Словом, пока буксир оттащил свой груз на сравнительно безопасные десять мегаметров, вся партия колонистов успела пройти санобработку, выспаться, получить набор карантинных уколов и новую форму с красивыми нашивками: “Glise 667 C c”. Винни как раз перебирал собственные вещи после стерилизации — и, конечно, уже не мог видеть, как аккуратно Змей сориентировал пакет исполинских заготовок.
Завершив прицеливание, Змей отбалансировал тягу, перечитал задание, пометил выполненные пункты — все, кроме последнего.
Теперь оставалось ждать.
* * *
Ждать человек не умел. Ерзал на на парковой лавочке. Нервически отряхивал мятую фланелевую рубашку поверх обширного пуза. Вытирал вспотевшие ладони о затрепанные джинсы. То и дело поднимал взгляд к циферблату старинных часов. Опустив глаза в очередной раз, человек вдруг обнаружил рядом на скамейке мужчину в стильном костюме, в туфлях, надраенных до ярких зайчиков от низкого вечернего солнца. Ишь ты, Лощеный!
— Я тут по вашей жалобе, — начал гость. Человек опомнился:
— А... Вы кто?
Из внутреннего кармана пиджака появилась, блесной сверкнула в закате и опять нырнула в глубины костюма красная книжечка.
— А... — человек удивился, — так серьезно?
— Ну вы же написали жалобу не только в прокуратуру. — Лощеный состроил значительное лицо. — Так вот, мы проверили этот клуб. И знаете что?
— Что?
— Вы абсолютно правы. — Лощеный подчеркнул сказанное уверенным жестом.
— Вот! Я же говорил!
— Именно! — человек зачастил, подскакивая на лавке в такт:
— Они вообще там с ума сходят! Никаких взрослых! Постоянно девки раздетые! Все время драки! Сделал замечание — ответили матом! Никакого уважения к старшим! Не удивлюсь, если там вообще бордель! И наркотики! И вообще они марихуану курят!
— А откуда вам знаком вкус или запах той же марихуаны? — дружелюбно поинтересовался владелец книжечки. Жалобщик осекся:
— А... Не знаком. Но ведь наверняка же там есть! Скажете, нет?
— Скажу, — Лощеный благосклонно покивал, щурясь на садящееся за рекой солнце. — Кстати, вон там они находятся...
— Да-да, на окраине! Может, они еще и спиртом барыжат. Надо их обязательно проверить!
— У меня там дочь. И уже поэтому я отнесся к вашей жалобе крайне внимательно. Не хотелось, знаете ли, подыскивать врача для внезапного аборта. Или от героиновой интоксикации ребенка лечить. Мы этот клуб микрофонами оклеили, как обоями.
— И что же?
— Так вот, что меня удивило — наркотиков и беспорядочного секса там нет. Зато сразу несколько кружков довольно приличного уровня. К примеру, робототехники. А их колесные парусники за два года свели в ноль городских зацеперов.
— Это придурки, что катаются на сцепках электричек?
— Уже не катаются. Им парусники с воздушными ружьями теперь интереснее, чем обосраные шпалы. Понимаете? Вы совершенно правы, клуб необходимо закрыть.
— Не понял, извините? — жалобщик замер перед лавкой, скрестив на груди руки, точь-в-точь суслик на кургане.
— Что же вам не понятно? Дать ребенку хорошее домашнее образование лично у меня денег хватит. А плебеи обойдутся. На кой черт моим детям конкуренты? Вы очень правильно ставите вопрос, очень. Давайте-ка, пишите заявление, я в свою очередь, прослежу, чтобы его не замотали в инстанциях.
— А почему я?
— Но исходная жалоба ваша. Если я напишу, это уже использование служебного положения в личных целях, сами понимаете.
Жалобщик запыхтел, не находя слов, запрыгал, как в очереди к вокзальному туалету:
— Да вы... Да как вы смеете!
— Как вы смеете, так и я. Выдвинуты обвинения, достаточные, чтобы открыть уголовное преследование. А в таком случае неизбежно подымется вопрос о персональной ответственности. Кто именно заявляет о факте нарушения прав. Кто истец по делу. Документы при себе?
