В отделении привычная суета. Свихнувшийся с ума пациент забрался в одну из пустующих платных палат и сам забаррикадировался там в ожидании доктора Арайны. Никого не пускает, никому и не надо, ждем профессионалов. Безымянный мальчик из морга бродит в не менее изумленном состоянии: к нему на перевязку только что приходила красавица из кондитерской на Спуске, ревнивой соперницей раненая в белоснежную пухлую ягодицу. Нет, мальчик из морга всё обработал и перевязал, как положено, и дама осталась довольна его трепетным и внимательным отношением, но по его виду было очень заметно, что к таким испытаниям характера и профессиональной выдержки в военно-фельдшерской школе его не готовили, а в прозекторской префектуры и подавно ничего подобного никогда с ним не происходило. Его чуть не затоптала боевая команда дуроловов, спешащая на вызов, потом он потерялся в двух коридорных стенах, не в состоянии найти фельдшерский пост, стоящий у всех на виду. 'Извините, я мало спал сегодня', — пробормотал он Илану, когда тот взял его за шиворот, выдернул у идущих на штурм дуроловов из-под копыт и развернул лицом к стойке поста.
— Как вас зовут? — спросил Илан.
— Рагдар, — ответил тот. — Лиценциат Рагдар. Скажите, вы здесь старший хирург? Можно узнать у вас, мне заплатят?
— Зависит от того, кто вас прислал, — сказал Илан. — Как вы у нас оказались?
— Советник Намур велел мне прийти и набираться опыта. Тут недалеко, а своей работы у меня не так много.
— Заплатят, — кивнул Илан, — если вы не забудете отметиться в канцелярии и попросить включить вас в расписание. Можете сказать там, что я одобрил. Будете приходить на две стражи шесть дней из десяти три декады подряд — заработаете половинное фельдшерское жалование. Диплома врача и городской лицензии у вас, как я понимаю, нет. А ходжерская только фельдшерская.
Ходжерский фельдшерский диплом вместе с лицензией, конечно, стоит двух арданских городских, но правила есть правила.
— Вы здесь за опытом или за деньгами?
— За опытом, — немного поколебавшись, отвечал лиценциат. — Просто без денег в городе жить как-то... не получается. Я числюсь на практике у доктора Ифара, хотя на самом деле просто работаю в префектуре. Через полгода мне можно будет сдавать экзамен на врачебный диплом, еще через год вносить плату за лицензию. Деньги всегда будут кстати.
В разговорах про деньги из Илана собеседник ничуть не лучше рыжих, ему неинтересно. Он равнодушно кивнул и сменил тему:
— У вас с собой случайно нет гребня от вшей? У нас тут не только опыта можно набраться.
Лиценциат Рагдар растерянно развел руками и, помолчав немного, отправился вписывать себя в госпитальное расписание. Мысль о том, что, если государь Шаджаракта ко времени официальной встречи с императором сам наберется вшей и не найдет, чем их ликвидировать, Илан от себя прогнал, как несвоевременную. Решать нужно насущные проблемы, на разные 'если' нет ресурсов. Способы решения медицинских сложностей доктор знает. Но у входа в отделение снова маячит сложность немедицинская — вернулся господин Аюр, направляется к отцу, что-то ему принес — поесть или переодеться... Нет, похоже, письменные принадлежности. Из холщового свертка проглядывает окованный медью уголок армейского планшета и пачка перевязанных почтовым шнуром бумаг. Господин Адар попросил работу. А дверь же была заперта с этой стороны. И должна быть заперта, но нет, опять кто-то что-то не сделал, не успел или забыл.
