Я натянула темно-серую толстовку с капюшоном, сверху надела черную кожаную куртку, поправила волосы, взяла сумку с ноутбуком и вышла из комнаты.
В коридоре общежития на меня буквально налетел Сергей Сташевский.
— Привет? — его улыбка казалось до сих пор пьяной, карие глаза смеялись.
— Ты что здесь делаешь? А вдруг увидит комендант?
— Не боись, — парень сделал шаг вперед, заставив меня спиной упереться в дверь комнаты без возможности спрятаться за ней. — Все схвачено. А ты, — он почти прижался ко мне. Одной рукой парень аккуратно поправил темную прядь волос, второй продолжал держать. Я дрожала, радуясь, что не забыла натянуть перчатки и боялась одновременно, что в его пьяном мозге сработает переключатель, и он дотронется до моего лица. — Красивая. И странная. Или странная и красивая. Почему я не замечал раньше?!
— Отпусти, — я сглотнула. — Или закричу.
— Еще и недотрога.
Свободной рукой я нарисовала в воздухе сигиллу движения воздуха, которой научила меня Зо и едва повела плечом. Эффект получился почти такой же, как если бы я толкнула парня в грудь руками. Только без контакта. Сташевский, пошатнувшись, отступил. Я бросилась наутек к выходу.
Сергей Сташевский был университетским красавчиком, бабником, "первым парнем на деревне". А еще встречался с Алиной Лаврентьевой, насколько я знала. Полный набор клише.
Он учился на четвертом курсе. Кажется на факультете управления. Или экономики? Я никогда особо не интересовалась его личностью и могла судить только по самым громким слухам.
Внешне Сташевский был привлекателен, но не до умопомрачения. Думаю, девушек к нему тянуло исключительно благодаря харизме, очарованию и чувству юмора. Сташевский был королем всех вечеринок в общаге. Еще, кажется, играл в университетской команде КВН, водил какую-то жуткого кислотного цвета спортивную машину и считался завидным женихом у львиной доли женской половины университета благодаря отцу-чиновнику.
С громким тяжелым выдохом я остановилась. В боку нещадно кололо от быстрого бега по лестнице на первый этаж. Руки и ноги колотила дрожь. В ушах до сих пор стоял лязг входной двери, которой я хлопнула, буквально вываливаясь на улицу, и громкий крик коменданта — его нецензурные ругательства в сторону "раздолбаев-студентов, у которых нет никакого уважение к казенному вверенному ему имуществу".
Моросил мелкий дождь.
Я подняла голову к серому небу и облегченно улыбнулась, чувствуя холодные капли на своем лице. Внутреннюю пружину страха отпустило. Дыхание постепенно выравнивалось.
Простояв еще несколько минут, окончательно совладав с собой и убедив организм, что больше не намерена испытывать его на спринтерских дистанциях сегодня, я поправила сумку с ноутбуком и неспешным шагом направилась в сторону платной автостоянки, на который скрывала свою машину.
Никто в университете не знал, что я из если и не богатой, то весьма обеспеченной семьи. Одногрупники считали меня типичной приезжей бюджетницей с хорошей успеваемостью, у которой не было денег на новые тряпки, дорогую косметику и телефон, аренду квартиры или комнаты в "столице". Я не могла позволить себе поесть где-то кроме университетской столовой, не посещала вечеринки ввиду отсутствия финансовой возможности "скинуться" и в целом держалась в стороне. Никто даже предположить не мог, что у меня была машина, водительские права и весьма приличное месячное содержание, которое отец регулярно переводил на банковскую карту. Я не спешила их переубеждать и предпочитала жить по средствам — на свою небольшую стипендию.
Кивнув охранниками на КПП, я прошла через ворота и направилась в сторону припаркованного автомобиля.
Отец подарил мне снежно-белую ауди на выпускной. Неброскую, легкую в управлении. Я была рада, что он отказался от идеи осчастливить очередным для нашей семьи мерседесом. Недорогой седан казался уместнее и больше соответствовал моему характеру, личности и представлению о том, каким должен быть автомобиль.
