Призраки прошлого

— Франко, не мучай меня, я согласна на твои условия, — проговорила Милана тихо.

— Хорошо, — бросил я, вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт, сунул ей в руки и повернулся, чтобы уйти.

Я услышал тихий вскрик Миланы, но, не оглядываясь, направился быстрым шагом к выходу.

— Отлично! — заорал неожиданно Розенштейн, вскакивая с раскладного стула. — Вот так снимаем и идём вперёд.

Я вопросительно взглянул на Верхоланцева.

— Не спеши, Давид, — с кислым видом проговорил главреж, вставая, с трудом опираясь на трость.

Прихрамывая, он подошёл к Милане, и поманил меня.

— Что плохо получилось? — поинтересовался я.

— Нет-нет. Все нормально. Но...

— Что тебя не устраивает?! — я, Милана и Верхоланцев, все трое синхронно вздрогнули от визга "тёти Розы". — Все прекрасно, Верстовский лучше не сыграет все равно!

— Давид, дай мне сделать то, что я хочу, — холодно проговорил Верхоланцев. — Успокойся, мне нужно время.

— Зачем?! — не унимался "наиглавнейший церемониймейстер", распаляя себя все сильнее.

Его лысая макушка начала багроветь, покрываться бисеринками пота. Верхоланцев полуприкрыл глаза, набрал воздуха и очень спокойно ответил:

— Мне не нравится конец этой сцены. Семён, что ты на эту тему думаешь? — обратился он к скучающему в углу сценаристу. — Сухо, без эмоций. Давай подумаем, что можно изменить.

— Можно вот это, — быстро черкнув что-то в блокноте, сказал сценарист.

— Да, я помню, ты это предлагал, — кинув взгляд, произнёс задумчиво Верхоланцев.

— Дима, мы в график не уложимся! — не отставал Розенштейн. — Игорь Евгеньевич должен улететь через два часа.

— Давид, мне плевать, когда должен улететь Игорь Евгеньевич, — бросил, не поворачивая головы, главреж. — Закажи ему билет на другой самолёт.

— Он не успеет на спектакль! — зашёлся в истеричном вопле продюсер.

— Мне-то какое дело до этого? У нас уговор был — никакой параллельной работы. Для Мельгунова я сделал исключение. Обойдётся хоть раз. Ну, так что, Семён, что ещё можешь предложить? — Верхоланцев переключился на сценариста.

Они стали о чем-то беседовать, не обращая никакого внимания на красного, как рак Розенштейна, который чуть не лопался от злости. Продюсер потоптался на месте, пронзая меня лютым взором, будто считал меня главным виновником задержки. Удалившись к своему месту, шлёпнулся на возмущённо скрипнувший под его массивной тушей стул.

— Олег, Милана, импровизируйте, — неожиданно предложил Верхоланцев. — Что-нибудь от себя. А мы посмотрим.

Я недоуменно взглянул на него, увидев мою растерянность, главреж похлопал меня по плечу и ободряюще улыбнулся.

Мы начали обыгрывать сцену, по-разному. Верхоланцев постоянно оставался недоволен. Наконец, после того, как я отдал Милане конверт, она вдруг быстро подошла ко мне и бросилась на шею. Я растерялся, но буквально через мгновение пришёл в себя, прижался к её губам, ощущая, как меня обволакивает облако пьянящего аромата духов.

— Стоп! — услышал я крик главрежа.

Я боялся повернуться к нему и увидеть на его лице бешеную ревность, но вместо этого услышал его удовлетворённый голос:

— Отлично, вот так и будем снимать. Кирилл, ты готов? Ну что, Давид, согласен?

Розенштейн перестал храпеть, укрытый газетой, встрепенулся и пробормотал сонно:

— Да-да, конечно. Так и будем.

Мы сняли один дубль, потом другой. Я компенсировал, хотя бы частично, разлуку с Миланой, получив официальную возможность целоваться с ней. После шестого дубля, Верхоланцев, наконец, резюмировал:

— Стоп. Снято. Перерыв, потом будем снимать с Мельгуновым. Давид, его светлость соизволит выйти к нам? Или нам опять ждать придётся? — ядовито добавил он.

