"О том, что проблема вовсе не в памятном образе Кейтлин, а в твоём нынешнем образе жизни, — охотно пояснил бес. — Ведь до того, как мы забрались в это захолустье, ничего такого не было?"

"Не было", — нехотя подтвердил я.

"Ну вот видишь! — воскликнул бес. — Значит во всём это ужасное место виновато! И если мы уедем немедля, то вот увидишь — тебе сразу полегчает!"

"Значит, не уберёшь из моей памяти это треклятое воспоминание?" — мрачно уточнил я, поняв, что нечисть поганая просто морочит мне голову, пытаясь вынудить бросить службу и уехать отсюда.

"Не-а, — помотал головой бес. — И не подумаю! Во всяком случае пока не уберёмся отсюда."

"Ну и проваливай тогда, благодетель", — зло бросил я.

"Нет уж, я лучше останусь и погляжу, — ухмыльнулся этот прохвост. И, предвкушающе потерев лапки, доверительно сообщил: — Страсть как, знаешь ли, люблю занимательные представления..."

"Ох и дождёшься ты у меня, гадёныш", — скрипнул зубами я.

Но беса нисколько не впечатлило моё обещание поквитаться с ним, как только выдастся такая возможность. Да и оценивающий взгляд, который я бросил на его тушку, прикидывая, где делать разрезы, чтоб сподручней было содрать с поганца шкуру, он сделал вид, что не заметил. Ну да ничего, как дело дойдёт до натирания солью, так небось прикидываться бросит...

От смакования подробностей злобных планов в отношении беса и его шкуры меня отвлекла работа. Настоящая, таможенная, а не какое-то там тупое оформление бумаг на перегоняемых овец. Караван тьера Дивэйна прикатил. И никак нельзя было упустить возможность интересным делом заняться, да с людьми пообщаться.

С этим гильдейским купцом одно удовольствие работать. У него завсегда учётные списки на весь товар в двух экземплярах имеются, приказчики знают что и в каком фургоне лежит, а оттого никакой мороки с таможенным досмотром. Бери перечень груза, да проверяй спокойненько.

Жаль остальные остморские купцы городским паромом пользуются, а к нам не заглядывают. Одного тьера Дивэйна маловато для развлечения будет. А учитывая ещё то, что курсирует он в степь и обратно не слишком нечасто — раз в декаду-полторы, так и вообще...

Демонстративно игнорируя поганого беса, скачущего вприпрыжку по левую руку от меня и стараясь не коситься на прелестную суккубу, вышагивающую справа, я дошёл до пристани. И приступил к досмотру торгового каравана. Само собой не один, а со стражниками и в присутствии приказчиков остморского купца.

Первые четыре фургона мы быстро досмотрели — там в основном разноцветные ткани были, да крашенное сукно. И отправили сразу досмотренную часть каравана вместе с купеческой охраной на другой берег. Чтоб время зря не терять. А то ведь враз на паром не вместить все принадлежащие тьеру Дивэйну восемь здоровенных фургонов запряжённых волами.

С остальным товаром тоже никаких заминок не вышло — всё осмотрели, сочли, с перечнем сверили. И никаких нестыковок не выявили. Ну да я, в общем-то, в этом и не сомневался. Тьер Дивэйн и так сам-пять имеет со своего товара. На кой ему мелким жульничеством промышлять?

А вот бес явно страдал излишней недоверчивостью. Все фургоны облазил, во все уголки своё любопытное рыло сунул. Лишь под конец досмотра угомонился и, скорчив разочарованную рожу, уселся на борту фургона, скрестив лапки на груди. И проворчал: "Проклятая дыра!"

"Ну и вали отсюда, раз так не нравится, — не удержался я. — Никто тебя здесь не держит, нечисть поганую!"

"Вот чего ты, спрашивается, на меня дуешься? — повернул рыло в мою сторону хмурый бес. — Обзываешься всяко... Мы же уже вроде разобрались, что ты сам во всём виноват? — И на мгновение задумавшись, предложил: — Ну хочешь, я пойду тебе навстречу и чуть помогу, а?"