Человек заерзал так, что скрипнула скамья. Лощеный понимающе хмыкнул:
— Анонимок море, а в суд пускай сосед идет, почему я? Отлично! Лучше пусть ваши спиногрызы ширяются по школьным туалетам, чем учат программирование. Хороших мест на планете не так много, нам самим не хватает.
— А... Я пожалуюсь! Я напишу!
— В спортлото, я так полагаю? — Лощеный уже откровенно издевался. — И что вы напишете? Что мы внимательно проверили ваше обращение и решили закрыть “Факел”. Но ведь именно этого вы хотели, разве нет?
— Нет! — человечек махнул обеими руками, — я хотел...
— Вы хотели просто испортить людям жизнь, — улыбнулся Лощеный еще мерзее.
— Чтобы их потаскали в детскую комнату милиции, чтобы к ним домой вломилась ювеналка. Чтобы не посадили, так хоть говном обмазали. Пишите сразу в ООН, ваша жалоба дерьма не стоит.
Человек запыхтел, выкатил глаза, подергал собственный мятый жилет за лацканы, отряхнул колени, еще раз подивившись, насколько лучше вычищены туфли оппонента. Выпрямился, плюнул на гравийную дорожку — и молча заторопился из парка вон.
Лощеный выключил мерзкую ухмылку, погасил издевательский взгляд, зевнул и сел на соседнюю лавку, откуда часы различались получше. Когда стрелки на них почти состворились в положении “без четверти девять”, из галереи Дворца Пионеров, бывшего поместья графов Румянцевых, повалила толпа детишек. Петр Васильевич ухватил взглядом снежно-белые дочкины волосы. На всякий пожарный нашел глазами удаляющегося жалобщика — тот не проявлял желания вернуться, и скоро исчез в белой арке парадного входа.
— Девки раздетые не нравятся ему, надо же... Наверное, лет сто, как не давали... — Петр Васильевич развернулся к подбежавшей Снежане и выкинул работу из головы.
— Папа, здравствуй! Угадай, что сегодня случилось?
— И пробовать не стану.
— Приходил Мишка-второгодник. Предсказывал одноклассникам будущее.
Петр Васильевич хмыкнул:
— Сбылось?
Снежана пожала плечиками:
— Доживем до экзамена, увидим... Папа, ты же попрощаться зашел?
— Именно. Командировка на Орбиту, полгода. Завтра уеду до рассвета, ты еще спать будешь... Если Змея встречу, привет передавать или в лицо бить?
Снежана вздрогнула. Помолчала с минуту и попробовала свести к шутке:
— Бить не надо. Лучше притащи мне это чудище косматое для утех любовных.
Петр Васильевич вздрогнул. Дочка фыркнула:
— Ну, тогда сложным путем.
Огляделась и попросила заговорщицким тоном:
— А привези мне, батюшка, из-за моря цветочек аленький!
Тут уже Петр Васильевич оттаял достаточно, чтобы продолжить модную в сезоне шутку:
— У меня еще за траву-мураву взыскание не снято.
* * *
“
Не снято и не получится снять фильма, достоверно передающего необозримость космоса. Нету в мире существа, способного вытерпеть бесконечную черную пустоту и немигающие строгие звезды. Со дна воздушного моря мы видим звезды сквозь колыхание атмосферных течений, в космосе же воздуха, как ни странно, нет.
”
Утвердив распознанную машиной строчку, Винни глотнул воды из верного дистиллятора. Перечитал абзац. Подумал, что шлифовать каждую фразу никакого космоса не хватит. Впрочем — лететь им еще и лететь!
Поэтому Винни привычно поднял глаза к потолку... К незнакомому потолку, в точном соответствии с классикой. Продиктовал следующее:
“
Зато, помимо самого Пространства, в космосе имеется много вкусного. И самое заманчивое, как ни странно, даже не астероидный пояс. Разумеется, между Марсом и Юпитером летает прорва камней с металлами, с водяным льдом, с редкоземельными элементами — но там почти нет гравитации. То есть, почти нет крупных тел, обладающих собственным притяжением хотя бы в треть от земного. А если человек находится в невесомости достаточно долго, то хитрый организм его — разумеется, ради экономии — скоренько вымывает кальций из костей и атрофирует излишние мышцы.