Отец Аюра лежит в одной палате с Эштой. И никто, кроме Илана, не волнуется по этому поводу. Ни Эшта, ни Адар, ни сам Аюр. То ли это невероятная наглость и смелость в сочетании с крепкой потерей памяти, то ли, действительно, полная непричастность. Отсутствие вины. Но есть и другой вариант развития событий: что будет, если встретятся Аюр и Палач? Пусть подозрения в нанесении увечья Эште Илан с Аюра снял (не полностью), насчет трагического столкновения с Палачом подозрения у него только укрепились. Палач пока в коридор не выходит, может разве что стоять у окна. В это окно его легко разглядеть, если зайти в госпиталь с другой стороны. Можно и случайно ошибиться дверью, палаты рядом. Или не случайно. Даже говорить на входе: 'Пожалуйста, не впускайте его больше внутрь, пусть в окна смотрит', — бессмысленно.
Илан понял, что вытянулся в струнку, как ищейка, глядя на закрывшуюся за Аюром дверь. Ему сейчас нужны недюжинные силы, чтобы отпустить события на самотёк. Не лезть, не вмешиваться. Не метаться между подозреваемыми, пострадавшими, виновными, невиновными и ведущими поиски. Не захлопывать перед их носом входы и выходы, не пресекать встречи. Не вести допросы. Перестать быть пауком в центре паутины, где на разных нитях рыжие, Палач, Адар, Неподарок, Эшта с Гагалом и Ифаром, Намур с микроскопом, 'Итис' и 'Гром' со свинцовыми ящиками, и бог весть, кто и что еще. Встряхнуться, стать врачом, как обещал. Пусть они ходят, пусть смотрят друг на друга, это они намусорили в своих жизнях деньгами, грехами и конфликтами, не он. Не он собрал их под одной крышей, жизнь так привела. С чего ему нести ответственность?.. Со стороны столовой вприпрыжку спешит Мышь. Она одна ни во что не замешана, ни в тайны, ни в интриги, ни в преступления. Это счастье, что хоть кто-то в эту неразбериху пока не влип. Прежде, чем она привычно нарушит устав и с разбегу что-нибудь ляпнет, Илан прижал палец к губам: молчи.
Молчи и пойдем. Сегодня у тебя счастливый день, все к твоим услугам — операции, манипуляции, осмотры, перевязки, бинты, кровища и желтое платье, которое ты уже где-то припрятала. Доктор Илан будет по-настоящему отдыхать, и ты с ним. Пока к нему не пришли с административными претензиями и не заявили, что в столовой не хватает ложек, кружек, лавок, воды, еды и терпения, а у столичных гостей нет ума сообразить, что они находятся не в поместье богача с угодливыми слугами, а в больнице с загнанным в кровавую пену персоналом.
Заглянуть к доктору Рауру, подержать за руку, проверить, как дела, ободрить сидящую рядом с ним жену, прижимающую платочек к глазам, подхватить Мышь и в бой. Какой-то балбес из предместий сунул пальцы в сукновальную машину. И остался бы без руки, если б не доктор Илан. А с доктором только без трех пальцев на руке. Это первый. Учитель фехтования получил проникающее ранение грудной клетки от слишком хорошо воспринявшего науку ученика, камешек в окошко доктору Ифару — опасно обучать людей владеть острыми предметами, может повернуться против тебя же, причем, не со зла. Вот он лиценциата и не учит, записать записал, деньги за срок обучения капают, а умных ходжерских книжек мальчик из морга и сам почитает, экзамен сдаст, как потом будет работать — не имеет значения, пусть на трупах практикуется. Это второй. Острый холецистит, это третий. Тут тоже камешки, но не в окошко. Мышь довольна, доктор Илан тоже, то, что последнего пациента на них слегка стошнило желчью, мелочи жизни. К середине второго захода в операционной оказался мальчик из морга. Когда пациент обездвижен и бессознателен, не задает глупых вопросов и не рассказывает историй про свою развеселую жизнь, мальчику привычнее. На третьем заходе внутри оказался и потерявший терпение художник, говорит: вы только не бойтесь, я изучал анатомию на вскрытиях в медицинском университете, я не создам проблем. 'Это мы 'не бойтесь?' — удивился Илан, но поступился принципами, велел мастеру Имво разуться, замотать себя по макушку в чистый операционный балахон и не крошить угольный карандаш поблизости от стола. Тот ушел к печке, там резво шуршал углем по бумаге и вдруг тоже задал глупый вопрос: а расскажите, доктор, каков живой человек внутри? Теплый, мокрый, пульсирует и пахнет кровью, ответил Илан, если замерзли руки, можно согреть, а теперь не соизволите ли заткнуться? Вы обещали, что мы не будем друг друга замечать.
