— К сожалению. Улик у официального следствия нет. Объяснить случившееся с вашим внуком никто не может. Думаю, Стаса признают самоубийцей.
— Он не мог пойти на подобный шаг, да-да! Я воспитывала Стасика!
— Наше детективное агентство продолжит расследование.
— Та пигалица так и сказала, да-да. Она объяснила, что вас наняла семья другого мальчика, Николая Долгова. На него напали в марте. Однако полиция решила, что это — самоубийство. Дело официально закрыли.
— Верно. Две смерти мальчиков кажутся похожими. Потому наша команда заинтересована в том, чтобы разобраться в обеих. Возможно убийца — один человек.
— Маньяк, да-да?!
— Валентина Аркадиевна, вещи Стаса, — напомнила я. — Личные записи? Ноутбук?! Телефон.
Все требуемое старуха передала в течение десяти минут: из полки под столешницей письменного стола вытащила ноутбук, в верхнем ящике прикроватной тумбы нашла сотовый, а личные записи в толстой переплетенной тетрадке взяла с подоконника.
Страница Стаса Рыбчика в социальной сети была заполнена едва ли на треть. Под именем с фамилией значился день рождения — двадцать четвертое апреля, и статус "Habent sua fata libelli". Я проверила в переводчике — с латинского — "Книги имеют свою судьбу". Никаких фото и видео.
Друзей было пять. Все — из одноклассников. Подписок на сообщества и страницы — на десяток больше. Даже в социальной сети Стас Рыбчик в первую очередь интересовался книгами, астрономией, выгонкой луковичных сортов лилейных, а в последнюю — новостями школы и класса.
Суть активных переписок в разделе личных сообщений сводилась к вопросам о домашнем задании, содержании того или иного урока, просьбах списать на предстоящих контрольных или экзаменах. Одноклассники не приглашали Стаса Рыбчика гулять, тусоваться вместе; сам мальчик ровесникам не навязывался.
Я не нашла никакой связи между Стасом Рыбчиком и Николаем Долговым — ни через "друзей", ни через друзей "друзей".
История поисковых запросов выглядела более удрученной — будто за компьютером работал уставший от жизни зацикленный на науке старик — сплошные учебные статьи, книги, рефераты и скучные документальные фильмы. Ни одной подростковой привязанности — может из комиксов, компьютерных игр, порно, в конце концов. Чем дольше я смотрела, тем больше уверялась в асоциальном образе жизни Стаса Рыбчика. Или в высоком уровне развития навыка конспирации...
Сотовый оказался полезнее: в личных сообщениях смартфона я нашла несколько переписок с теми, кого с натугой, но можно было причислить к настоящим друзьям мальчика. Стас Рыбчик был близок с двумя — сотрудником-практикантом из городской библиотеки, вчерашним школьным выпускником, завалившим экзамены в университет из-за невнимательности, и товарищем по музыкальной школе, на три года младше. С последним мальчики обсуждали необходимость собрать все аккордеоны планеты и сжечь на глазах у всех бабушек планеты, а с первым — книги. Собеседники делились впечатлениями о прочитанных экземплярах, рекомендовали друг другу новые произведения, обсуждали судьбы героев и повороты сюжетов. Иногда сотрудник-практикант Степа рассказывал трудовые байки и жаловался на непонимание начальства. Стас Рыбчик ему искренне сочувствовал в такие моменты. В своем духе, конечно.
Например, в январе Степа писал:
"Представляешь, заявился сегодня один с каким-то поручением. От какого-то старика с иностранным именем. Сам — сгорбленный и нахохленный, в обносках, а гонору — точно Пуп Земли на посылках у Короля Мира! Ну, помнишь, как в той книге... Так я ему сразу заявил — мы здесь в городской библиотеки книгами заведуем, а не поручения непонятно чьи исполняем. Начальник это услышал, как налетел на меня со словами: "Кому ты такое говоришь, дубина?! Не зря тебе из школы выгнали!" А меня же не из школы выгнали, а в универ не взяли. И то, потому что правильные ответы не в тот столбик написал..."
