Трюкачи - роман завершен

А Норихиро Сагара практиковал несколько иной подход и к жизни, и к боевым искусствам. Перепробовав много чего, он остановил свой выбор на вин-чунь, стиле ушу, сугубо утилитарной боевой школе, напрочь лишенной философской составляющей. Мастер Хираяма часто повторял, что вин-чунь, обладая колоссальной технической базой, не оставляет своему адепту никакого разнообразия жизненного пути. Сам принцип этой школы подразумевает лишь одно направление движения: вперед, на обострение конфликта и его решение путем силы. Древняя японская мудрость гласит: одержи победу, готовя ее, и только потом, если надо, дерись. Вторая говорит, что лучший бой — тот, который не состоялся. В то же время чужой японской культуре вин-чунь не учит никаким путям решения конфликта, кроме прямого боевого столкновения. Как итог, практикующие его в жизни редко способны делать выбор в пользу мудрости, сдержанности или воли, потому что их боевое искусство, видящее в человеке исключительно боевой механизм, приучает к одному-единственному способу преодоления жизненных трудностей — силовому.

И эта особенность, и так слегка неприглядная сама по себе, истинному японскому воину, чей жизненный путь предполагает в первую очередь самосовершенствование, особенно отвратительна. То же айкидо, созданное великим японцем Морихеем Уэсибой, к примеру, вообще отрицает такой элемент, как соревнование: айкидока должен побеждать самого себя, свои недостатки, ибо это самая трудная и желанная победа. В то же время вин-чунь, как метко заметил один мастер айкидо — дисциплина для людей, слишком слабых духовно, чтобы одержать победу над собой.

Или взять классическое японское каратэ, весьма отличное по технике от айкидо, но очень сходное идеологически и являющееся не только собственно боевой системой, но и системой физического и духовного воспитания. Неотъемлемая часть карате — кобудо, уникальная система самозащиты от вооруженного противника при помощи подручных предметов, позволяющая побеждать лучше вооруженного агрессора благодаря смелости, находчивости и мастерству, при этом использование кобудо против безоружного противника изначально не предусмотрено и противно самой идее каратэ, уже в названии которого заложен принцип боя без оружия. Известный мастер и популяризатор каратэ, основатель школы Сетокан, великий Фунакоси Гитин дал альтернативное и очень мудрое объяснение названию этого боевого искусства: 'как полированная поверхность зеркала отражает все, что находится перед ним, а тихая долина разносит малейший звук, так и изучающий карате должен освободить себя от эгоизма и злобы, стремясь адекватно реагировать на все, с чем он может столкнуться. В этом смысл иероглифа 'пустой''. Позже именно он добавил к названию иероглиф 'до' — 'дорога', в философском понимании путь, направление, жизненная позиция бойца, суть которой заключается в постоянном совершенствовании тела и духа.

А чему учит вин-чунь? Просто возьми да побей того, кто уступает тебе в силе и мастерстве, вот и вся идеология. И огромный успех этой техники, прежде просто одной из множества боевых систем, во многом опирается на успех и популярность знаменитого Брюса Ли, без него вин-чунь так и остался бы стилем, малоизвестным за пределами Китая. Самое обидное, что широкие массы нередко ошибочно считают Брюса Ли великим мастером каратэ, а вин-чунь — школой каратэ, в то время как великий актер и боец, на самом деле, каратэ вообще никогда не занимался, вин-чунь — стиль ушу.

Разница в боевых искусствах и мировоззрении сэнсэев Хираямы и Сагары в полной мере отразилась и на их учениках: додзе Сагары посещают многие откровенно агрессивные люди, включая нескольких банцу из Бенибэ, в то время как отцу Киоко учить таких людей не позволяют принципы.