Лиценциат с любопытством смотрит на ходжерские хитрости — эвакуацию желчного пузыря с помощью стерильной перчатки. Сам бы он до такого не додумался, а если бы тронул истончившуюся стенку, долго ловил бы пинцетом камни по брюшной полости. Что ж, смотри, мальчик из морга, доктор Ифар тебе такого не покажет. Он, как и Эшта, не любит плодить конкурентов, хоть, по долгу преподавательской службы, именно этим заниматься и обязан. А у нас еще значительно изменена топография в зоне операции, если сравнивать с учебником. Анатомические вариации плюс рубцовые изменения в области шейки и пузырного протока. Нельзя так запускать свои болячки, заболело — сразу беги к доктору. Простота выполнения холецистэктомии только кажущаяся, наворотить ошибок тут можно даже имея тридцатилетний операционный опыт, а от непредвиденных осложнений вообще никто не гарантирован...
Закончили. Больше никого не несут. Сумерки? Нет, почти ночь. Просто в городе огней втрое больше, чем в обычные вечера. Улицы, набережные, карантин, порт, конторы, кабаки, жилые, торговые, веселые кварталы, все празднично светится. Даже далеко внизу, на юго-западной окраине, в трущобах, праздник. Люди гуляют, люди не занавешивают окна, не закрывают ставни. Надеются увидеть императора. Или хоть что-нибудь столичное.
В коридор после трех операций Илану выходить страшновато. К чему привели самотёк и невмешательство?.. Как ни странно, ни к чему криминальному. Доктор Зарен почтительно нянчит Палача, кормит с ложечки, хотя тот мог бы и сам. Рыжего опять все бросили, но он нашел себе развлечение — читает книгу. Ну, как читает. Медленно водит кончиками пальцев по строчкам, ему и лампа не нужна. Вроде, даже понимает, что написано. Обморока нет, Кайи нет. В малой сестринской у сушилки для полотенец, уработавшись, спит инспектор Аранзар под строгим черным плащом, микроскоп в сборе, документы свернуты и спрятаны у него под головой. Неподарок тоже спит, он вернулся к своей 'девушке с расческой', прислонился к спинке кровати и отрубился намертво. Подсунуть ему подушку со свободной кровати, а то упадет... Капли то ли слишком сильно на него действуют из-за усталости, то ли он плохо их считает и капает лишние. В любом случае, пока пусть спит. Тихие шаги художника за спиной начинают раздражать. Когда же он устанет, ему надоест или он наберет достаточное количество набросков? И интересно, куда пропал Обморок.
— Вы везде-везде будете за мной ходить? — тихо поинтересовался у художника Илан.
— Ну... да, — отвечал мастер Имво.
— А в уборную мне можно одному?
— Простите...
Неожиданно в служебной уборной громкий, очень громкий разговор на хофрско-ходжерском. Все знают: вспомнишь дурака... ну, и так далее. Обморок. Не с Зареном. Не с киром Хагиннором. Неизвестно, с кем. Нашли отличное место делать друг другу выговоры:
— Ты думаешь, мне легко?!
— А ты думаешь, мне?!
Стоять и подслушивать под дверью — невежливо, пошло, недостойно, тем более, для государя Арденны. Но против полицейских инстинктов не попрешь. Если от тебя убегают — догоняй, если обсуждают тайное — навостри уши. Гончую нельзя силой взять на охоту.
А они там, за дверью, увлеклись. Персонала в отделении немного, кроме персонала ключ от уборной только у пациентов платных палат. Почему бы не поговорить в таком славном убежище?
