Трюкачи - роман завершен

Теодора эти наставления всегда шокировали. Убить? Как так-то? Ведь хуже поступка и быть не может.

— Понимаешь, сын, не всегда у тебя будет благодатная привилегия делать правильный выбор. Ты делишь поступки на хорошие и плохие, но может случиться так, что у тебя не будет возможности сделать так, как ты хотел бы. Иногда придется выбирать между плохим поступком и еще худшим. Что случится, если кто-то узнает, что ты наполовину не человек, знаешь?

Тео кивал: отец до этого множество раз объяснял ему, как его поймают, посадят в клетку, будут ставить на нем опыты, а потом убьют и порежут на куски, чтобы понять, как он колдует.

На робкие реплики о том, что можно не показывать свой дар, отец хмуро отвечал:

— Тогда тебя убьют просто чтобы посмотреть, как ты внутри устроен и чем отличаешься от людей.

И когда заходил разговор о том, как поступать в случае провала маскировки, он неизменно давил любые протесты и возражения своей неумолимой логикой.

— Пойми, сынок, тебе придется убивать все равно. Как бы сильно ты не хотел этого делать, но когда вопрос стоит ребром и твоя жизнь зависит от смерти твоего врага — инстинкты берут верх. Я бывал на грани и знаю, каково это. Либо ты убиваешь, либо убивают тебя, и в такие моменты хочется жить сильнее всего. И ты убиваешь вне зависимости от того, как сильно это тебе не нравится. Просто чтобы ты понял — ни человек, ни дроу не способен задохнуться по собственному желанию.

— Разве можно хотеть задохнуться?!

— Можно... Бывали случаи, когда люди под невыносимыми пытками силой воли останавливали свое дыхание, но стоило им потерять сознание, как дыхание возобновлялось. Инстинкт не обмануть. Так и тут. Если для твоего выживание понадобится убить — ты убьешь. И даже если сейчас тебе, глупому, кажется, что лучше умереть, чем сделать кому-то больно — когда дойдет до дела, ты убьешь все равно. И вот тут тебя поджидает одна очень коварная ловушка...

— Какая?

— То, что твоя мама называет добротой. Когда кто-то увидит, что ты не человек, и бросится наутек от страха — ты его не убьешь, ведь он же для тебя не опасен. Но потом он расскажет о тебе другим, и они начнут охотиться на тебя. Рано или поздно ты окажешься припертым к стенке, и когда твой инстинкт заставит тебя убивать, придется убить уже не одного, а многих людей. Вот потому-то иногда необходимо совершить плохой поступок, чтобы избежать многократно худшего, убить одного-двоих-троих или там десяток, потому что иначе тебя ждет травля и необходимость убивать много-много раз. Не говоря уже о том, что когда людей много и они вооружены, это становится опасным даже для мага.

Тео всегда соглашался с отцом, так как не находил никаких контраргументов. Но вот теперь, мысленно представив себе, что Киоко увидит его истинный облик, пришел в ужас. Да, конечно же, если ее не убить — она убежит, расскажет учителям, учителя расскажут полиции...Даже если Тео убежит и спрячется — а он прятаться научен — полиция, служба безопасности и кто знает кто еще заявятся к нему домой, арестуют маму... Если бы можно было предупредить отца, он-то придумает, что делать... Но совершенно очевидно, что он не сможет убить Киоко, в реальной ситуации папина беспощадная логика не сработает.

— Тео-кун? Тебе нехорошо?

— А? Что?!

— Ты как-то странно остолбенел, — сказала Киоко.

— Да я просто крепко задумался...

— О чем?

— Да ни о чем. Ты уже потренировалась?

Девочка пожала плечами:

— Можно и так сказать.

— Тогда пойдем обратно?

— А тебе не хочется тут побыть немного? Погулять? Это место такое очаровательное, прямо сказочное.

Тео кивнул:

— Ага, красиво.

Киоко подобрала с земли свою сумку, набросила на плечи куртку, сменила тренировочную обувь на кроссовки и кивком указала на дорожку в сторону пруда:

— Ты видел, какая там вода чистая?

