Тени забытой шестой

Воевода не перебивал меня и даже не шевелился, походя на каменное изваяние стража в Штефском соборе.

— Почти все? — наконец тяжело уронил он. — О чем ты умолчал?

— Если я скажу, — привычно предупредил я, чувствуя чудовищную усталость, — то вы окажетесь вне закона... Хотя кого я обманываю?.. Все горожане теперь вне закона. Одним больше, одним меньше.

— Не темни, — отрезал Даугав. — У меня вот тоже есть чего тебе передать от паскудного Цветочка.

Я вздрогнул и подался вперед.

— Она была у вас? Вы ее видели? Что с ней? Где она? Да говорите же!

— Сначала ты.

Я скрипнул зубами.

— Сейчас не время для игр! На кону слишком многое. Если не остановить надвигающуюся беду, то разразится еще одна Синяя война.

Воевода недоверчиво прищурился и открыл было рот, но я его оборвал:

— Я не шучу. Хриз напечатала в газете текст запрещенного апокрифа. За одно знание о нем нас всех должны предать анафеме и сжечь на костре, как еретиков. Понимаете?

На Даугава мои слова не произвели должного впечатления. Он отмахнулся от них и покачал головой.

— Из-за какой-то газетенки? Шутишь? Тут бойня и без того намечается. Еще б только выбрать правильную сторону...

От расчетливого цинизма воеводы мне стало не по себе, но я сдержался и не вспылил, заставив себя говорить с холодной ухмылкой.

— Правильную? Тогда вспомните, что случилось с Асадом. Мятежники там тоже думали, что приняли правильную сторону. И где они теперь? Их пепел развеян по ветру, а город сожжен. Хотите повторить их участь?

— Ты мне угрожаешь?

— Нет, не угрожаю, а ставлю перед фактом. Или вы со мной и помогаете, или все ваше семейство окончит свои дни на костре. И заметьте, мне придется гореть рядом с вами. Хотя вряд ли вам от этого будет легче. Подумайте о своих сестрах, о племянницах и племянниках...

Воевода со всей дури стукнул кулаком по столу.

— Вы что с ней, сговорились?!?

— Хриз вам тоже чем-то подобным угрожала? — прищурился я. — Что именно она говорила? Вспоминайте. Это очень важно. Ее надо остановить, пока не стало слишком поздно.

— Велела убираться из города вместе со всем семейством. Заявила, что намерена возглавить.

— Что возглавить? — нахмурился я.

— Имперцев, — хмыкнул Даугав и дернул себя за бороду. — И ведь возглавит же!.. Больная на всю голову, лиса бешеная, но ведь возглавит же!

— Какого демона она творит! Что еще? Она еще что-нибудь говорила?

— Да. Просила тебе передать.

— Что передать? Хватит тянуть кота за хвост!

— Велела тебе тоже убираться из города. А еще... Юлька-морячка ждет тебя в Керекеше. В божевильне. Сказала, что ты поймешь.

— Отказал? — спросил офицер Матий.

Он ждал меня подле экипажа, расхаживая и нервно пыхтя самокруткой.

— Нет, — отмахнулся я от дыма и сел в экипаж.

— А чего тогда лицо такое? Кыс, не дури! — сыскарь ввалился следом и больно ткнул меня локтем в бок. — Говори уже. Что тебе сказал воевода?

Сообщение Даугава выбило меня из седла. Нет, я понимал, что это очередная уловка безумицы, чтобы выдворить меня из города, но... Но вдруг правда? Вдруг Хриз и в самом деле отправила княжну в сумасшедший дом?.. Я тщетно гнал от себя страшные картины, в которых связанная Юля с безумным взглядом бродит по палате и ждет помощи...

— Мне надо срочно... — я задумался, — срочно отправить письмо. В столицу.

Офицер помрачнел и покачал головой. Сердце больно сжалось.

— Ну у вас же должны быть предусмотрены запасные каналы связи? — с надеждой спросил я сыскаря. — Голубиная почта? Гонцы? Что-нибудь? Ну!