В "столицу" я приехала на своей ауди. Однако после, заселившись в общежитие, поняла, что на общественном транспорте студентке передвигаться удобнее. Отсутствие автомобиля также прекрасно дополняло образ малоимущей провинциалки и отметало еще часть вопросов.
Большую часть времени моя ауди "пылилась" на стоянке. Аренду места я оплачивала с отцовских денег, студенческая стипендия не покрывала и трети суммы. Иногда я брала машину, чтобы просто покататься по городу — развеять эмоции, упорядочить мысли. Как сегодня, например.
Закинув сумку на переднее сидение, я заняла кресло водителя, завела двигатель и вырулила в сторону выезда со стоянки. У меня не было ни единой идеи, куда отправиться.
Я крутила руль машинально, нажимала на педали и смотрела на узкую полосу Главного проспекта перед собой. Дворники скрипели по лобовому стеклу, смывая мелкие капли.
Накатила дурнота. Голова закружилась, перед глазами развернулась карусель из пролетающих мимо автомобилей. Вот-вот я должна была упасть.
Удерживая крохи сознания, я резко крутанула руль вправо, поворачивая в один из кварталов и нарушая, таким образом, с десяток правил дорожного движения. Педаль газа в пол, еще один поворот направо и внезапное торможение. Инерция подкинула тело на месте и вперед, головой ударив об руль. Сработала подушка безопасности, болезненно приложив меня еще раз. Проваливаясь в падение, я чувствовала на губах солоновато-медный привкус крови.
Будущее было неприятным с привкусом грусти, тоски, сожалений, осадком из чужих слез и общей атмосферы скорби. Натренированная память услужливо записала все факты предстоящего события. Оставалось радоваться тому, что закончилось все быстро.
Я открыла глаза. В нос ударил труднопереносимый запах затхлости и парафина.
Мой взгляд сфокусировался на комнате, в которой я каким-то образом оказалась. Ободранные куски старых обоев, два заколоченных досками окна, вздыбленный паркет, из мебели — огромный двухметровый матрас на полу, заправленный подобием постельного белья, и стул, к которому я была привязана — руками к подлокотниками, ногами к ножкам стула. По периметру помещения — едва ли не на всех возможных горизонтальных поверхностях — стояли зажженные свечи.
Полумрак, окутывающий и разливающийся вокруг, откровенно пугал.
Я попробовала поднять сначала руку, потом ногу. Тугие жесткие веревки натянулись, не поддавшись, оставляя на коже глубокие борозды.
По телу скользнул холодный ветерок, прорвавшийся внутрь через щели в заколоченных окнах. Я с животным ужасом обнаружила, что была полностью раздета. Отчаянно дернувшись на стуле еще раз, я услышала скрип старого дерева под собой и вынужденно признала, что сбежать не получится. Путы держали крепко.
С губ сорвался то ли стон, то ли всхлип, то ли хрип. Заклеивать рот мне не стали. Видимо, в этом не было нужды. Я подавила в себе желание закричать. Разум и интуиция в один голос утверждали о бесполезности этого занятия. Просить о помощи было либо некого, либо незачем.
— Очнулась, красавица, — в комнату, прихрамывая, зашел старик лет семидесяти. За его спиной каменными изваяниями будто застыли два бугая. — Как себя чувствуешь?
Я промолчала, пытаясь справиться с внутренней стеснительностью и выглядеть солидней, серьезней, весомей, опасней. Думаю, если бы не предательский румянец на щеках и потрясывающая тело дрожь, получилось бы.
Осмотрев меня со всех сторон маслянистым похотливым взглядом, старик остановился в нескольких шагах перед моим лицом, сложил руки на груди и, причмокивая на каждом слове, продолжил:
— Как тебя зовут, прелестница? Недавно в "столице"? Какими личными способностями обладаешь, ведающая?
Я онемела. И рада была бы что-то ответить, но посмотрев в упор на старика, попала в плен его взгляда — как кролик перед удавом, и не смогла произнести ни слова.