"И как же ты мне поможешь? — недоверчиво сощурился я. — Неужели уберёшь-таки образ Кейтлин из моей памяти?"

"Нет, этого я сделать конечно не могу в этих условиях, — отрицательно мотнул башкой бес и, блеснув глазками, шепнул: — Но есть тут у меня одна идейка..."

"Ну-ну", — поощрил я примолкшего прохвоста и тот выпалил на одном духу: "Давай я этот зрительный образ на Лидку наложу! И тебе счастье, и девчонке радость!"

"И ты туда же, скотина?!" — аж затрясся я от негодования, глядя на покатившегося со смеху беса.

"Ну а что? — развёл лапками скалящийся бес, насмеявшись вдоволь. — Чем не решение твоей проблемы? — И принялся меня увещевать откровенно издевательским тоном. — Да чего ты? Соглашайся! Как оторвёшься!.."

"Ничего, бес, ничего... — с обещанием мучительной смерти глядя на рогатого, проговорил я. — Сочтёмся когда-нибудь..."

"Ну вот опять обиделся! — разочарованно констатировал бес. — Я для него, понимаешь, стараюсь..."

"Знаешь, старатель, — окинув его задумчивым взглядом, протянул я, — как только мне удастся от тебя избавиться, я сразу найму лучших охотников на демонов... И отправлю их в Нижний мир... За тобой... Вернее за твоей шкуркой. Из которой я сделаю коврик у входной двери своего дома! Как тебе такая перспектива, а?"

"Злой ты и неблагодарный! — обиженно засопел бес. — Я ж для тебя стараюсь! Наущаю по мере сил! А ты осёл, даже думать головой не хочешь!"

"Спасибо, я оценил твоё старание, — съязвил я. — Особенно твой пассаж с Лидкой..."

"А что тут такого? — с искренним недоумением уставился на меня этот прохвост. — Сам подумай — это ведь правда отличная возможность обзавестись действительно смазливой девицей безо всяких хлопот с твоей стороны. И никаких тебе дуэлей за внимание красавицы! Другие-то её красоты не увидят! — Довольно оскалившись, он предвкушающе потёр лапки и добавил: — А что самое замечательное, так это то, что денег ей давать не нужно — она тебе сама приплачивать будет за внимание! Чуешь, какие перед тобой открываются перспективы?! И удовольствие получишь и денежек поднакопишь!"

"Ну всё — не жить тебе, нечисть поганая! — забывшись под влиянием вспыхнувшей в душе ярости, потянулся я к глумящемуся надо мной поганцу с явным намереньем придушить его. Но к превеликому сожалению так и не смог схватить мерзкую нечисть и вынуть из неё душу... Мало того, этот гадский бес ещё и подначил меня — брякнулся на спину и, умостившись поудобнее и почесывая себе пузо, стал с откроенной насмешкой наблюдать за моими тщетными попытками сцапать его нематериальную тушку.

До самого вечера я тогда не вспоминал о Кейтлин, лелея мечты поквитаться со злокозненным обитателем Нижнего мира, обретшим пристанище в моём теле. Ну хоть какая-то польза от этого мерзавца рогатого...

Но на следующий день суккуба вернулась, не растеряв за время недолгого отсутствия ни грана своего безупречного великолепия. Соответственно вернулась и сжигающая меня жажда обладания этой умопомрачительной красотой. И стало тяжко как никогда... Только тренировки и помогали забыться. Да недолгие дела на таможне.

А гаду-бесу было смешно. Всё время скалился, потешаясь надо мной. Один раз только отвлёкся — когда остморские перегонщики пригнали небольшую партию скота. Побегал он тогда, побегал, туда-сюда возле меня и, махнув лапкой, угомонился. Проворчав при этом: — Бесперспективно..."

"Что бесперспективно?" — полюбопытствовал я, озадаченный беготнёй беса.