"Молодец, что смолчал"
Или позже, например, также в январе, Степа жаловался:
"Сказал сегодня одной, наконец: "Хватит в городскую библиотеку приходит со своими книгами! У нас — не ресторан самообслуживания!" А она в ответ, как рявкнет, точно сумасшедшая: "Пошел вон, а то убью. Заживо сгниешь на месте!", я аж подскочил. Она к нам вот уже который месяц приходит и сутками в углу сидит, все пытается свою книжку прочесть. А в той книжке, представляешь? Одни каракули, я заглянул. Хотя обложка классная, словно кожаная, псевдосредневековая. Только цвет какой-то грязный. Так вот, эта сумасшедшая после моего замечания кляузу начальству настрочила. Выговор"
"Не стоило нарываться. Подумаешь?! Сидела и сидела, читала и читала"
Еще через неделю, Степа поделился:
"Пуп Земли и Сумасшедшая подружились, представляешь?! Вчера вечером они встретились, а сегодня уже вместе в углу сидят и воркуют над своей книжкой. Или с ума сходят. Как в том романе, который ты мне посоветовал..."
"Только больше не делай им замечаний. Степа, твоя зарплата за этот месяц висит на волоске. Еще несколько выговоров со стороны начальства она не переживет"
Я отложила телефон и спросила у Валентины Аркадиевны:
— Вы знали Степу?
— Какого?!
— Из городской библиотеки? Кажется, они были дружны со Стасом.
— Ты ошибаешься. У внука не было друзей, — уверенно опровергла мои слова старуха. — К нам в дом никто не приходил, Стасику никто не звонил. Внук нигде, кроме школы, музыкального класса, городской библиотеки и астрономического кружка самостоятельно не бывал. Иногда только сопровождал меня в походе в магазин, помогал донести сумки. У Стасика друзей не было, да-да.
Самыми полезными оказались личные записи мальчика. Я положила на колени переплетенную тетрадку и перелистнула страницы, с трудом вчитываясь в строки. Стас Рыбчик вел личный дневник.
— Ты вроде... побледнела... — озаботилась неожиданно Валентина Аркадиевна. — Давление упало?! Как себя чувствуешь?
— Нормально.
— Твои коллеги — шебутливый молодчик и ревнивая пигалица — все тут уже проверили-перепроверили. Можешь не усердствовать.
— Конечно. Татьяна и Леонид знают свою работу.
— Пигалица мне понравилась, да-да. Умная, деловитая, внимательная, пустых вопросов не задавала. А вот молодчик — редкостный остолоп. Пока пигалица кружила над гиацинтами Стасика — очень они ее внимание привлекли, спрашивала об уходе, времени посадки, сорте, молодчик разбил вазу, чашку, разлил чай по полу, сахар рассыпал, а под конец — потерял рамку с коллекционным жуком-крестоносцем. Зачем только со стены снял?!
— Извините.
— Хотя их отношения меня позабавили: то, как пигалица на него смотрела, и как наивно молодчик этого не замечал. А еще, конечно, боязнь взрослого мужика зеркал. Молодчик каждый раз чурался и отворачивался, будто в отражении мог монстра разглядеть! Чудик, да-да!
Великим Конспиратором Стас Рыбчик не был. У мальчика едва ли хватило выдумки на что-нибудь экстраординарное — внук Валентины Аркадиевны оказался робким тюфяком, приземленным до кончиков волос и ногтей. Я почти готова была поверить в семейное проклятие мужчин-Рыбчиков.
Стас делился с листами переплетенной тетрадки, нашедшейся в пожитках матери, нехитрыми чувствами — искренними переживаниями об учебе, предопределенными планами на будущее, Степиной назойливостью, которую не понимал, и эмоциональностью приятеля, которой он смущался. Мальчик сетовал, что зря поддался уговорам и завел с ним дружбу. "Глупая вышла затея — научиться общению с другими людьми!" — писало он. И в то же время Стас признавал в Степе интересного собеседника, когда дело касалось книг. Дружба с другим товарищем, из музыкальной школы, казалась ему менее обременительной и нравилась больше. Желание сжечь все аккордеоны мира Стас, конечно, так рьяно не разделял, но музыку и вправду не любил и не понимал.