В конечном итоге противостояние двух конкурирующих додзе превратилось, с точки зрения семьи Хираяма, в борьбу идеологических антиподов: в одном додзе учат расти над собой, становиться лучше, сильнее, мудрее, сдержаннее, в другом — доминировать над людьми путем силы в ущерб собственному саморазвитию. Разумеется, Норихиро Сагара этого не понимает, чуждый традиционной морали, отказавшийся от собственных корней, он видит противостояние исключительно с точки зрения коммерции, моральная и философская составляющие этой борьбы ускользнули от его понимания точно так же, как и древние обычаи Японии.

И в этом конфликте мировоззрений сэнсэй Хираяма и его дочь удерживают лидирующие позиции: люди истинно японского духа, чтящие свой народ и свою страну, предпочли брать уроки у близкого им по духу учителя, к тому же наследника одной из самых уважаемых в городе семей, и своих детей тоже отдавали в обучение именно ему. А Норихиро Сагаре остались только такие же нещепетильные по жизни ученики, как и он сам, в том числе и члены уличной банды. И хотя все прекрасно понимали, что под руководством Сагары можно быстрее стать эффективным бойцом, полицейские, спортсмены, военные и другие зажиточные и уважаемые люди выбрали именно додзе сторонника традиционных ценностей, а школа Сагары приобрела не самую хорошую репутацию, да и атмосфера на его занятиях тоже оставляла желать лучшего.

Сагара, само собой, завидовал, но ценного жизненного урока о том, что репутация учителя зачастую важнее эффективности его стиля, не усвоил, причины, побуждающие потенциальных учеников выбирать додзе конкурента, остались для него загадкой. Воистину, кто не помнит корней — не поймет. И сын его, Тецуя Сагара, тоже весь в отца. Адепт вин-чунь, хоть и довольно незаурядный, но не уважающий традиций и не стремящийся к самосовершенствованию ради самосовершенствования.

Из этих глубоких размышлений Киоко вырвал топот ног и отчаянный, полный ужаса крик подружки:

— Киоко! Киоко!!

Девочка отложила планшет, в этот миг Уруми пронеслась мимо с завидной скоростью и с ходу влетела в кусты, а с той стороны, откуда она появилась, доносился приближающийся топот. Киоко только и успела, что встать, когда преследователь выскочил из-за поворота, и девочка поняла, что самые страшные кошмары Уруми сбылись: за ней, пыхтя от напряжения, с перекошенным от ярости лицом гнался Йома собственной персоной.

Киоко приняла решение моментально и шагнула наперерез, выбрасывая кулак в выверенном, четком движении. Сейчас станет ясно, кто кого.

С первой же секунды боя она поняла, что приписываемая молвой крутость противника — вовсе не преувеличение: Йома уклонился от первого удара с исключительной быстротой, а на втором стремительно увеличил дистанцию, прервав развитие серии Киоко в самом начале.

Доли секунды он исподлобья сверлил внезапно возникшее на его пути препятствие, и девочка внезапно подумала, что на спине у Йомы — школьный ранец. Насколько же быстрым он будет без него?! Впрочем, попытку сбросить этот груз Киоко использует для внезапной атаки и попытается застать врага врас...

— Ну и что ты творишь? — мрачно спросил Йома, и слова вместо действия слегка сбили ее с толку — но только слегка.

— Ты меня спрашиваешь? — спокойно ответила Киоко, понимая, что противник, видимо, пытается притупить ее бдительность, но проигнорировать обращение будет слегка неучтиво.

— Это ведь ты хотела меня ударить, а не я тебя. Тебя, случайно, не Кавадзо ли послал?

— Ничего не знаю ни о каком Кавадзо. Ты гнался за Уруми, обидеть ее я тебе не позволю. Все понятно?

— Это Киоко Хираяма, дочь сэнсэя Хираямы! — задыхающимся голосом пропищала из кустов Уруми, — у нее первый кю!

Йома скосил взгляд в сторону голоса, и Киоко по треску кустов определила, что подружка бросилась куда-то вглубь кустов.

— Так она твоя знакомая? — зловеще поинтересовался он.