Едва уловимое движение правой кистью с его стороны, и буквально через мгновение рядом с нами оказался один из бугаев с ворохом моих вещей. Скинув кипу под ноги хозяину, по всей видимости, телохранитель также молча удалился.
Повинуясь мимолетному порыву, я повернула голову. Дверь в комнату была закрыта. Странно, почему я не заметила ее раньше?
Интуиция подсказала, что бугаи несли вахту снаружи. И если каким-то образом у меня получится справиться с веревками и стариком, то на выходе из комнаты я получу нокаут от двух верзил с горами мышц. И, как назло, не было ни одного обращения, ни одной сигиллы и уж тем более зелья, которые я знала или которыми бы обладала, чтобы противостоять им сейчас.
Мы с Зо не изучали свои способности и потенциал настолько серьезно. Скорее просто игрались сверхвозможностями, как волшебной палочкой для решения контрольных, сдачи экзаменов, подслушивания сплетней, привлечения внимания понравившихся мальчиков. Пустяк, на самом деле. Сейчас я об этом жалела.
— Так-так-так, — старик тем временем поднял с пола мой бумажник и достал из него водительское удостоверение. — Ты и в самом деле не местная, Циммер Оксана Викторовна. Что забыла в "столице"?
Его тон требовал ответа. Я не смогла ослушаться и едва слышно проблеяла:
— Учусь в университете, — потом зачем-то добавила, — на третьем курсе.
— Любопытно, — протянул старик. На нем был бордовый халат из набивного шелка в стиле Хью Хефнера. — Почти девятнадцать, совсем взрослая. И такая, м-м-м, — он причмокнул и пошло облизнулся, заставив меня скривиться от омерзения, — аппетитная. Однако я не слышал, чтобы в округе жили ведающие с фамилией Циммер. А ты ведь ведающая, верно?
Я сглотнула, не представляя, к чему клонил старый извращенец. Вопросы его казались нормальными, вроде бы; однако вся ситуация, в который мы находились — была чересчур. Его ощупывающий взгляд пугал, наводил тошноту и мысли о сексуальном насилии. Я боялась. Из-за особенностей своих личных способностей, из-за того, что никогда всерьез даже не целовалась с мальчиком, из-за того, что такого даже моя сильная психика не в состоянии будет вынести.
— Да, — наконец, я кивнула. И пояснила. — Мой отец — человек. Мама была ведающей, она умерла почти четырнадцать лет назад. Но ее девичью фамилию я не знаю. Отец никогда не говорил.
— Вот это да, — будто ребенок захлопал в ладоши старик. — Союз ведающей и червяка. В "столице" такого уже не встретишь, только в провинции.
Я не поняла смысл его фразы, но уточнять не стала. Судя по интонации, предложение содержало едкую насмешку, сарказм, обидное обзывательство.
— Но ты ведь ведающая?! — с энтузиазмом продолжил мой оппонент. — Ребята определили. У них такие личные способности. А ты чем можешь похвастаться, Оксана Викторовна... м-м-м, нет, пусть лучше будет Оксаночка. Так мне определенно больше нравится!
Я не хотела отвечать. У меня был козырь и выкладывать его на стол преждевременно, казалось глупым.
— Ну же? — подтолкнул к откровенности старик. — Явно ведь не к вождению. Ребята нашли тебя в Червоточном квартале, напротив моей резиденции в кое-как припаркованном автомобиле. Без сознания, с расквашенным лобиком. И даже подлечили слегонца.
— Спасибо, — едва слышно выдохнула я в ответ.
— На здоровье, Оксаночка. А теперь, — в его глазах возникла угроза. Я вся сжалась, от страха, в предчувствии окончания вежливых взаимных расшаркиваний. — Расскажи все. И мы сможем перейти к приятной части нашего знакомства.
Старик повернул голову и взглядом указал на валяющийся на полу матрас. Я вздрогнула. И громко сглотнула, пытаясь справиться с возникшим в горле комком.
— Тебе понравиться, Оксаночка, — он схватил мое лицо своими крючковатыми пальцами за подбородок, не позволив дернуться в сторону, повернул к себе, жестко зафиксировав. — Обещаю.
