— Конечно, не муж. Я намного хуже. Мужа всегда можно уболтать, упросить, отравить. На худой конец, за... Гхм... Зацеловать. Ну, как в твоем взрослом кино. А со мной у тебя этот номер не прокатит.
* * *
— ...Со мной этот номер не прокатит.
Винни держал телефон левой. К столу в комнате свиданий табельный “кирпич” крепился цепочкой именно под левую руку.
— ... Чего вы мне-то на совесть жмете? Вы позвоните родителям тех, кого ваш сын успел на спайсы подсадить! Как они себя чувствуют?
Из трубки заорал мужской голос:
— Б
* * *
ь, мы ваш клуб на*уй закроем! Ты человека убил, и тебя даже не судят!
— И зная все это, вы не можете сделать правильные выводы. Вы продолжаете мне угрожать, — Винни говорил, как про чужого. — Задумайтесь, кто кого в итоге закроет.
В трубке хрипнуло, звякнуло, и отец Лиса отключился.
— Не дофига ли круто завернул?
Винни поглядел через стол на Змея:
— Тебе в жопу кол вставить, и ты будешь ох*еть какой несгибаемый.
Загремела решетка и вошел уже знакомый обоим парням Петр Васильевич Сахалинцев:
— Еще погавкай, литератор, и мы это предложение на практике опробуем. Прощайся, Змей. Я твоего буревестника революции изымаю.
— Куда?
— На титановые рудники.
— В смысле?
— В смысле, Титан с Энцеладом надо же осваивать кому-то. На фронтире как раз нужны такие... Кто действовать не боится. Кто перестарается — вакуум не подкупишь, космос не умолишь, гравитацию не зарежешь. А гамма-излучению твоя несгибаемая гордость — как два протона разогнать.
Змей, ожидавший услышать совсем иной приговор, от облегчения ляпнул:
— Ничего, Винни, не тушуйся. Напишешь там книжку: “Один день Шайтана Иблисовича”, Нобелевку получишь по квоте для Внеземелья. Нобелевку сейчас кому только не дают... Истечет срок давности — через двадцать лет приедешь к нам на встречу выпускников.
— Да еще вопрос, что тут будет через двадцать лет, — проворчал Петр Васильевич.
Винни положил телефон и тоже облегченно расправил плечи:
— Ну да, конечно. Будете рассекать ледяную радиоактивную пустыню на санях, запряженных белками-мутантами...
Куратор сморщился:
— Черт, я же с писателем говорю. Только с маленьким. С учебно-тренировочным.
— Ага, — Винни понесло на радостях:
— В нашем нынешнем дерьме,
громоздящемся бугристо,
тот писатель, кто в тюрьме.
Остальные — беллетристы!
Змей и Петр Васильевич переглянулись.
— Евгений Лукин, — извинительно улыбнулся Винни, — люблю я этого автора.
* * *
— Автор тут не прав... — Петр Васильевич отложил планшет и хлебнул из граненого стакана темную жидкость — Легат знал, что там холодный чай с коньяком, по тому самому рецепту, пущеному в народ Веллером. Отпил глоток чаю — долил “Белым аистом” или там “Двином”, или какие там еще имеются алкогольные легенды.
Сам Легат пил мутно-бежевый кофе — обычный растворимый из пакетика. Случалось ему в собрании начальников этим бравировать: я-де из простой семьи, харчами перебирать не обучен — а правда заключалась в том, что Легату нравился именно такой, резкий, почти химический, вкус пакетика “Петровской слободы”. Пять-семь лет назад Легат служил еще мальчиком на побегушках, и клуб “Факел” еще не гремел на всю страну — то первой гонкой колесных парусников, то вот, как вчера, убийством с особой жестокостью. Так мало этого: еще и с идейной подкладкой.
Но тогда Легат хоть иногда мог оставаться просто самим собой: есть, пить и надевать не то, что требует этикет — а что нравится.
Головомойку от начальства он уже получил. Петр Васильевич это знал и пригласил поправить душевное здоровье. Не то, чтобы Легат сильно хотел втереться в милость, но и посылать нахрен собственного куратора... Нет, один-то раз можно и розетку лизнуть!