— Еще нет.

Вода действительно была кристально прозрачной. Причину Тео понял сразу: во-первых, дно очень тщательно вымощено камнем, во-вторых, довольно быстрое течение. Горный поток, даже пущенный по извилистому каналу, все равно остается горным потоком.

— Хорошее место для пикника, — заметил мальчик, медленно шагая по каменной кладке, — только... одноразовое.

— В каком смысле? — не поняла Киоко.

— Оно дикое, люди тут бывают редко. И ходят, надо думать, по дорожкам. А если сюда повадятся приходить на пикники... Вытопчут траву, распугают живность...

— Наверное, потому сюда мало кто приходит, — согласилась Киоко, — на пикник или ханами можно пойти куда угодно, а сюда приходят обычно в поисках уединения, тишины и гармонии. Тут хорошо тренироваться в одиночестве. А островок сделали специально для медитаций... Ты представляешь себе, сколько надо потрудиться, чтобы его соорудить?

— Хм... Мне кажется, что остров не сооружали, а просто оставили, когда выкапывали бассейн пруда. Это гораздо рациональнее.

Девочка, подойдя к бережку, поставила сумку на землю и достала пакетик с хлебом и вареной лапшой. Утки, плавающие ближе к середине пруда, проявили к ней сдержанный интерес, к брошенным в воду кусочкам угощения подплывали чинно и даже не пытались выхватывать их друг у дружки. Пара уток поменьше вообще не проявила интереса к еде.

— Должно быть, они не любят хлеб, — заметил Тео, стоя на почтительном расстоянии от берега.

— Любят, любят... Просто сегодня мы ходили сюда всеми тремя классами и, надо думать, перекормили.

Мальчик сосчитал уток.

— Ну да, — сказал он, — их тут едва ли полтора десятка...

— А гостей, принесших им покушать, было втрое больше, — подхватила Киоко, — вот и обожрались. Ладно, я оставлю это на берегу. Проголодаются — съедят. Или какая другая зверушка перекусит.

Она вытрясла содержимое пакетика на прибрежный плоский камень, а сам пакетик спрятала обратно в сумку, чтобы не мусорить.

— Пошли на остров? — предложила она.

Тео состроил скептическую гримасу:

— Да мне и тут хорошо.

— Гидрофобия? Тут неглубоко.

— Я боюсь воды, а не глубины. Тебя это удивляет?

— Да нет. Уруми вон собак боится, потому что когда-то ее цапнул легонько маленький хин. А почему ты боишься воды?

— Не знаю, — соврал Тео.

Киоко добралась до среднего, восьмого камня на пути к островку и присела на корточки, глядя в воду.

— Интересно, тут есть рыбки?

— Разве что очень маленькие. Тут им есть особо нечего.

— Слушай, Тео-кун, ты не пробовал бороться со своими недостатками? А конкретно — с гидрофобией?

— О, нет, только не говори мне, что ты собираешься обрызгать меня водой, — изобразил крайний ужас Тео.

— Я серьезно. Ты же не можешь всю жизнь бояться дождика, словно сахарное печеньице.

— Еще как могу. Послушай, в гидрофобии нет ничего ужасного. Дома в ванной вода не страшная, в стакане — тоже. А в том, чтобы намокнуть под дождем, и так нет ничего хорошего, кроме простуды.

Лицо Киоко приобрело хитрое выражение.

— А если я, к примеру, поскользнусь на камне и свалюсь в воду — ты бросишься меня спасать?

— Ты не умеешь плавать?

— Не-а.

— Тогда лучше не проверяй, потому что я тоже не умею.

В кронах деревьев прошелестел ветерок, солнце медленно уходило за горизонт, чтобы там, на другой стороне планеты, начался новый день.

— Скоро будет ужин и вечерняя перекличка, — напомнил Тео, — и нас непременно хватятся. Для меня на сегодня приключений и так уже достаточно, да и учителей не хочется заставлять волноваться лишний раз.

Киоко, прыгая с камня на камень, добралась до островка.

