| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Я Лени Рифеншталь! Я личный кинорежиссер фюрера! Я заместитель министра пропаганды Германии доктора Геббельса! Я это так не оставлю! Я....
— Оксан! Врезать ей еще? — с нескрываемым личным интересом переспросила Мария.
Увы, но Оксана знала, кто такая Лени Рифеншталь, и Марии не удалось продолжить самообучение по приобретению навыков по физической обработке пленных. А еще Оксана знала и о том, какое пропагандистское влияние оказало творчество этой немки. Но Марию она остановила. Не потому, что прониклась уважением к светочу фашистского киноискусства, а потому, что пыталась разобраться с возникшей кашей в голове — то ли казнить эту светоча поизощренней, то ли как-то ее заставить работать на своих. А еще в голове у Оксаны родилась безумная идея:
— Девочки! А если мы стравим в споре "кто круче" Лени Рифеншталь и Микиту Нахалкова? Кто победит?
— Ставлю на белокурую арийскую сучку! — заржала Анжелина.
— Наш Микитка ей даже вставить не сможет, — добавила Жанна, — Ему говорят, не только ногу оторвало, а на протез ему тогда денег не хватило....
— Подожди, — встряла Вера, — Как же он тогда собирался постельные сцены...
— Ну, говорят, там что-то все-же осталось, — засмеялась Жанна, — Правда длина меньше диаметра...
— То есть ты Оксана, предлагаешь устроить бой без правил, — заинтересовалась Аня.
— Типа того. Тут я сама еще не придумала...
— МОРЕ! — вдруг закричала Мария, — Я вижу море! Скоро наши!
И действительно — ночной марш вывел танковый взвод почти к осажденному Севастополю. Оставалось вроде бы совсем ничего.... Промчаться через немецкие тыловые позиции и немецкие линии окопов...Только вот понять бы еще в темноте, как эти окопы расположены — поперек или вдоль направления их движения...
Интерлюдия. Сценарий римэйка фильма "Третий удар". Часть 4.
Сцена шестнадцатая.
Битва в лагере. Белокурые Эссэсовки теснят Моряка, Разведчика и Мао ибо, те не могут бить женщин! И они и Мэй Линь получают звиздюлей и лежат на земле. Эссэсовки уже занесли над ними ножки в ажурных чулочках, чтобы добить героев стальными каблуками своих туфлей. Но тут звучат какие-то испанские или мексиканские мотивы и земля рядом с местом драки осыпается, обнажая яму. Из ямы вылезают трое. Мужик во всем черном и шелковом, в широкополой шляпе, шелковом плаще и со шпагой — Команданте Зо (Антонио Бандерас), симпатичная брюнетка в старинном длинном неудобном платье со множеством нижних юбок, глубоким декольте и со шпагой — Команданте Кэ (Кэтрин-Дзэтта-Джонс), и мужик в камуфляже с автоматом Калашникова и мачете — Команданте Ча (главный герой фильма "Мачете").
Используя шпаги и мачете, вновь прибывшие быстренько избавляют Эссэсовок от всего гардероба, и сгоняют их в кучу. Эссэсовки оказываются очень стыдливыми, и прикрывают руками груди и интимные прелести. Команданте Ча начинает ездить Арийкам по ушам и обращать их в свою веру, а Команданте Зо и Кэ объясняют Моряку, Разведчику, Мао и Принцессе, что прибыли сюда по подземному ходу из Гаваны по приказу Команданте Ка, чтобы помочь братскому китайскому народу сбросить ярмо и иго фашистских эксплуататоров.
Сцена семнадцатая.
Звучит марш из "Звездных войн". На сцену выступает Манштейн-Левински в черном блестящем шлеме Дарта Вейдера и Хелл-Югенд. Манштейн-Левински пытается убедить Моряка в том, что Моряк его сын Люк Бессон. Однако Моряк задает Манштейну вопрос:
— Какие Ваши доказательства?
Манштейн-Левински уклоняется от ответа на поставленный вопрос и произносит длинную речь, в которой он рассказывает о том, кого он и зачем убил, замучил, изнасиловал и так далее. Затем дает знак Хелл-Югенду и тот вступает в бой, размахивая правой рукой, которая, то ли по недосмотру, то ли умышленно замурована в мешок с цементом весом в пятьдесят килограмм. Удар этой руки страшен, но вот с точностью явные проблемы... Атаки Хэлл-Югенд длятся минут пять, но пока безрезультатны. Хэлл-Югенд вспотел, и Манштейн подносит ему флягу. Тот отпивает глоток.
Разведчик с удивлением принюхивается:
— Фанта?
Комманданте Зо кивает.
Разведчик как-то зловеще улыбается.
Бой с Хелл-Геноссе продолжается. Своей рукой с мешком цемента тот крушит лагерные столбы, вышки, остатки бараков и внезапно оказывается перед маленьким пушным зверьком с большими мохнатыми ушами.
— С дороги шавка! — орет Хэлл-Югенд.