Итак, Сергей Павлович Крашенинников и Петр Васильевич Сахалинцев, как два резидента ГРУ после провала, заперлись в кабинете Легата и принялись обсуждать положение. Легат ставил мысленный эксперимент — в смысле, пил кофе и смотрел на огни ночного центра. Куратор его работал с документами — читал фанфик Винни про Меганезию.
— Между прочим, Легат, я занимаюсь именно работой. Которая может принести самое настоящее решение, — Петр Васильевич подвигал картинки в планшете. — Надо же мне составить мнение о кандидате в Проект.
Легат еще оставался слишком взвинчен, чтобы искать разгадку собственным умом:
— И что вы узнали?
Петр Васильевич ответил вполне серьезным тоном:
— Его Жанна Ронеро как-то больно уж вялая для девушки с мотоциклетной цепью. Ну написал про нее статью этот пидор Клайв Уилссон, а она? Вполне же могла двинуть цикл репортажей в ответку. Такие, знаешь, броские заголовки: “Вы ужаснетесь, когда узнаете, как Жанна делает это!” “Правдивая история сатанинских ритуалов”, ну, как в лентах обычно. А внутри обыкновенный репортаж. То есть, прилетела в гости, купалась в лагуне, зашли в колледж взять интервью у препода, сделали фотки самых прикольных учеников. Вышел бы хороший ответ: на контрасте между слюновыделительными ожиданиями от заголовка и обычной жизнью. А бомбами кидаться — фу.
— Да чего вы все двинулись на этом Лантоне?
Петр Васильевич взвесил в руке бутылку с остатками коньяка.
— Мой сын в детстве очень любил книжку про “Волшебника Земноморья.”
— И что? — Легат высыпал очередной пакетик, заправил кипятком, отметив машинально, что бачок в кулере почти пустой, и завтра надо заказать заправку.
— И однажды мы с ним вышли в парк. Апрель, тепло, снег тает, ноги мокрые, все течет, деревья черные, влажные, ветер сырой, от него потом голова болит, как от пива. И сын говорит: вот, посох у меня есть. Показывай, как колдовать!
Легат понял, что про Лантон ему ничего не объяснят. По краней мере, не сегодня.
— А вы?
Петр Васильвич хмыкнул, прищурился и выпил остаток безо всякой игры, просто из бутылки. Легат поморщился, но безопасник бровью не повел.
— А я сдуру пропищал, что это все не настоящее колдовство, это в книге только. Убил мечту. И с тех пор отношения со Станиславом у меня никогда уже хорошие не складывались. В лучшем случае ровные, нейтральные. А обычно плохие.
Легат хлебнул горячего кофе и поставил чашечку в самую середину креста теней — за окном светилось достаточно вывесок, тени по столу лежали, как днем. Точно как вечером после регаты. Змей, помнится, тут сидел, деньги делили...
Петр Васильевич методично брал с блюдечка кружки колбасы — после каждого предложения, как точки ставил:
— Вот сейчас пишут книги. Попадание в самого себя, только молодого. “В попаданцы я пойду — пусть меня задрючат. Катастройку отменить пусть меня научат... Горбачеву помогу победить Америку. И вообще спасу Союз, прекращу истерику.“
Тарелочка опустела, стакан и бутылка тоже. Легат не мог понять, что так расстроило безопасника. Ну, получит “Факел” по шапке. Да пусть бы и закрыли его — так новый клуб открыть можно. Или у них конкретно на Винни планы написаны? В конце-то концов, клуб в городе такой не один. Можно подобрать людей покрепче, поконкретней, которые в сопли не сползут. Постарше, наконец. Да хоть байкеров тех же.
Но куратор пьет, как будто в самом деле провалился важный и крупный план.
Или это не из-за Винни — а из-за того Сергея, изъятого на трассе?
— ...А я, если бы попал в прошлое, то изменил бы этот свой глупый ответ. Сказал бы: да, есть колдовство. И упражнения на посох ему, на дыхание то же. Сказал бы: контроль маны, управление незримой энергией...
Непохоже, чтобы Петр Васильвич спьяну хныкал. Голос твердый, руки не дрожат... Полбутылки “Двина” всосал, и хоть бы что... Такую бы энергию да в мирных целях!
Легат вырос в рабочем поселке на окраине, и вернуться назад не согласился бы ни за какие деньги. Он видел, сколько человек может выпить, видел и то, что человек после выпитого может сделать. На всех начальственных пьянках отвращение выдавало его с головой. Так что никакой особенной карьеры Легату не светило. Но вот приметил его Петр Васильевич: “Непьющий? Это дело! Мне на молодежное направление как раз такой нужен. Чтобы не спился и не сторчался... Ну, хотя бы в первые полгода”.
— Но ведь он же вырос. Рано или поздно все бы понял и обиделся.
Петр Васильевич помотал головой:
— Он обиделся все равно. Только задаром. А так я бы ему хоть немного физкультуры ему впарил. Сейчас глянуть больно — типичнейший скрюченный программист.
* * *
Скрюченных программистов Снежана притащила пол-класса: примерно поровну зашуганных девочек в корректирующих очках и мальчиков-ботаников, которые даже вдвоем с трудом поднимали легонький клубный стол. А от взгляда на проектор, что Винни не так давно переставлял одной рукой, детишки покрывались холодным потом. Даже Шарк превосходил их силой; что уж там Абдулла или Марк!
Но Абдулла не появлялся на клубе уже который день. Плакаться по нему не стали: потерей больше... Змей оформлял новичков, причем все родители на “заявлении в отношении несовершеннолетнего” диктовали в браслет, как под копирку:
— Мы доверяем клубу “Факел”, потому что здесь уж точно наркотиков не потерпят.
И Змей из последних сил делал умное выражение лица, кивал. Стиснув зубы, извинялся за имевший место эксцесс. А на одиннадцатом заявлении очередной красномордый папаша наклонился к самому столу, обдав запахом хорошего табака, и шепнул интимно-хрипло:
— Да не извиняйся ты, все правильно. Давно, сука, пора же. Вот скоро наши по цыганскому поселку пройдут, чтобы совсем вычистить гниль эту...
И Змей в ужасе понял: эти люди вовсе не против убийства! Совсем не против отнятия такой ценной и уникальной человеческой жизни. Совершенно не против особенностей национальной охоты на ведьм.
Нет человека — нет проблемы!
От удивления Змей даже спросил:
— Вы, может, и жалобы на разврат писать не будете, когда мы с ночевкой на выходные пойдем?
Папаша отодвинулся, заржал, как в бочку, заколыхал клетчатым пузом:
— Да если мой Васька кого-нибудь, наконец, трахнет, я не жалобы писать, а три дня пить буду! От радости, что не пидор в доме!
Змей посмотрел в таблицу. Нет, не показалось:
— Вашему ребенку всего тринадцать...
— Шекспира перечитай, умник. Сколько лет Ромео и Джульетте? А Пушкин? Оглянуться не успеешь, как п*зда летит в глаза!
Развернулся и затопал к выходу, скрипя досками пола, сопровождаемый отчаянным взглядом этого самого Васьки.
Шарк взялся за голову:
— Это же с азов начинать, опять жевать начальный курс. Эй, братва, кто что умеет из вас? Пузырьковую сортировку живьем кто-нибудь видел?
Мальчики с девочками выпрямились, прямо на глазах прибавляя года два возраста и пунктов двести уверенности. Самый смелый хмыкнул:
— Вы еще про разницу между ссылкой и указателем спросите!
— А кто ты будешь, и какой проект пилишь? Робототехника, биг дата? — Шарк прищурился с откровенной иронией:
— Может, крипту свою форкнул втихаря и ночью на процессоре умного дома бабло куешь?
— Меня зовут Артем, — пацан уверенно раскрыл собственный ноутбук, новее и мощнее Шаркова раза в четыре. — Мой ник на sourceforge...
— Ты в тринадцать лет на sourceforge?...
Артем пожал плечами с очевидным недоумением:
— Так взрослые все давно переехали в места покозырнее. А сурсы уже история. Архив кода.
Шарк вздохнул.
— Рассаживайтесь... Акселераты.
Ноутубуки принесли все. Снежана отозвала Змея в сторону и шепнула на ухо, что пара человек одалживала ноуты по друзьям, чтобы не позориться, и что им вполне можно выдать клубные — только потом, когда уже перезнакомятся, и все будут как бы свои. А среди своих не так обидно.