— Время еще есть, — сказала она, взглянув на часы, — ты не хочешь посидеть тут? Вода хорошо впитывает негативные эмоции и навевает спокойствие. И отсюда открывается очень живописный вид вдоль потока.

Тео подошел к кромке воды и с сомнением посмотрел на камни:

— Да не очень-то и хочется, смотри, как они мхом поросли. Скользкие, должно быть.

— Да не очень. Слушай, а ты после ужина не хочешь устроить небольшое представление? Ты же будущий фокусник.

— Хм... Можно. Но идея давать представление с опухшей физиономией как-то не очень.

— А ты мог бы зависнуть над водой, как ты это сделал вчера?

— В принципе, да.

Киоко, сев у самой воды, задумчиво подперла голову рукой:

— Тогда я не понимаю. Если ты зависаешь над землей — то у тебя была опора, которую ты не дал нам увидеть или просто отвлек внимание. Фокусники ведь так делают. Но над водой у тебя не будет точки опоры.

— И?

— Ты не сможешь повиснуть над водой.

Тео сразу заметил опасное направление разговора. Неясно, куда она клонит, но общее направление со скрытой ловушкой.

— Ну не смогу, так не смогу, — пожал плечами мальчик, — я ведь и пытаться не собираюсь.

— А жаль. Ладно, идем обратно.

Киоко поднялась и вознамерилась повернуться к каменному мостику, и тут Тео заметил, что она наступила одной ногой на шнурок кроссовки другой. На то, чтобы крикнуть 'замри!', не хватило одного мгновения: девочка потеряла равновесие и, испуганно вскрикнув, свалилась с края островка в воду лицом вперед.

Тео попытался сообразить, что делать дальше и сможет ли Киоко выбраться самостоятельно, но тут она показалась на поверхности, колотя руками по воде, с круглыми от ужаса глазами: плавать она действительно не умела, а обманчиво близкое дно на деле оказалось глубже, чем казалось.

Мальчик бросился вперед, прыгая с камня на камень и надвинув бейсболку на лоб как можно ниже, чтобы уберечь от случайных брызг руну, добежал до островка и лег грудью на край, упершись левой рукой в камень, а правую протянул Киоко. Девочка, снова ненадолго появившись над поверхностью воды, попыталась ухватиться за нее, но кончики их пальцев разминулись на несколько сантиметров: течение, хоть и слабое, оттащило Киоко слишком далеко и теперь медленно увлекало в сторону русла. В голове мелькнула идея — оббежать озерцо по берегу и выловить утопающую там, поток, вытекающий из пруда, широк, но глубина от силы по пояс.

В этот миг Киоко, кашляя и отплевываясь, снова ушла под воду. Течение все же слишком медленное, она захлебнется задолго до того, как вода вынесет ее к руслу.

— Тебя поймают, посадят в клетку, будут ставить опыты, а потом убьют и порежут на куски, чтобы понять, как ты устроен внутри, — казалось, голос отца прозвучал не в голове, а прямо над ухом.

Тео в беспомощном отчаянии наблюдал за размытым пятном под водой всего в трех метрах от него. Киоко все еще отчаянно трепыхалась, пытаясь выбраться на поверхность воды, но теперь ей удалось лишь высунуть наполовину руку. Жить ей оставались считанные секунды, и нехороший внутренний голос, должно быть, унаследованный от жестоких предков из другого мира, прошептал, что если набраться духу, закрыть глаза и сосчитать до двадцати, то потом делать сложный выбор уже будет не нужно, проблема исчезнет.

— К йоклол, — машинально повторил Тео любимое ругательство отца, подобрал ноги под себя, оттолкнулся от каменной плиты и бросился в воду.

* * *

Как только Киоко оказалась у каменной кромки — протянула руки и уцепилась за край, тяжело дыша и откашливаясь: воды глотнула, наверное, раз шесть, и если бы не Тео-кун...

Она выбралась на берег и оглянулась, стуча зубами от холода, но Тео-куна не обнаружила.

— Ты г-где?!