Чебурашка отходит в сторону, бормоча: "Лепельсинами пахнет", и бегущий Хэлл-Югенд с разбегу влетает в толпу крокодилов, которые весело рвут его на части напевая:
— Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам...
Сцена восемнадцатая.
— Вы все умрете! — с пафосом заявляет Манштейн-Левински и извлекает из ножен рыцарский меч, выкованный из зигфридия. Меч светится зеленым неоновым светом. Однако финальной битвы не получается — где-то в стороне раздается рев, лязг и гул. Звучит "Марш Танкистов" и вскоре по построенным китайцами деревянным мостам на территорию лагеря въезжает огромный танк "Йозеф Стайлман". На вилах, приваренных к концу ствола его огромной пушки, по-прежнему висит истекающий кровью комендант Перекопа. Следом въезжает еще пара сотен танков.
Сталин вылезает из танка и задает вопрос:
— А что дюмает по этому поводу товарищ Жюков?
— Пусть бросит меч и дерется как мужчина! — заявляет Жуков.
Сталин пристально смотрит на Манштейна, и тот бросает меч. Звучат выстрелы, и Манштейн с дырками в голове и сердце медленно оседает на землю. Все оборачиваются. Берия, держа "Маузер" с деревянной кобурой, демонстративно сдувает с кончика его ствола дым и произносит:
— Обманули дурака на четыре кулака!
Из танка Сталина вылезает симпатичная медсестра в мини-юбке ( та же, что и в фильме "Мы из будущего") и начинает перевязывать раненых, к ней присоединяется Мэй Линь.
Сцена девятнадцатая.
Город Керчь. Повсюду валяются фрагменты тел распиленных бензопилой фашистов.
Город Симферополь. Повсюду валяются фрагменты тел распиленных бензопилой фашистов.
Город Бахчисарай. Повсюду валяются фрагменты тел распиленных бензопилой фашистов.
Город Севастополь. Рев бензопилы, предсмертные вопли на немецком, в кадре появляется Сара Оконнор вся в крови и с работающей бензопилой:
— Смерть фашистским оккупантам! — произносит она.
Крымская степь. Мчатся тысячи краснозвездных танков. За ними бегут тысячи освобожденных китайцев. Они курят бамбук и затачивают стебли камыша. На броне танка Сталина сидит десант — Мао, Разведчик, Моряк, Мэй Линь, Три Команданте и симпатичная медсестра. Три команданте исполняют на гитарах ламбаду и поют на китайском языке.
Город Севастополь. Пирсы, около которых стоят сотни субмарин Деница со свастиками на рубках. Пьяные немецкие субмаринисты вместе с полуголыми девицами, одетыми в пояса с ажурными чулками и туфли на высоком каблуке предаются блуду и разврату. Звучит песня группы "Ха-Ха" "Шина-на-на да опа, опа ши-на-на..." исполняемая группой "Рамштайн" на немецком языке. Внезапно на пирс врываются тысячи китайцев и начинается рукопашная схватка минут на пятнадцать, в ходе которой всех фашистов закалывают заостренными стеблями камыша. Полуголых девиц начинает переагитировать Команданте Ча. Его уже сопровождают переагитированные им лагерные эссэсовки. Они одеты в цвета болельщиц "Зенита" — те же пояса с чулками, корсеты, туфли на шпильках и ошейники с шипами, но сине-белой гаммы. Они скандируют:
— Гитлер нас не победит!
Мы болеем за "Зенит"!
Сцена двадцатая.
Приморский китайский город. То ли Харбин, то ли Пекин. Песчаный пляж, на котором вкопаны столбы. К столбам привязаны китайские подпольщики — мужчины, дети и девушки. Среди привязанных, сестра Мэй Линь — Пэй Линь и сестра Мао — Ляо. Обе, несмотря на мешковатую одежду, весьма аппетитные и фигуристые. Традиционно камера на полсекунды выхватывает проступающие сквозь одежду бугорки набухших сосков девушек.
Около столбов ходят фашисты в латексе и черной коже. Время от времени они расстреливают кого-то из привязанных подпольщиков. Но девушек пока оставляют в живых, ибо они симпатичные и над ними нужно поглумиться. Время от времени их хватают за волосы или за лицо что-то кричат и отвешивают пару пощечин. За всем этим наблюдают мирные жители, согнанные на набережную фашистскими оккупантами.
Никто не замечает, как сзади, в море начинает бурлить вода и из нее показываются вначале стволы орудий, а затем сами танки. Впереди танк Сталина. На его броне десант. За линией танков начинают всплывать подлодки, из которых выскакивают китайские рабочие, ставшие коммунистами. Они вооружены автоматами Калашникова и заостренными стеблями камыша.
Звучит песня "Три танкиста". По улицам то ли Пекина, то ли Харбина жители с помощью заостренных стеблей камыша гонят остатки фашистских оккупантов и демонстративно курят бамбук. На центральную площадь въезжает танк Сталина. Многотысячная демонстрация с портретами вождей Сталина, Берия, Мао, Жукова и Команданте Ча, плавно перерастает в военный парад и китайский карнавал с драконами и прочей хренью.