С первых фраз Илан узнал, что кто-то за дверью (не Обморок) старший сын, и от него ЖДУТ. Подвигов и свершений, а он по призванию натуралист, он пошел во флот, чтобы изучать птиц и растения на островах, ботаника и орнитология нужны ему, а не ваши недотыканные подвиги. И что на берегу каждый сопляк мнит себя адмиралом, а как доходит до дела, все засунут языки в жопу и стоят, смущаясь, и где вы были, двадцать сыновей своего отца, и где были двадцать сыновей какого-то другого отца, и двадцать третьего, когда за вас принимали решения? Встали бы плечом к плечу и сказали: дайте нам это задание! И им бы дали вместе со вшивым корытом, которое плавает, как колода, вместе со вшивой командой, которая способна в склянь нажраться в открытом море, что и говорить о стоянке у берега! Или выбрали бы сами, кто за это ответственен, не потому, что он старший, а потому, что он боец, он сам хочет в драку и на абордаж, ему унизительно заниматься контрабандой и мухлевать с портовыми бумагами! Ах, нет! Не могут! На Хофре старший сын это старший сын, даже если он сын портовой шлюхи!..
На этих подробностях Илан вошел.
— Потише, пожалуйста, — попросил он. — Вас слышно на втором этаже.
Место, чтобы раскланиваться, расшаркиваться, выражать уважение, представлять родословную и заслуги, было крайне неподходящее. Поэтому Обморок, по своему обыкновению, покраснел ушами, извинился и вывел своего гостя прочь, поспешно схватив под плечо. Что-то зарычал ему в коридоре, тоже громко, но уже неразборчиво. Илан привел себя в порядок, умылся, пригладил волосы. Полированное стальное зеркало отражало нечетко, в лампе под потолком кончалось масло, она коптила и светила неровно. В этом зеркале на Черного адмирала доктор был непохож. Интересно, что нарисует художник.
Илан вздохнул. Мутное зеркало нравилось ему больше стеклянного. Арданское отсутствие логики и последовательности в решениях и действиях нравилось больше хофрского присутствия. Заниматься контрабандой им унизительно, а заниматься разбоем на большой морской дороге, лезть в драку и на абордаж, похищать людей, воровать чужие ящики с секретным содержимым — это честь? Как их понять, если сам думаешь даже не наоборот, а вообще не так? Ботаника и орнитология, отстаивание собственных интересов и своего места в жизни — вот это честь. И неужели 'Гром' поймали с липовыми портовыми бумагами? В окружении имперской эскадры и под угрозой близящейся войны его личному составу, должно быть, и без проблем с карантином неуютно, нажраться в склянь некоторым отлично помогает забыть жизненно важные вопросы, общественно важные задания и неудачи в попытках быть собой...
Плюс еще один недовольный. Мятеж на Хофре бродит, как внутренняя тяга к торжеству справедливости в Неподарке. Все всем возмущены, но делятся только друг с другом или со случайными людьми. На открытое и массовое неповиновение не решается никто. Из всех гостей с Хофры самый спокойный — Рыжий. Его не тяготят противоречия. Видимо, в клане Серых все стабильно. А в клане Белых зреет бунт.
Оглянувшись, нет ли художника, Илан проскользнул в малую сестринскую и вытащил документы у Аранзара из-под свернутого полотенца, заменявшего тому подушку. Инспектор проснулся, уцепился за бумажный край, узнал Илана, отпустил.
— Напугал меня, — буркнул недружелюбно.
— И тебе не чихать, — ласково отозвался Илан, снял с крюка лампу, поставил рядом с собой на невысокий шкафчик и стал быстро перебирать документы.
Были они самые разные, от карантинных разрешений для продовольственной пристани до таможенных описей брахидских купцов.
— Что там ищешь? — спросил Аранзар, зевая и потирая ладонями щеки.
— А вы что искали?
— Вопросом на вопрос, — констатировал старший инспектор. — Пациент не отвечает, упирается и не хочет лечиться. Что делать?
— Не знаю. Плохая приверженность к терапии, — повел плечом Илан. — Лечиться не люблю. Да я вообще докторов боюсь.