Первая мысль — не выбрался сам и ушел под воду, ведь он плавать не умеет. Девочка встревоженно вглядывалась в прозрачную толщу воды, снова успокоившуюся, но на дне — никого. А потом она услышала звуки, похожие на ходьбу в насквозь мокрых кроссовках, знакомые каждому, кто в детстве бегал по лужам.

Прямо от нее по сухой каменной дорожке удалялись мокрые следы, вокруг которых щедро сыплются капли и льются тонкие струйки воды.

— Т-т-тео?! Это ты?!

Мокрая дорожка резко свернула в траву, полные воды кроссовки забулькали чаще.

— Тео, Тео, п-постой, ты к-куда?! Ведь это же т-ты, да? Ты... невидимка?! Почему ты убегаешь?

— Т-т-только не говори, что т-ты не видела, как я выгляжу на самом деле... — отозвался Тео-кун, тоже явно дрожа от холода.

— Ты про цвет лица и уши? Так я же и раньше... — тут ее поразила новая мысль: — п-погоди. Я видела, какого цвета у тебя лицо, и уши... Почему я раньше не обращала на это внимания?!

— П-потому что р-раньше я был сухим, а теперь намок. И магия — тю-тю.

— Ты... ты тэнгу, да? Или?..

— Нет, — отозвался невидимый Тео, — я просто эльф... наполовину.

Киоко, обхватив руками плечи, старалась не обращать внимания на холод.

— А почему ты исчез?

Тео внезапно появился в том месте, откуда доносился его голос, мокрый, со слипшейся шевелюрой, трясущийся от холода — и очень несчастный.

— Ты права. Это бессмысленно, все равно ты уже знаешь.

Девочка несколько секунд разглядывала его, потом сказала:

— Мне кажется, если мы и дальше будем так стоять — нам грозит больница.

— Беги обратно скорее.

— А ты?

Тео-кун замялся.

— Вообще-то я собирался спрятаться в лесу, развести костер, согреться и подсушиться, а затем добраться до города. И оттуда позвонить, отцу, и...

— А, ты не можешь обратно заколдовать себя, пока мокрый?

— Вот именно.

— У тебя зажигалка есть?

— Зачем? Я ведь волшебник.

— Тогда разводи скорее огонь!

Они нашли какую-то корягу возле парка, и Тео-кун действительно зажег ее, испуская струю пламени из ладони.

— Чудеса, — только и сказала при этом Киоко.

У костра они, наконец, перестали трястись, и девочка сразу же засыпала Тео-куна вопросами. Пять минут спустя она уже знала, кто он такой и откуда взялся.

— И ты вот так и прячешься, рисуя на лбу волшебный иероглиф? Из-за него я видела, как ты выглядишь, но не могла понять, что обычные люди так не выглядят?

— Ну да.

— А тебе надо быть полностью сухим, или?..

— Магическая краска боится воды, а волосы высохнут нескоро... Блин. Нас хватятся намного раньше, так что мне надо бежать. А ты сиди тут и грейся, пока учителя тебя не найдут.

— Погоди, а ты куда?

— Куда подальше, пока не подсохну. А потом в город.

— Это ты уже говорил, но зачем?!

— Позвоню отцу. А он уже что-то придумает.

— Так у тебя есть с собой эта краска? — спросила Киоко.

— Ну да, я всегда ношу ее при себе, — ответил Тео-кун, доставая из кармана маленькую баночку из-под таблеток, и внезапно замер: — блин. У меня зеркальца нет.

Киоко хихикнула:

— Считай, что тебе повезло. У меня есть. О! Я придумала кое-что получше. Вытри голову моим кэйкоги, нарисуй значок — и все дела, зачем тебе в город?

— Затем, что ты уже знаешь. Я где-то перекантуюсь, пока отец не приедет — и мы уедем куда-то.

— Только оттого, что я знаю?

Тео вздохнул.

— Увы. Говорил же — не надо на остров ходить...

— Так плавать ты все-таки умеешь?

— Ага. У меня дома в России был бассейн.

Девочка посмотрела на него поверх огня:

— Так я никому не скажу. И вообще, если ты снова себя заколдуешь, меня же все равно никто не воспримет всерьез, даже если я захочу тебя выдать.