Девочка внимательно следила за противником, пытаясь по злобному прищуру глаз уловить тот момент, когда за отвлекающей внимание угрозой последует внезапная атака. Йома одного с ней роста и немного крупнее, очень быстрый и подвижный. Попасть в него оказалось не так-то и просто, но как только он пойдет в атаку, появится хороший шанс подловить его, тем более что стиль Вадо-рю делает ставку именно на защиту и мощную контратаку.

— Верно, — коротко подтвердила Киоко.

Йома коварно ухмыльнулся:

— Тогда будь так любезна, передай ей это, когда она вернется. Обронила у киоска с такояки.

Он плавным и небрежным жестом бросил ей небольшой черный предмет, словно предлагая поймать, но Киоко на этот трюк не клюнула, шагнув в сторону и пропустив брошенную вещь мимо себя, и ни на секунду не ослабила бдительности. Йома, увидев это, только странно хмыкнул, а затем произошло самое неожиданное.

Он повернулся к Киоко спиной и пошел прочь.

Девочка быстро взглянула на упавший предмет и узнала кошелек Уруми.

— Ты что, гнался за ней только затем, чтобы вернуть кошелек?! — изумилась она.

Йома остановился и оглянулся:

— Я догадываюсь, что ты себе навоображала — но да, просто хотел вернуть. И все.

— Кретин, ты же ее до полусмерти напугал!

Тот лишь пожал плечами:

— Я-то что мог поделать? Когда я ее окликнул, она просто бросилась бежать. Если бы она убежала — как потом найти?

— У нее в кошельке ученическое удостоверение!

— Я не заглядываю в чужие кошельки.

— Даже так? Вообще-то, она учится за стеной от тебя, в соседнем классе!

— А я откуда знал? Первый раз твою подружку увидел.

— Это потому, что на переменах она боится выйти из класса, чтобы с тобой не встретится! — заявила Киоко.

Йома в ответ лишь ехидно ухмыльнулся:

— Я бы ни за что не выбрал себе такое лицо, но людям при рождении такого права не дают. И я с этим ничего не могу поделать.

— Тебя, похоже, оно вполне устраивает, не так ли?

— Мое лицо — моя трагедия. Я не знаю, что ты видишь на нем, лишь догадываюсь, что ничего хорошего. Но что бы ты по моему лицу ни прочла — мне сейчас просто грустно.

Он повернулся и пошел прочь.

Киоко проводила его взглядом и негромко сказала:

— Уруми, вылезай уже!

А сама торопливо двинулась следом за уходящим Йомой и окликнула его:

— Погоди... Хочу понять одну вещь.

Он обернулся:

— Какую?

— Если ты не такой, каким выглядишь на самом деле — почему бы тебе не перестать пользоваться своей внешностью? Ты сетуешь на свое лицо — но нагнал страху на всю школу, стал сильнейшим банцу. Это ведь твой выбор.

Йома зловеще усмехнулся:

— Нет, не мой. Меня сделали защитником школы, не спросив, и я сам даже не сразу понял это. Я не дрался с Куродой, он хотел меня проучить, но испугался. Я никого не бил в парке Ханами. Меня пытались побить двое из Бенибэ, но это один из них ударил второго, не я. Я не сделал ничего из того, что мне приписывают. Вообще никого и пальцем не тронул.

Киоко смутилась, услышанное оказалось слишком неожиданным.

— А Такехиса тогда что?

— А что Такехиса?

— Отмороженный он. И ты с ним водишься по собственной воле.

— Оглянись вокруг. Много ты видишь желающих дружить со мной? Дэлайла только что уехала обратно в Штаты, с кем мне еще водиться? Я и так до четырнадцати лет рос дома, в одиночестве. Юдзи, конечно, не ангел — но я вожусь с ним, потому что он единственный, кто не против водиться со мной. Вот и все.

— М-м-м... извини, что спросила.

— Ничего страшного.

Вернувшись обратно, Киоко снова позвала Уруми:

— Да вылезай уже, трусиха. Ушел он.

А про себя подумала, что все это чересчур невероятно для искусной лжи.

* * *

Телефон зазвонил посреди ночи.