— Ты думаешь, имперцы совсем идиоты? — глухо ответил он и отвернулся, глядя в окно. — Первым делом арестовали наших гонцов, почтовые службы не работают, а голубятня... эх... Говорю же, мы здесь, как слепые котята в мешке. Ждем, когда нас топить будут. Но лапками еще поработаем и коготки покажем, да, Кыс?

Привычная бодрость в голосе Матия звучала фальшивой нотой.

— Да, — кивнул я и похлопал офицера по плечу. — Сдаваться никто не собирается. Что-нибудь придумаем.

— А что тебе ответил воевода?

— Он поможет. Его зять Альбертини даст нам ключи от мастерской. Кстати, офицер, вы когда-нибудь работали с печатным прессом? Нет? Не беда. Все когда-нибудь случается в первый раз. Научитесь.

Глаза слипались от усталости, а руки были готовы отвалиться. На пару с офицером и Нишкой, чувствуя себя героями-подпольщиками, мы смазывали чернилами пресс-подушки, потом наносили их на печатную заготовку, следом закрепляли листы бумаги, плотно прижимая его к трафарету, и крутили рычажный механизм, опуская тяжелый пресс. А потом повторяли это снова и снова... Под утро, когда стопка листовок была готова, я опустился на лавку, передохнуть всего на несколько минут... и отрубился. Проснулся только под вечер, заботливо укрытый и со свернутым сюртуком вместо подушки под головой.

— Почему вы меня не разбудили? — возмутился я.

Нишка подсунула мне под нос миску с какой-то малоаппетитной похлебкой.

— Ешь давай. Ночью отправимся разбрасывать листовки.

Офицер хмыкнул и подмигнул мне. Слава богу, что эти двое хотя бы перестали собачиться между собой.

— Мы не будем заниматься этим сами, — ответил я, жадно уплетая жидкую бурду. — Это слишком рискованно. И кстати, у меня появилась идея, как послать весточку в столицу.

— А я что говорил? — торжествующе сказал офицер, обращаясь к Нишке. — Утро вечера мудренее, а ты... буди да буди!

— Пфф... — фыркнула инквизитор. — Сейчас вообще-то как раз вечер!

Кажется, зря я решил, что эти двое поладили друг с другом...

Когда есть деньги, многое решается легко, даже такое непростое дело, как организация подпольного движения. Первым делом, я договорился с Альбертини, посулив ему хорошую мзду, и той же ночью мы вывезли печатный пресс из мастерской, временно укрыв его на заброшенной скотобойне. Офицер также получил на руки достаточную сумму золотом, чтобы нанять людей для распространения листовок и ведения подрывной деятельности. Нишку я послал в монастырь святого Августина, надеясь, что имперцы не посмели осквернить звонницу, рядом с которой была скрыта голубятня сизых монахов — самых быстрых голубей княжества. Желание инквизитора укрыться в монастыре не должно вызвать подозрений у самозванных властей, а на случай обыска два письма были надежно спрятаны на груди девушки. Одно послание я адресовал главе Ордена Пяти, отцу Павлу. В нем я излагал, как можно предотвратить дальнейшую утечку запретных знаний, и настаивал на содействии с распространением фальшивых листовок. А второе письмо было для Эмиля. Я написал ему, что княжна Юлия жива, но просил никому об этом не рассказывать до выяснения всех обстоятельств, а также умолял немедля отправляться в Керекеш и обыскать все божевильни.

Заняв делом соратников... или уже соучастников?.. сам я отправился в орден когниматов, тревожась об отце Васуарии и сохранности своих финансов, без которых все могло бы сильно усложниться. Казначей сидел в кресле, слепо уставившись в окно; он даже не заметил, как я вошел.

— Вам нехорошо?

Он вздрогнул, схватившись за сердце, и повернулся ко мне. Я ужаснулся. Отец Васуарий постарел лет на двадцать, превратившись в дряхлого старика. Имперские ублюдки, до чего они довели беднягу...

— Выпейте воды, — подвинул я к нему стакан и подошел к окну, широко распахивая его и впуская свежий воздух. В комнате было очень жарко, и стоял удушливо терпкий цветочный аромат.

Но казначей повел себя странно. Он взял стакан, подержал его в руке, словно взвешивая, а потом вдруг вывернул воду прямо на стол, следя за разбегающимися ручьями.