— Не волнуйся, — важно ответил Розенштейн. — Но имей в виду, Дима, снимаем с первого дубля и без репетиций.

— Понял-понял, — с кислым видом пробурчал Верхоланцев. — Как обычно. Пусть он только в форме будет.

Меня передёрнуло от мысли, что придётся встречаться с премьером. Я так радовался, когда мне удавалось его избегать. Перед мысленным взором всплыли потухшие, оловянные глаза, заносчивый взгляд.

— Олег, возьми себя в руки, — услышал я голос Миланы. — Ты не на казнь собираешься. Пойдём в кафе, перекусим.

Свернув за угол, мы обнаружили вывеску маленького кафе, стилизованное под деревянный коттедж — у окна буквой "П" стояли деревянные диванчики, обшитые полотном нежно-салатового цвета, нашли уютное местечко в дальнем углу. Мягкий солнечный свет, струился из высоких окон, создавая умиротворяющую атмосферу.

— Верхоланцев так охрану и не приставил к тебе, — проворчал я, когда мы присели за столик.

— Приставил, — усмехнувшись, подтвердила Милана. — Шляются теперь за мной, как привидения. Достали. Я их отпустила пока. Ты же сможешь меня защитить, — добавила она наигранно томно, погладив меня по руке

— Это совсем не смешно. Сама была свидетельницей.

— Олег, я тебе сто раз говорила — это был несчастный случай. Ты нервничаешь, вот тебе и мерещится что-то странное. Лучше, поведай мне, куда ты пропал. Не звонил, не интересовался, что со мной, — в голосе не звучало недовольство, скорее ирония.

— Я занят был.

— И все? Так занят, что не мог вспомнить обо мне?

— Я все время о тебе думал. С ума сходил.

— Думал, с ума сходил, — передразнивая меня, повторила Милана. — Банальности.

— Ну, не такие уж банальности. Избавил семью знакомых от кучи призраков. Они пригласили меня для этого в этот городок. Наконец, удалось вывести на чистую воду местного колдуна. Трудно, я тебе скажу, пришлось, — добавил я с нескрываемой гордостью.

— Хвастун. Охотником за приведениями себя мнишь.

— Я серьёзно говорю. Весь дом был напичкан аппаратурой, которая вызывала полтергейст. Я нашёл и всё вывернул к чёртовой матери, — с долей раздражения объяснил я. — Прежний хозяин дома установил, а его никчёмный сынок-уголовник воспользовался, чтобы новым владельцам мстить. Довёл нынешнего хозяина до инфаркта. Это все очень серьезно, Милана.

Она нахмурилась:

— Это вызывало призраков? Каким образом?

— Миниатюрные голографические проекторы за незаметными панелями. Очень эффектно. Представь — гаснет свет, панели отъезжают, и возникает завывающая, парящая над землёй фигура в саване. Все устройства питались от внешнего аккумулятора.

— Значит таким образом можно и в других местах вызывать привидения? — спросила Милана нервно.

— Конечно! Я тебе об этом толкую! Это все происки местного экстрасенса.

— Того самого, к которому ты все время ходил? Я тебе говорила, что он — жулик. А ты не верил.

— Не так все просто, Милана. Поверь. Он не жулик. Он действительно этой аппаратурой снабжает, но при этом сила у него есть.

— Какие вы мужики все-таки наивные. Ткнули носом, а ты все равно ему веришь. Дурачок.

— Глупо звучит, но верю. Он сказал, что может провести ритуал, и я будто побываю на месте убийства Северцева и увижу все своими глазами.

— Наивный ты, Олежек. Это только в кино бывает, да в дурацких книжках.

— Правда, это опасно, — продолжил я, не обращая внимания на её слова. — Но не думаю, что уж очень.

— Почему он раньше этого ритуала тебе не предлагал? — странное беспокойство почудилось в словах Миланы.

— Он сказал, что между мной и Григорием образовалась стойкая духовная связь. Поэтому его призрак постоянно меня преследует, предупреждает об опасности. И я смогу, ну как бы перевоплотиться в Григория. На время.