Разумеется, можно запустить в Пояс такие вот астероиды-баллоны, как наша “четверка”, за имя для которой мы все еще голосуем.
Выбор имени движется туго: мы все одинаковые, мы синхронно мыслим и говорим в единый голос. Мы булькающий интернет, разлитый в формочки личных модулей, три на шесть, и застывший в них леденцами на палочке: очертания вычурные, но размеры не превышают рот потребителя целевой группы. Все наше различие в цвете подкрашивающего сиропа.
Здесь и сейчас внешнее давление на психику каждого из нас упало почти до нуля: работы чертова прорва, свободного времени на беседы нет совсем. Хотя, казалось бы: там необъятная Аризона, тут всего лишь цистерна. Но личного пространства здесь больше, а общественного мнения и вовсе нет. Задачи слишком уж конкретные, слишком важные, слишком вещественные, чтобы имело смысл о них болтать. Треплешься — теряешь. Время, возможность, мелькнувший в конусе доступных траекторий богатый астероид — ведь наша колония уже несется на двадцати километрах в секунду, а надо бы на тридцати тысячах, в одну десятую световой.
И вот, в отсутствие внешнего давления, из личностей полезло все, что натолкала Земля-матушка. Каждый из нас теперь подобен вздувшейся консерве: ходит с отчетливым бульканьем и постоянно принюхивается.
А потому, сдается мне, имя “четверки” устаканится разве что на подлете к целевой системе. Именно же, через триста шестьдесят лет, которые нам суждено провести в цистерне О’Нейла; правда, уютной и огромной.
Конечно, вечно жить на внутренней поверхности даже и не шара, как у Стругацких, а вовсе уж цилиндра — занятие, как метко замечал Сэнмурв, для очень, очень мотивированного любителя. Тем не менее, места нам здесь пока что хватает. Атмосфера свежа. Вирус насморка — как и миллионы других — мы оставили за дверью, пускай скулит на морозе. Звуки в вакууме не передаются, так что нам плевать...
”
Винни посмотрел на завершение фразы. Пожалуй, многоточие тут лишнее. Так лучше:
“
Вакуум не передает звуки, так что нам плевать.
Об устройстве колонии я при случае расскажу подробней. Сейчас же ограничусь упоминанием, что снарядить каждый такой баллон Земле обошлось в сумму, сравнимую с госдолгом Соединенных Штатов.
Вернемся к освоению Солнечной системы и вообще Пространства. Если создавать плавучий дом невыгодно, приходится искать остров, скалу или хотя бы отмель под опоры нефтяной платформы. Сами планеты-гиганты, увы, в этом качестве не годятся. Если придерживаться морских образов, то Юпитер и Сатурн — громадные магнитные скалы, оторваться от которых не под силу даже кораблям с фотонной тягой; впрочем, ведь у нас и нет пока что подобных кораблей — ни антиматерии в достаточном количестве, ни идеального материала под зеркало.
”
Полюбовавшись на абзац, Винни поставил после слов “с фотонной тягой” точку, а слово “Впрочем” уже программа переписала с большой буквы. Винни продолжил:
“
Но у планет-гигантов имеются спутники. Например, у Юпитера их четыре настолько крупных, что еще Галилей заметил.
Однако наиболее заманчивы именно спутники Сатурна. Титан, к примеру, обладает собственной атмосферой, пусть и азотно-метановой, зато превосходит величиной Меркурий. Прочие спутники Сатурна поменьше. Среди них достаточно и камней размером с нашу “четверку”. Все они ценны не только минеральным составом, а именно небольшой величиной — уже достаточной, чтобы хитрый организм ощущал гравитацию и не пытался незаметно превратить человека в мармелад — но еще недостаточной, чтобы обесценить перелеты вокруг старика Сатурна.
Всем известно, что для выхода на орбиту Земли необходимо набрать скорость почти восемь километров за секунду. Для совершения любых иных маневров потребуется, опять же, изменить скорость. Неважно, тормозишь или разгоняешься — запас топлива и рабочего тела на борту должен обеспечить это самое изменение скорости. Нечем разогнаться — сидишь на Земле. Нечем тормозить — улетаешь мимо цели в Туманность Андромеды, и через два миллиарда лет про твой подержанный спиралодиск пишет восьмиглазый шестирукий Ефремов.
”