Эпилог.
Москва. Кремль. Кабинет Сталина. В кабинете присутствуют Сталин, Берия, Жуков, симпатичная медсестра в мини-юбке, Моряк, Разведчик, Мао, Мэй Линь, ее сестра, сестра Мао. Все они стоят возле карты, расстеленной на огромном столе.
— А что дюмает товарищ Жюков? — задает вопрос Сталин.
— Я думаю товарищ Сталин, настало время нанести Четвертый Удар!
Бескрайняя русская степь. Заросли камыша и березовые рощицы. Указатель "На Берлин!". Мимо указателя с грохотом и лязгом идут танки с китайским десантом на борту. Звучит песня "Русский и китаец братья навек!". На броне одного из танков сидят четыре медсестры в мини-юбках — та первая, и три китаянки Мэй Линь, Пэй Линь и Ляо.
Фашистский Берлин. Окрестности рейхстага. Ночь. Рев бензопилы и чьи-то предсмертные вопли на немецком. В кадре появляется Сара Оконнор, вся в крови, в руках ее работающая бензопила. Она сатанински хохочет и кричит:
— Русские идут!
* * *
11. К последнему морю!
Микита Нахалков считал себя не только Великим Режиссером, но и великим полководцем. То, как обошлись с его талантом и гением прошедшим днем его просто взбесило! Вместо того, чтобы доверить ему пару дивизий курсантов и несколько десятков штрафбатов с помощью которых он закидал бы трупами немецкие окопы и заклинил бы намертво гусеницы немецких танков... жалкая группа киношников из его съемочной группы, да и то далеко не всех! Известие о ночной вылазке застало "комбрига Скотова" в самый неподходящий момент — когда он строил планы своей мести лично товарищу Сталину и всем его кровавым приспешникам. Строил эти планы он, сидя в воронке. Рядом сидела его дочь и тренировалась показывать грудь. Мысленно чертыхнувшись, Микита с трудом скрывая раздражение выслушал то, что от него требовали — просочиться в немецкий тыл и устроить шухер...Это был шанс! Он еще всем покажет, как правильно воевать! И ему доверят армию! Или даже фронт!
Авторы должны заметить, что Микита не был полным кретином, и на рожон лезть не собирался. Именно поэтому он обмотал свой железный протез ноги ветошью, чтобы при ходьбе по камням тот не высекал искры и немцы не могли его заметить в темноте. Также он запретил своей дочери показывать грудь в темноте. Во-первых потому, что в темноте такой красоты никто не рассмотрит и правильно не оценит, во-вторых ее незагорелые белые груди могли демаскировать положение его дочери и привлечь огонь вражеских снайперов.
Новичкам на войне частенько везет. Не миновала чаша сия и Нахалкова и его отряд. Из-за определенного бардака вызванного передислокацией и маневрами подразделений в прифронтовой полосе, а также отсутствия сплошной линии фронта, он и его сотоварищи сумели беспрепятственно обойти немецкие позиции и углубиться в тыл. Увы, но вермахт с его ордунгом и светомаскировкой, сбил отряд Нахалкова с намеченного маршрута — Микита потерял тропинку в темноте и в течении нескольких часов тщетно пытался ее отыскать. Он уже подумывал, а не попросить ли дочь обнажить свою грудь, чтобы использовать лунный свет, отражающийся от ее гладкой белоснежной кожи в качестве фонарика, когда пришла беда....
* * *
Да, Оксана, если рассуждать по большому счету вела себя не героически, и принуждала к тому же своих подчиненных. Вместо того, чтобы так сказать перерезать немецкие коммуникации, разгромить тыловые склады, ее подразделение давало деру в сторону линии фронта, избегая контакта с противником. Ради этого Оксана даже приказала свернуть с дороги, ибо помнила по художественным фильмам про войну, что наши очень любят эти дороги минировать. Заблудиться она уже не боялась, ибо видела море, точнее сказать блики луны на его поверхности — ту самую лунную дорожку, существовавшую задолго до рождения Михаила Джексона, известного в Нью-Йорке негра-лунатика, любившего по ночам бродить по карнизу небоскреба Эмпайр Стэйт Билдинг. Разумеется, он в итоге добродился и сорвался с крыши. Однако ему повезло — в полете он зацепился подтяжками за открытую наружу форточку тремя этажами ниже. К утру он побелел от страха, стал Майклом и научился петь. Именно его пение привлекло сына владельца офиса в помещение, которое было закрыто уже две недели из-за планировавшегося ремонта. Дальнейшее известно. Мы про Майкла Джексона, а не про наших героинь.
Кривая, как известно куда-то выведет. И вывела. На немецкий аэродром подскока. В приборы ночного видения был отчетливо виден ряд выстроенных в линейку одномоторных самолетов.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