— Как думаете, фрон Тиффано, сколько золота было на затонувшем корабле проклятой воягини Хризолит?

Теперь уже вздрогнул я.

— А почему вы об этом заговорили?..

И задохнулся от нестерпимо приторного и такого знакомого лавандового аромата. Страшная догадка пронзила меня. Та посетительница в вуали, с которой я разминулся в коридоре!.. Это ее запах! Это она! Хриз!.. Я бросился к двери, а старик продолжал зачаровано бормотать:

— В архивах значилась сумасшедшая сумма... хватит купить все княжество... и еще на пару мелких вояжеств останется...

Я вылетел в коридор. Никого! Скатился с лестницы и выбежал на улицу. Черный плащ мелькнул вдалеке и исчез за поворотом. Никогда в жизни я так быстро не бегал, но все равно не успел... Задыхаясь от острой рези в боку, я согнулся пополам, уперев руки в колени и хватая воздух ртом. Передо мной был пустынный переулок. Безумица исчезла.

— ХРИЗ!!! — позвал я в отчаянии, но ответом мне был ветер, кружащий опавший яблоневый цвет и злосчастные листовки по мостовой.

Я угрожающе навис над казначеем и процедил:

— Хочу напомнить, что я — ваш самый крупный вкладчик. Если я потребую выдачи всего своего состояния, то винденское отделение ордена разорится!..

— Я не вправе разглашать сведения о других вкладчиках...

— О других вкладчиках?!? У этой мерзавки уже и деньги появились, чтобы их вкладывать куда-то? Не врите мне! Она преступница! Да она сумасшедшая, в конце концов! Почему вы ее защищаете? Говорите, где она скрывается! Что она от вас хотела?

— Фрон Тиффано, — тихо, но твердо заявил казначей, — вояжна Ланстикун...

— Что? — оторопел я. — Как вы ее назвали?

— ... официально подала прошение о пересмотре судебного решения церковного суда за номером 1467 от 940 года...

— Это тот приговор, в котором ее признали колдуньей?!?

— ... и просила орден представлять ее интересы. И хотя наш орден...

— Чего она добивается?

— ... хотя наш орден всегда свято придерживался нейтралитета в любых...

— Вот и держитесь его дальше! Не лезьте!

— ... в любых внутрицерковных и государственных конфликтах, однако...

— Однако?!? Вы собираетесь... Оспорить тот приговор?!?

— ... помня о равной милости Единого для всех своих заблудших детей, мы не можем отказать светлой вояжне в этой просьбе...

— Светлой вояжне?!? Да она больная на всю голову! Побойтесь бога! Кому вы поверили!

— ... тем более, что на судебном процессе и при вынесении приговора сама обвиняемая не присутствовала, а следовательно, не могла себя защитить...

— Господи! Очнитесь! — стукнул я кулаком по столу. — Она же проклятая Шестая!

Казначей наконец осекся и удивленно взглянул на меня, после стащил с носа очки и стал протирать стекла дрожащей рукой.

— Вы знали? — заподозрил я. — Знали!

Он кивнул, не прерывая своего занятия.

— Ее надо остановить! Пока еще не слишком поздно. Она напечатала текст Завета в газете! Понимаете, что случится дальше?

Старик вздохнул и опять кивнул.

— Прекрасно понимаю, но боюсь, фрон Тиффано, что уже поздно. Невозможно остановить бурю. Остается лишь плыть вместе с ней и пытаться не разбиться о скалы. Собственно, этим орден когниматов и собирается заняться. Простите, меня ждут дела. Я могу вам еще чем-нибудь помочь?

Такого удара я не ожидал. Чтобы церковный орден принял сторону сумасшедшей еретички и преступницы?.. Такое мне и в самом страшном кошмаре не могло привидеться. Разозленный, я потребовал у отца Васуария выдать мне пять тысяч золотом наличными и доставить их под охраной в замок. Старик тяжело вздохнул, но согласился — деваться ему было некуда. Я рассчитывал на помощь ордена в организации подпольной типографии, но теперь становилось ясно, что придется выкручиваться самому.

Как поймать Хриз? И что она задумала? Она заявила о себе в открытую, а это было очень тревожным знаком. Как ей удалось переманить на свою сторону орден когниматов? Невольно вспомнились слова казначея про проклятое золото, корабль с которым затонул недалеко от берегов княжества более ста лет назад... А что, если Хриз нашла наследие своей проклятой прапрапрабабки? Да ну нет! Когда бы она успела? А если раньше? Ведь казначей назвал ее вкладчицей... А какая разница, собственно говоря? Раз вкладчица, значит однажды, рано или поздно, она вновь заявится в обитель. Поэтому надо просто приготовить надежный капкан, способный остановить бешеную лису...

— Что она?!? — уставился я на офицера, чувствуя, что сам уже схожу с ума.

— Заявилась в магистрат. Объявила себя невестой Франца-Иосифа. Остановилась в доме бургомистра. В городе ширится паника. Слухи один другого краше. В доме поверенного стена заплакала кровавыми слезами, кто-то видел ожившего пекаря, зверски убитого в прошлом году, где-то украли младенца и принесли в жертву на руинах разрушенного собора... А еще, Кыс, ты только подумай, говорят, что воронья стало немеряно, что небо потемнело от птичьих стай... Титька тараканья, да я за всю жизнь столько подобной чуши не слыхивал!..

— Мне это все не нравится... — пробормотал я и провел ладонью по лицу, смахивая паутину лжи и прикрывая глаза.

— Но раздачу листовок я организовал...

— Офицер, помолчите немного. Мне надо очистить разум и подумать.

— Молчу-молчу. Пойду что-нибудь куховарить. Рыбки немного достал. И еще...

— Идите уже!.. — процедил я.

Но подумать мне не дали. Спустя полчаса в комнату ворвалась Нишка. Вопреки приказу, она вернулась в город с важными новостями, потратив на дорогу всю ночь. Я просил девушку только отослать письмо и остаться в монастыре, чтобы обеспечить поддержку нашему сопротивлению среди церковников, но известия были столь ужасны, что...

— ... во всех крупных городах. Никто не знает, что делать. Святой Престол объявил чрезвычайное положение и мобилизовал папскую гвардию...

— О нет!.. — простонал я. — Только не это...

— А Орден Пяти разослал циркуляры о немедленном изъятии всех экземпляров газет...

— Подождите! — вскинулся я. — И в Зевастале тоже? Там тоже напечатали?!? Куда они смотрели?!?

Нишка устало кивнула и встала.

— Но похоже, что никто толком не знает, что делать. Пойду умоюсь с дороги. Мне матушка Ульрика с собой меда дала, майский сбор. Пахнет так, что едва слюной не захлебнулась, пока везла.

Она достала из заплечной сумки и выставила на стол маленький бочонок. Я смотрел на застывшую янтарную слезу на его ободке и не видел ее, не чувствовал запаха, не слышал шагов и слов Нишки. Пустота. Мир рухнул. Война. Теперь ее не избежать. Хриз, что же ты натворила?..

— Кыс, а Кыс? Ну поешь, а? — офицер подсунул мне под нос давно остывшую рыбную похлебку. — Ну не пугай ты нас так, титька тараканья!

— Слышь, а может его водой холодной облить? — шепотом предложила Нишка. — Нас так в монастыре закаляли, сразу вся дурь из головы...

— Дура, да?

— Сам такой. Видишь, не в себе он!

— Вижу... Кыс, ну что ты как маленький? Ну не выйдет твоя поганка бледная замуж за Франца-Иосифа!.. Ну кто ей даст! Мы ее поймаем и тебе отдадим...

— Какое тебе? Под суд надо!.. — заикнулась было Нишка, но получила пинок от сыскаря.

— Да, именно, под товарищеский суд. Кыс, ну хорош пялиться в пустоту!..

— Суд... когниматы... — отмер я, осененный еще одной догадкой. — Суд, на котором ее признают невиновной и восстановят в правах. Вояжна Ланстикун... У вояга Густава были наследники? Нет? У него жена и сын погибли! А Юля? Ее марионетка? Ну конечно! Вот почему она упекла ее в божевильню! Дождалась брака и похитила! А сейчас она заявит права на северные земли!.. Она ведь племянница Густава!