ничего. Это я точно знаю. В отличие от тебя, — добавил он хитро. — Чего испугался? Ты думаешь, я слепой? Но я сам разрешил.
Я нахмурился и попытался рассмотреть выражение его лица в свете тусклых фонариков, висевших над палубой.
— В общем, что я тебе скажу, — заговорщицки проговорил Верхоланцев, дыша перегаром мне в лицо. — Только ты не обижайся. Ты для Миланы знаешь где? Между этими стриптизёрами, которых Беня подарил, и её шофёром. У неё интерес к тебе имеется. Она ребёнка хочет. Вот выбрала тебя. Молодого парня, здорового. Ты вроде не наркоман, не пьяница.
— А чего ж тогда она от стриптизёра не родит? Он поздоровее меня будет, — возразил я, ощущая уязвлённым до глубины души.
— Ну, ты даёшь. Она же не хочет такого дебила, как эти качки. Ей нужно, чтобы умный был. Не идиот какой-нибудь.
— Почему она решила, что я — умный? — хмуро бросил я, стараясь, чтобы голос не дрожал от обиды.
— Читала твои статьи, когда мы хотели кино снимать об ангелах Тьмы. Очень ей нравился твой стиль. Вначале, когда ты на неё запал, она не хотела с тобой сближаться. Но потом уяснила, именно такой, как ты ей нужен. Для этого дела. Мы с ней серьёзно поговорили и я согласился. Пойми, Олежек, видит она в тебе только одно место. Не обижайся, но не рассчитывай на большее.
Я чуть не спросил, почему этого места она не видит в собственном муже, но Верхоланцев, похоже, уловил ход моих мыслей.
— У меня сейчас только внуки получаются. Да, ладно, Олег, не огорчайся ты так, — добавил он уже веселее. — Все бабы — стервы. Пойми это и прими, как должное. Может, я ещё тебе позавидую, что ты не женат. Да, кстати, документы на тебя уже в Москву ушли. Получишь скоро орден Мужества!
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |