— Даже корью на всю область болеют всего триста человек. Все поголовно — цыгане. А как ваши дела?
— Жизнь — рыбалка: сижу, жду поклевки, периодически выпиваю, — Петр Васильевич опрокинул и свою стопочку.
— Как вы оцениваете происходящее... Вообще? — гость покрутил все той же вилкой и теперь насадил на нее соленый гриб.
Петр Васильевич снова налил, позвенел вилкой по тарелке, наколол на нее широкий блин и, как бы случайно, в ораторском запале, воздел вилку, чтобы свисающий блин мешал читать по губам:
— Нас культурно, с уважением, обжимают под стандартную евро-нацию. Миллионов десять населения, один крупный город. По всей стране равномерно размазаны жители, завязшие в борьбе между мигрантами, лесбиянками и “зелеными”, им некогда спрашивать, куда деваются их налоги. Туризм, народные ремесла, фольклор, добыча сырья. Резерв дешевого мяса для грязной работы и борделей. Но никакой востребованной промышленности. Возможно, несколько представительств ай-ти групп, чисто на публику, чтобы сиял образ инновационной, динамичной и все такое... Национальный банк, сидящий на еврокредите, как вор на колу: чтобы мы могли покупать их товары, но не могли накопить средств на собственное производство. Сельское хозяйство на высокопродуктивных семенах, которые, вот незадача, ежегодно придется покупать у одобренного Евросоюзом производителя. Свои семена фу-фу, некошерно и вообще ГМО.
Гость покачал породистой седой головой, не выражая ни одобрения, ни порицания, съел гриб. Выпили по второй. Закусили: Петр Васильевич блином, гость опять же грибами.
— Вообще-то, — Петр Васильевич аккуратно развесил перед лицом следующий блин, — с точки зрения мировой финансовой системы, нам физическая страна-то и не нужна. Должны существовать некие потребители товара, встроенные в мировой рынок. Что это значит? Что существуют их электронные счета, только и всего. То же самое относится к счетам налоговой палаты. И к счетам государственных департаментов и министерств. И к счетам обычных предприятий, их подрядчиков и поставщиков.
Петр Васильевич подмигнул по-джеймсбондовски аккуратно:
— Наши компьютерные гении предложили написать симулякр страны, виртуальную державу. Пусть она там на серверах крутится, в сетях мирового рынка и Международного Валютного Фонда. Подвергается санкциям, арестам счетов, заградительным пошлинам, всякому такому. А мы по-дедовски, за чарку и шкварку, бульбой торганем. Вот, хотя бы и с вами.
Гость замер в полной прострации, несколько секунд оценивал идею, потом вздохнул:
— Не взлетит. Непредсказуемые последствия. Сами не поймем, где что. И непонятно, как отреагируют люди.
Петр Васильевич разлил по третьей, подвинул рюмку гостью. Печально ухмыльнулся:
— Еще как взлетит, на орбиту выйдет. При старом хозяине военные для учений написали легенду. Что-де хочет напасть некая условная западная страна Вейшнория. Нарисовали ее на нескольких районах вдоль польской границы. Как-то утекло в сеть. И шо вы таки себе думаете? Уже назавтра какой-то поц изобразил гимн, герб, флаг, валюту и паспорт Вейшнории. А еще через неделю желающих получить Вейшнорское гражданство возникло столько, сколько в городе вокруг нас нет!
— Более четырехсот тысяч? — гость поставил невыпитую рюмку.
Петр Васильевич перестал кривляться:
— Люди готовы получить паспорт виртуальной страны — но только чтобы не жить в нашей. Это чересчур.
— И поэтому вы...
Петр Васильевич посмотрел сквозь почти пустую рюмку на люстру. Потом на гостя:
— И поэтому мы. Испанская империя пала. Англичане забороли голландцев, сокрушили французов, обменялись любезностями с германцами — но после второй мировой лежат и те, и другие. Миром правит Бильдербергский клуб. Или Римский. Или Давосский.
— А мы? — все так же, не высказывая ни порицания, ни обиды, гость покачал налитую рюмку: на донышке, чтобы ум оставался ясным.
— А вы двинулись к империи в год присоединения Украины. Теперь ее отпадение означает начало конца и для вас. Просто вы сильнее. Агония дольше.
Выпили, наконец, по третьей. Закусили длинными полосками соленого мяса. У дверей лязгнули мечи, слитно выдохнули зрители. Танцоры понемногу расползлись, бумканье музыки смолкло. Зато по всему залу загудели тостами небольшие компании.
— А вы? — тихо-тихо спросил гость. — “От можа до можа?”
— А нам дай боже выжить под обломками рухнувшего колосса, — Петр Васильевич налил по четвертой, но пить не спешил. — Нас категорически не устраивает подобный расклад. Вы наш рынок. Вы гарантия, что нас не выбомбят, как Ливию с Югославией.
— Тогда почему не объединиться?
— Нам не нужны перестрелки на улицах. А конкуренцию по правилам нам не выдержать. Нас меньше десяти миллионов — а вас больше ста сорока. У нас просто меньше ресурса на рекламу и скидки, меньше опыта, меньше резерв сотрудников... Мы просто маленькие. И, сколько ни надувай коня воздухом через соломинку...
Гость кивнул, признавая правоту. Выпили по четвертой. Закусили горячим — парящими драниками.
— Как вы полагаете, кто придет на смену Китаю? И как скоро?
Петр Васильевич прищурился на люстру, пошевелил пальцами свободной руки, вилка в другой руке выписала замысловатый вензель над стопкой блинов:
— Точный прогноз будущего можно получить единственным способом. Сделать будущее. Создать. И его же предсказать. “Я знаю точно, наперед — сегодня кое-кто умрет. Я знаю, где — и знаю, как. Я не гадалка, я маньяк!” — процитировал Петр Васильевич, глянув на гостя прямо; тот выпрямился и даже чуточку подался назад.
— И с кем же вы занимаетесь... Предсказаниями?
— С профессионалами в пророчествах.
— Церковь?
Петр Васильевич, не отвечая, смотал на вилку новый громадный блин, который, вот незадача, только что развернулся перед лицами собеседников и совершенно закрыл их от зала.
— Имеется два полярных способа познания мира. Наука и религия. Они не уживаются вместе, не терпят конкурента — и потому, пока живы оба, можно не беспокоиться о монополизации истины. У науки есть взгляд на будущее — мы сейчас его и реализуем. В Проекте уже полмиллиона одних колонистов, на высоких орбитах пятьдесят больших баллонов, на Марсе готово первое купольное поселение.
Петр Васильевич разлил по пятой — опять совершенно на донышке, но гость нисколько не обиделся. Все должны видеть: бойцы вспоминают минувшие дни. А печень одна, на нее не гони!
— ... Свои планы, наверняка, есть и у церкви. Мы сходимся в том, что мир надо сделать чуточку проще. А у Рима громадный опыт управляемой эсхатологии.
— Это как?
— Людей на крестовый поход поднимали, во многом, на ожиданиях конца света. Ждали его в тысячном году, потом в тысяча тридцать третьем, добавляя возраст Иисуса к расчетному круглому числу. Для человечества это первый опыт ожидания сингулярности.
— Который провалился. Песец не пришел.
— Верно, — Петр Васильевич поднял рюмку, — зато пришел громадный опыт в организации этих самых крестовых походов, сборе по церквям пожертвований. Опыт учета, перевозки, накопления огромных средств — и все это без радиосвязи, даже без римской почты. Опыт объединения христианского мира. Хотя в те времена франки били бургундцев не хуже, чем сегодня христиане мусульман.
Выпили по пятой. Чем закусили, не обратили внимания.
— А недавно мне доложили одну забавную вещь, — Петр Васильевич улыбнулся, и налил шестую уже до верха.
— На развлекательном сайте... Как там его... Неважно! Появилась инструкция. Инструкция! — безопасник значительно поднял указательный палец. — Как закупать гречку, воду, соль, спички. Как выживать. И это спустя сто лет после блокады Ленинграда. И это через тысячу лет после истерии крестовых походов. И это не форум суровых сюрвайеров. А вроде как развлекательный сайт. С голыми девками да придурками всех мастей... Но даже там вдруг — инструкция по выживанию. Всерьез!
Петр Васильевич поставил полные рюмки на стол, наклонился к гостю почти вплотную:
— Так где он, прогресс? Где хваленая цивилизация? В чем сегодняшние люди отличаются от вчерашних? И почему, в таком случае, неприменим церковный опыт управления людьми?