— Йоклол возьми! — выругался Тирр, — за такое хочется убить! Кто?!!

— Оказывается, тут по соседству есть служба психологической помощи, — сонно пробормотала Марго, — и наш номер отличается на одну цифру... К нам теперь часто звонят посреди ночи самоубийцы всякие... Я выключить забыла вечером... Спи спокойно.

Маг ухмыльнулся. Конечно же, забыла, его стараниями. После того как младший ушел спать, он быстренько утащил Марго в их спальню, после чего они вспомнили бы о внешнем мире только при землетрясении или там ядерной войне. Хм... самоубийцы? Забавно.

Телефон снова зазвонил.

— Выруби его на расстоянии, — посоветовала Марго, — огненный шар брось, что угодно, лишь бы заткнулся...

— Сейчас.

Тирр надел халат, вышел в коридор, притворил дверь в спальню и снял с аппарата трубку.

— Моси-моси ?

— З... здравствуйте, это телефон доверия? — раздался несмелый мужской голос.

— Слушаю вас, — отозвался маг и пошел на кухню: за четыре часа с Марго он растратил бездну энергии, надо бы что-то покушать.

— Простите, а что с вашим акцентом?

— Я долго жил в США, — ответил он.

— Я... понимаете, я хочу покончить жизнь самоубийством.

— С работы уволили или жена ушла? — пальнул наугад Тирр.

— Жена... Как вы угадали? — удивился собеседник.

— Ну вы же не первый сюда звоните.

— Д-да... да, конечно, вы правы... То есть, на самом деле, она давно ушла, четыре года уже...

— И что же, вы только сейчас надумали? — искренне удивился маг.

— Вы понимаете, сегодня мой день рожденья... Ну то есть был, то есть вчера — сейчас ведь уже за полночь...

— Без четверти четыре, если быть точным.

— Да... И вот сегодня, то есть вчера, мне исполнилось сорок лет...

— Поздравляю.

— Не с чем тут поздравлять, — вздохнули на том конце провода. — Я весь вечер просто просидел на кухне. У меня и гостей-то не было...

— Не звали, или не пришли?

— Да некого мне звать! Жена ушла, нового никого с тех пор... как-то не сложилось... Друзей в общем-то тоже нет... с работы, что ли, кого? Как будто мне там эти рожи не опостылели... никто там, кстати, даже и не вспомнил, что у меня юбилей...

— Стало быть, я угадал дважды, с карьерой у вас тоже не сложилось.

— Да какая там карьера! Сижу там каждый день, как проклятый, с девяти до шести, а меня до сих пор воспринимают, как мальчика на побегушках! Йошихара, сделай то, Йошихара, сбегай туда... поксерь эти бумаги и отнеси Кодаме-сан... У Кодамы-сан, между прочим, для этого секретарша есть! Дура двадцатилетняя с наштукатуренной мордой... Мой начальник на восемь лет моложе меня и говорит мне 'Йошихара', а я ему — 'Кодама-сан'...

— Ну, хорошо. А что вы сделали, чтобы это изменить? — поинтересовался Тирр, доставая из холодильник салат из морепродуктов.

— В смысле, что сделал? Говорю же, работаю там каждый день, как...

— Это я понял. Вы приходите на работу, которую терпеть не можете — поправьте меня, если я ошибаюсь...

— Ненавижу!

— Ну еще бы, — хмыкнул маг. — Приходите и тупо отсиживаете от сих и до сих, мечтая, чтобы день поскорее закончился. Никакой инициативы, естественно, не проявляете, планами и перспективами не интересуетесь, любое поручение воспринимаете, как наказание, а не как повод проявить себя — не говоря уже о том, чтобы выйти на начальство с собственными идеями. Творческий подход вам чужд. Так чего ж вы хотите? По-моему, отношение к вам как к работнику — вполне адекватное.

— Просто мне не повезло с работой.

Тирр проглотил кусочек маринованного кальмара и хмыкнул:

— Так за чем же дело стало? На свете тысячи профессий. И миллионы рабочих мест.