— Если этот экстрасенс может вызывать призраков с помощью аппаратуры, почему ты веришь, что это настоящий призрак Гриши, а не очередные происки колдуна?

— Милана, я бы поверил в это, если бы не одно обстоятельство. Когда ты хотела покончить с собой, Кастильский этого никак не мог знать. И вызвать ко мне призрак Северцева, который бы предупредил об этом, не мог! Пойми.

— Олег, лучше бы ты к нему не ходил больше, — напряжённо проговорила Милана. — Думаю, он опасен.

— Если бы я старался избегать опасностей, то никуда бы никогда не ездил и ни строчки бы не написал, — в сердцах бросил я.

— Прости, — нежно сжав мне руку, сказала Милана. — Я беспокоюсь за тебя. Больше ничего.

Она помолчала, пригубила из бокала сока и осторожно спросила, через паузу:

— Олег, ты не передумал?

— Ты о чем?

— Ну, в отношении нас, — чуть заметно помявшись, объяснила Милана.

— А почему я должен передумать? Я все решил. Это ты сомневаешься. Я понимаю, почему.

— Он к тебе очень хорошо стал относиться, — задумчиво пробормотала она. — Рвётся с тобой фильм снять, в главной роли. Он видит в тебя отражение себя, только молодого, ты прекрасно вписался в группу, точно следуешь его указаниям. Он давно искал такого актёра, как ты. Считает, у тебя — великое будущее.

— И что? — слова Миланы почему-то начали действовать мне на нервы. — Я так много потеряю, если уведу у него жену?

— Ты должен это осознавать...

— Милана Алексеевна! — свет из окон загородила широкая фигура. — Подпишите, пожалуйста. Рядом возвышался шкафообразный парень с растрёпанными, светлыми волосами и глупейшей улыбкой во весь щербатый рот. Я поморщился, на языке завертелось: "Отвали". Милана дежурно улыбнулась и лихим росчерком поставила на протянутом клочке бумаги автограф, не имеющий ничего общего с ее реальной подписью.

— Я ваш фанат, видел все ваши фильмы! — продолжал возбуждённо орать бугай. — По много раз. А "Золотые струны" — мой самый любимый.

Совсем недавно я тоже был лишь поклонником Миланы, влюблённым в нее, смотревшим с обожанием издалека. Поменяет ли она тысячи своих поклонников на одного?

— Ты ревнуешь? — хитро сощурившись, спросила Милана, когда парень, наконец, исчез. — Не переживай. Я выйду за тебя, буду дома сидеть, и меня быстро забудут. Поклонники растают, как дым сигарет.

В последней фразе я услышал насмешку, а не сожаление. Почему я, идиот такой, поверил, что она уйдёт от Верхоланцева?!

— Пойдём, а то нас уже группа заждалась, — сказал я хмуро, вставая. — Игорь Евгеньевич будет сильно расстроен из-за нашего отсутствия.

— Олег, прошу тебя, будь с ним повежливей, — предупредила Милана быстро. — В последнее время он злой, как чёрт. Постоянно капризничает, что-то требует от Розенштейна. Орёт, дверьми хлопает, всех утомил до ужаса.

Уже издалека я увидел Мельгунова, ерзающего на заднем сиденье шикарного ретро-авто, который мы обсуждали с Верхоланцевым, и решил, что у премьера разыгрался геморрой, поэтому он никак не может найти подходящее местечко для своей бесценной задницы. Рядом восседал "сердешный" друг Ромочка, которого никак в кадре быть не могло. Поодаль я заметил Кирилла с Верхоланцева, которые с одинаково хмурыми лицами наблюдали за приготовлениями мегазвезды.

— Ну что, все в сборе! Можно начинать, — потирая толстые, волосатые ручонки протянул удовлетворённо Розенштейн. — Роман Геннадьевич, я вас попрошу покинуть площадку, — добавил он, расплывшись в елейной улыбке, подобострастно распахнул заднюю дверь.