Гость решительно придвинул к себе полную рюмку — рука еще не дрожала, коньяк не расплескался:
— Ерунда! Миром правит не тайная ложа — а явная лажа. Настоящая фантастичность как раз в том, что церковникам... Ну, или кому там еще! Оказалось не лениво городить планетарные планы. Что все не пущено на самотек.
Толпа перед входом рассыпалась, и мужчины согласно повернули головы на шум. Боевитых девиц парни держали в охапку; Змей, из-за синего наплечника смотревшийся издали каноничным Адептус Астартес, выговаривал обеим неслышимую отсюда укоризну. Паренек пониже, покруглее, темноволосый, подбросил бутылку от шампанского — и отнятым у блондинки мечом хлестанул столь резко, что аккуратно срубил горлышко! Публика изумленно ахнула; паренек раскланялся.
Гость хмыкнул:
— А эти мальчики с ролевой игрой вам зачем?
— Не на людях же проверять гениальные озарения наших аналитиков. Например, для начала мы хотели бы смоделировать мир без нефти. Если пойдет удачно, моделировать можно любые ситуации. Для конструкторов есть расчетные программы, и есть полигоны. А это — полигон для политиков, на живых реальных добровольцах. Мальчикам кайф — нам наука. Отличная сделка!
Петр Васильевич медленно, с удовольствием, выпил полную рюмку, знаменуя конец серьезного разговора; гость повторил за ним с некоторым даже облегчением, прожевал грибы и сказал:
— Но зачем именно мальчики? Можно ведь набрать людей... Выделить средства! — и подмигнул Петру Васильевичу совершенно недвусмысленно. Безопасник вздохнул:
— Средства уйдут понятно, куда. Получится очередной комсомол. Дятлы долбят под руководством Вождя. Ветер шумит по заказу Вождя. Мыши е*утся под отеческим взором Вождя... Проще мальчикам сделать игру по “Ведьмаку” на три тысячи участников, чем нам признать, что и без нас в этой стране что-то можно успешно провести.
Гость разулыбался:
— Потому и успешно, что без вас! Хорошо... Но почему именно “мир без нефти”? Не водный мир, не “Метро” Глуховского, не ядерную зиму, наконец?
— Все это вещи очень уж гипотетические.
— А нефть изъять из картины мира уже не гипотетически, значит... Как интересно!
Гость налил седьмую — снова полную — и немедленно выпил. Петр Васильевич повторил, но себе налил на донышко. Гость расстегнул верхние пуговицы на рубашке, хмыкнул:
— Так под чьим же мудрым руководством е*утся мыши, и как далеко зашло дело?
Петр Васильевич нахмурился: вот же, пошутил неудачно, теперь прицепится к мышам... Отрезал, салютуя рюмкой:
— Незавершенное не обсуждается. Традиция.
Собеседник жизнерадостно расхохотался:
— Ну еще бы! Сперва мышам надо кончить!
* * *
... “Ведь почему тот же Хэмингуэй не рекомендует обсуждать неоконченные романы?
Думаю, потому, что если есть какой вопрос, то его можно обсуждать либо с приятелями, либо с листом бумаги. И, если с приятелями уже обсудил, то на лист выкладывается только итог — а читателю итог не интересен, он же не справочник открывал. Это все равно что в конце матча счет посмотреть. А игра? А острые моменты? А переживания? Это все надо на листе обсуждать, чтобы читатель, образно выражаясь, видел следы кисти.
Китайцы же, напротив, считают, что у мастерства три ступени. Исходная — когда виден материал. Первая, когда видно следы резца, вторая — когда видно следы приема, и последняя, наивысшая, когда не видно ни материала, ни резца, ни приема.”
Винни поглядел в окно, на неподвижное торнадо Аризонского орбитального лифта и закончил письмо так:
“Наверное, в этом и отличие по-настоящему иной культуры.”
* * *
— Культура так и прет! — молдаванка задергалась, вывернулась из обхвата Сэнмурва. Щелкнула пальцами — подол платья из мета-ткани послушно удлинился до колена.
— Меч!
Шарк вернул ей катану — чудовищное поделие испанских сувенирщиков, со скользкой пластиковой рукоятью, обвитой жутко неухватистым драконом, с неимоверно раздражающим алым бантом.
— Ваш образ — Акаме?
Девушка фыркнула и отвернулась.