Мои руки крепко сжали подлокотники кресла, веревка натянулась, болезненно врезаясь в кожу. Очередная попытка освободиться оказалась тщетной.
Перед тем, как губы старика накрыли мои, он с предвкушением причмокнул и облизнулся. Меня окутало гнилостным ароматом червивых яблок.
— Феликс! — в комнату с громким хлопком распахнутой настежь двери ввалился двухметровый амбал с бешеным взглядом и нотками истерики в голосе. — У нас проблемы!
— Я занят, разве не видно?! — старик оторвался от меня с явным недовольством и смерил подчиненного уничижительным взглядом. — Говори быстро, по существу. И проваливай!
— Звонил отец рода Комаровых. Орал. Обвинял нас в смерти его старшей внучки — Насти Комаровой.
— Он с дуба рухнул?! — недовольно выразился Феликс.
— Ребята уже выехали. Отец рода Комаровых сообщил, что девку проткнули то ли ножом, то ли кинжалом, то ли мечом. Причем каким-то необычным. Края раны были обуглены. Комаровы провели обращение об обнаружении эха события. И оно... не сработало, Феликс.
Я сидела ни жива ни мертва. Тело окоченело. Кожа покрылась мурашками. Зубы стучали, не попадая друг на друга. Я могла видеть, как тряслись руки, пальцы, ноги, но не могла справиться с этим, контролировать. Мне в спину будто вогнали кол, не позволяющий дернуться, лишний раз глубоко вдохнуть. Глаза раздирало от подступающих слез. Разговор мужчин я слышала краем уха, не в силах пережить ужас произошедшего.
— Почему он обвиняет меня в смерти внучки?
— Ну, знаешь... Комаровы — род древний. Влиятельный и многочисленный. Они поселились в "столице" еще в позапрошлом веке. А их отец рода... Думаю, он вспомнил, как ты пришел к власти!
— Хм-м-м... Не хорошо, что кто-то сомневаются в моем авторитете... Выясни, чем девка жила в последнее время! Может, с кем-то связалась? Или бывала в странных местах? Вдруг у нее появилось новое хобби? Важна любая мелочь.
Перед моими глазами внезапно возникло лицо девочки из недавнего падения. Лет четырнадцати-пятнадцати, с толстыми косичками почти до талии, в белом платке, с бледным лицом и закрытыми глазами. Она была симпатичной курносой с веснушками на щеках и носу. Лежала, будто спала, умиротворенно, спокойно, со скрещенными на груди руками, в белом кружевном платье.
В моем падении кто-то назвал ее Настенькой. Я вспомнила, как слышала причитания позади, тихий и громкий плач на разные голоса со всех сторон, певучие слова незнакомой молитвы.
Перебирая в уме факты недавнего падения предстоящего будущего, я постепенно успокаивалась. Перед глазами мелькали подробности: лица осунувшихся родственников — чем-то неуловимо похожие друг на друга, гостей — с легкой грустью и однотипным выражением уважительного сочувствия, кружащихся в веселом вихре желто-красных листьев, вечно-зеленной газонной травы под ногами.
Я закрыла глаза, снова представляя себя в том месте — на холме "столичного" кладбища — с прекрасным видом на окраину Центрального парка. Проводить похороны здесь могли только очень обеспеченные люди.
Я снова отошла на пару шагов от такого же белоснежного, как и платье лежавшей в нем девочки, гроба, прислушиваясь к тихим разговорам между собравшимися. Родственники причитали о том, что Настенька не заслужила смерти, кляли Силу за то, что она забрала их дочь, внучку и племянницу так рано и так внезапно, умоляли, торговались, до сих пор не могли поверить. Гости шушукались о том, что девочка в последние недели по слухам сильно изменилась, встретила какого-то парня и практически отреклась от семьи. Якобы сама Настя начала баловаться с обращениями, по навету своего нового молодого человека проводила эксперименты над людьми, устраняя вроде бы для него конкурентов. Кто-то из гостей осмелился шепнуть, что вскоре девчонка собиралась и вовсе сбежать с тем типом как минимум из дома, а как максимум — из "столицы".