Рома медленно, с достоинством слез с белоснежного кожаного сиденья и направился к трейлеру. Я подошёл к машине, устроился за рулём, бросив мимолётный взгляд на Мельгунова, поглощённого суперсложным занятием — подкладыванием под задницу очередную подушку.

— Олег, не волнуйся, — услышал я голос Верхоланцева, который, несмотря на хромоту, быстро и незаметно возник рядом. — Все равно мы сейчас будем только Мельгунова снимать крупным планом, а потом, если что, тебя переснимем. Любую отсебятину неси — не страшно.

Я кивнул, заметив, что "глаз" камеры смотрит только на заднее сиденье, где сидит премьер. Зачем ему понадобилось сниматься вместе со мной в этой сцене, я не мог понять.

— Мотор! Начали! — крикнул Верхоланцев.

Лиля подбежала к машине, стукнула хлопушкой и быстро пробормотала номер кадра, Мельгунов аккуратно сел на заранее приготовленную подушку.

— Винченто, зачем ты хотел меня видеть? — произнёс я свою реплику.

— Ты опять начал нас преследовать! — озлобленно воскликнул Мельгунов.

— Преследовать? Дева Мария! С чего ты взял?!

Мельгунов резко подался вперёд, почти оказавшись вровень со мной и прошипел:

— Я постоянно вижу тебя в зале, когда выступает Белла. Шляешься здесь, пытаешься вновь наладить отношения. На что надеешься?

Криво усмехнувшись, я повернулся к нему и произнёс:

— Винченто, клуб теперь принадлежит мне. Я могу там находиться, когда мне заблагорассудиться. Понял? Не знал об этом? Я выкупил его за долги.

— Да, Белла мне сказала, — откинувшись на сиденье, произнёс Мельгунов хмуро. — Но все равно, это не даёт тебе право...

— Ты, непризнанный гений, заткнись и слушай — я владелец клуба! Если захочу, выкину тебя вон. Терплю тебя только из-за Изабеллы, — кажется, слово "гений" мне удалось произнести с самой ядовитой насмешкой, на какую я был способен.

Мельгунов скуксился и проговорил меланхолично:

— Хорошо, я предлагаю тебе сделку. Я получил контракт на мировое турне. На год. Когда вернусь, буду богат, как Крез. Богаче тебя раз в сто. И это будут честные деньги!

— Вот когда вернёшься, тогда и поговорим, — бросил я сухо.

— Соглашайся на сделку, — раздался будто шедший из глубины сознания зычный голос. — Соглашайся, или больше никогда не увидишь Милану живой.

Я резко обернулся к Мельгунову, по коже побежали мурашки — за спиной мегазвезды возвышалось нечто отвратительное, бесформенное с горящими глазами, в которых я увидел бездну, где на самом дне лежали кучи растерзанных, окровавленных тел. В нос ударил отвратительный смрад из горящей серы, разлагающейся плоти и едкого дыма. Я отчётливо увидел пожелтевший пергаментный свиток, на котором неразборчивой вязью шли убористые значки, интуитивно встряхнул головой, видение исчезло. Мельгунов протягивал мне обычный белый лист бумаги со стилизованной гербовой печатью.

— Я предлагаю тебе сделку, — прозвучал его совершенно обычный, ничем не пугающий голос. — Я выкупаю с процентами клуб, но с отсрочкой на год. Через год возвращаю все тебе сполна,

— Я никогда не соглашусь на это, — отчеканил я. — Никогда! И ты ничего не сможешь сделать!

— Стоп! — я вздрогнул от визга. — Мерзкая скотина, гнусное отродье, что за х...ню несёшь! Мы же договорились, снимаем с одного дубля! Убью, сволочь, кадр испортил!

Рядом оказался мгновенно побагровевший от злости Розенштейн, похожий на разъярённого павиана с красной задницей, которая переместилась на голову. Несмотря на гнетущее впечатление от встречи с посланцем Ада, его прыжки рассмешили до такой степени, что захотелось расхохотаться.

— Успокойся, Давид, — к нам подошёл Верхоланцев. — Это я попросил Верстовского импровизировать. Все получилось именно так, как нужно. Все в порядке.