Мальчик относился к тому кругу интровертов, для которых компания кого-то другого, кроме самого себя, создавала стеснительную тягостную ситуацию. Он не общался с одноклассниками-сверстниками не потому, что не хотел навязываться, а из-за того, что, в самом деле, не хотел.
Я заподозрила, что определенное психическое расстройство у Стаса Рыбчика все-таки наблюдалось, пусть по материалам Гоши проблемы со здоровьем мальчика ограничивались зрением и позвоночником.
Стас Рыбчик был сосредоточен в большей степени на знаниях — научных или фантастических. При этом в книжных мирах не жил, иллюзий не питал, за написанными строками не прятался. Мальчик твердо стоял на земле, если не был в нее закопан по горло — настолько рационально и объективно ко всему относился. В магию, Силу, ведающих, экстрасенсорику он не верил от слова совсем. Мифами и культами не интересовался даже с научной точки зрения, в виду их абсолютной бессмысленности.
Стас Рыбчик намеревался когда-нибудь найти маму, но пока всерьез, не планировал никаких шагов. По крайней мере, до совершеннолетия. Опасался расстроить бабушку, наслушавшись семейных преданий.
Я удивились его записям о гиацинтах. Оказалось, Стас Рыбчик увлекся растениеводством, в частности луковичными, когда нашел в тетрадке фото матери с букетом гиацинтов в руках. Регулярно высаживая их в горшки на подоконнике, мальчик писал о чувстве близости к родительнице.
Полагаю, я повернула голову и оценила место кровати в комнате по отношению к окну, каждое утро Стас Рыбчик просыпался, смотрел на гиацинты и думал о... маме.
— Валентина Аркадиевна, как Стас провел день... трагедии? Сможете в подробностях рассказать?!
— Я — старая, не глупая! Провалами в памяти не страдаю, — оскорбилась она. — Уж историю, изложенную всем полицейским и детективам с десяток раз, повторить смогу! Думаешь, ты — единственная, кто додумался спросить об этом?!
— Пожалуйста...
— Десятое апреля, понедельник, — превозмогая явное нежелание, начала старуха, будто зачитала строки на бумаге. — Стасик встал рано по привычке, хотя с пятого класса учился во вторую смену. Уроки у него значились с часа дня. Я спекла оладьи, заварила чай с вареньем. На завтрак внук съел несколько бутербродов с маслом и пяток оладий. Я запомнила это, потому что в тот день у нас закончилось сливочное масло, и я спланировала, проводив внука в школу, сходить в магазин. Стасик убежал к себе готовить уроки на следующие дни. Внук всегда делал домашние задания заранее, правильно распределял время — потому все всегда успевал. Я включила любимый сериал про писательницу, которая расследует убийства, и принялась за глажку белья. В воскресенье мы всегда стирали, а в понедельник — я всегда гладила, да-да.
— Вы заглядывали к Стасу в комнату?
— Нет. Зачем?! Внук не любил отвлекаться. Любой перерыв в деле, кроме официального обеденного — нарушение трудовой дисциплины. Это я еще, когда работала в НИИ, усвоила. И Стасика научила.
— Что было дальше?
— Я закончила гладить без пятнадцати двенадцать. Стасик к этому времени принялся собирать вещи в школу. Я разогрела обед — борщ и тефтели, и мы на кухне поели. Напоследок Стасик еще выпил чашку чая с молоком. Если это важно, с двумя ложками сахара. Из дома мы вышли вместе. Я всегда провожала внука до школы. Квартал у нас славный и в целом спокойный, но эти слухи о заброшенном выезде и Поющем лесе... Знаешь, они толкают молодежь на рискованные безумства. Особенно пришлых авантюристов, которых это место магнитом притягивает.
— У вас не было возможности выбрать квартиру в другом квартале "столицы"? — полюбопытствовала я.
— Конечно, была. Но в сплетни и сказки я с детства не верила, даже в Деда Мороза. А вид из окна здесь — чудесный. Да и машин окрест — мало. Искатели же приключений в квартале появились недавно — в последние десятки лет, когда власть сменилась...
— Какие уроки у Стаса были в тот день, знаете?
— Конечно. Русский язык, биология, литература и физика. А после Стасик должен был отправиться на занятие в музыкальную школу, да-да.
— Отправился?
— Стасик ни одного занятия не пропустил.
— Даже из-за болезни? Вы упомянули ранее о проблемах со здоровьем.
— Стасик ничем не болел. Я имела в виду легкое искривление позвоночника и близорукость, из-за которой ему уже в пять лет выписали очки. Ваши коллеги об этом знали, а вы...
— Мне захотелось уточнить этот момент. Продолжайте, пожалуйста. Стас отправился... в школу. Как прошел его учебный день, знаете?
— Да, — слегка растерявшись от резкой смены темы, старуха с кратковременной задержкой, но, тем не менее, вернулась к основному пересказу и продолжила в прежнем темпе, — за ужином мы всегда обсуждали, как у кого прошел день. На русском класс Стасика писал диктант, на биологии — повторял тему фотосинтеза, на литературе — отвечал наизусть отрывки из "Евгения Онегина", а на физике — разбирал тепловое движение частиц. В пять я встретила Стасика из школы. Мы зашли домой, перекусили, и я проводила внука в музыкальный класс. Если это важно, то на перекус Стасик выпил чашку сладкого чая с молоком, съел бутерброд с маслом и кекс с кремом.
— Во сколько закончился урок в музыкальной школе?
— Полдевятого. Я встретила внука в холле на первом этаже, и к девяти мы вернулись домой. Стасик поужинал со мной, пересказал события дня — все прошло нормально. Оценку за диктант по русскому учитель обещал сообщить в среду, через урок, но внук не сомневался, что получит пятерку. По биологии Стасик заработал отлично за блестящий ответ у доски. На литературе в виду алфавитной очередности его выступление с "Письмом Татьяны к Онегину" перенесли на следующий урок, во вторник. А по физике был новый материал.
— Что вы ели на ужин?
— Я приготовила гречневую кашу с сосисками, а после Стасик выпил кружку сладкого чая с молоком и кексом. В магазине днем, когда ходила за маслом, я решила побаловать внука — купила кексы со сливочным кремом. Стасик... был сластеной, да-да.
— Во сколько мальчик ушел в комнату?
— Часов в десять, пол одиннадцатого. Я включила новости по телевизору, принялась мыть посуду. Стасик несколько минут еще побыл со мной, а потом, пожелав спокойной ночи, отправился к себе.
— Он обычно рано ложился спать?!
— Нет, час в двенадцать. Вечером Стасик иногда делал уроки или что-то читал. А я — сразу после ужина. Помой посуду и пойду к себе, да-да.
— Что в тот вечер мальчик делал в комнате, вы, не знаете, да?! Валентина Аркадиевна, больше вы к нему не заходили?
— Нет, но, когда шла из кухни по коридору, увидела через зазор приоткрытой двери в комнату внука, как Стасик работал за компьютером. Что-то печатал.
— В ту ночь вы спали крепко?!
— Да. Я каждый вечер пью снотворное. Доктор рекомендовал. Поэтому... я объяснила полиции сразу, с утра, как только следователь явился на порог... я не слышала, как внук собрался и ушел, да-да...
— У вас есть идеи, почему он... отправился в тот тупик рядом с городской свалкой... и как туда добрался?
— Нет, конечно. Стасик был чистоплотным мальчиком, да-да. Какая свалка?! Это — другой конец города! На метро — остановок пятнадцать, наверное. Или на автобусе — минут сорок, не меньше. Так далеко без меня внук никогда не ездил!