"Да это я так", — отмахнулся тот, не став раскрывать сути своего замечания.

И добиться от него внятных объяснения так и не удалось. Ну да что возьмёшь с этой зловредной нечисти?

Прошло ещё шесть дней этого кошмара, в каковой превратилась моя жизнь после появления в ней демона искушения. И я начал потихоньку привыкать к присутствию Кейтлин. Сжигающая меня страсть никуда не делась, но концентрироваться на делах при этом мне стало немного полегче. Это как с наполненным песком мешком, с который приходилось бегать на тренировках в Кельме. С ним та же история — сначала он кажется неподъёмным и кроме его веса ничего не замечаешь, а под конец дистанции о нём и не вспоминаешь, думая только о том как добраться до финиша живым.

Что и говорить — истину люди рекут, что человек ко всему привыкает. Даже к каждодневному соблазнению обольстительным искусом. Но лучше бы Кейтлин живьём мне в это время не попадаться... Или я за себя не отвечаю.

В общем спустя семь дней я немного воспрял духом. И больше не пытался надавить на беса с тем, чтоб он изничтожил образ Кейтлин. Тем более что этот паршивец ни в какую и не поддавался на уговоры и увещевания. Тяжко конечно, когда суккуба рядом, но с этим придётся смириться. И просто радоваться её присутствию... А ещё больше тому, что в моей памяти сохранился именно этот, самый первый образ Чёрной Розы Империи. Ведь в роковой миг нашей встречи она была одета... Пусть и слишком вызывающе для леди. Но пусть лучше так чем иначе. Я ведь мог запомнить её и в другой миг... например, когда она была практически полностью обнажена... Вот тогда бы я точно рехнулся!

На следующее утро настроение мне изрядно подпортила объявившаяся на противоположном берегу овечья отара. Огромная. Кто-то пригнал просто неимоверное количество этих мерзких тварей. Никогда ещё такого не было... Хотя, судя по рассказам старожилов, будет ещё и не то.

Глядя на серую волну, захлестнувшую берег Леайи, я вздохнул, поняв, что придётся до ночи на причале торчать. Паром-то медленно ходит, а овец чуть ли не полста тыщ. Ну может самую малость меньше. И как их ни трамбуй на палубе, а всё равно за пару ходок не перевезти. Одним только паромщикам радость — сегодня они намного больше чем обычно заработают.

— Чего это они, отару свою переправлять не собираются? — удивлённо обратился я к дежурившему в тот день Готарду, увидев, что на палубе парома отчалившего от другого берега нет ни единой овцы. А есть лишь десятка полтора степняков с лошадьми. Причём некоторые даже спешиться не пожелали, хотя делать это положено по правилам.

— А, это бай Дустум пожаловал, — определил виновника этого безобразия десятник, глянув в зрительную трубу. — Брезгует вишь ли вместе с овцами переправляться.

— Брезгует? — недоуменно покосился я на Готарда. — А как же он их тогда выращивает? Пасёт там и всё такое?

— Он пасёт?! — в голос расхохотался Готарда. — Да он овец видит только когда их на продажу гонят, да в плове который ему подают! А чтоб пасти их у него пастухи есть. А ему самому этим делом заниматься без надобности — он бай! — И чуть успокоившись, сказал. — Да ты погоди, сейчас его увидишь и сам всё поймёшь.

Ждать потребовалось недолго. Правда за это время я успел осознать, что из-за какого-то степняка, возомнившего о себе невесть что, перевозка скота затянется ещё на час, и преисполниться по отношению к нему самыми неприязненными чувствами. Я ж вон и то с овцами путешествовал на пароме. И ничего со мной не стало. А я аж старший десятник и целый начальник таможенного поста, а не какой-то там бай.

Но когда паром подошёл к причалу, я осознал что моё сравнение некорректно. Не тяну я супротив бая... Ну никак. Ведь аж глаза застит блеск его выставленного напоказ богатства. Цветастый халат украшен золотым шитьём, с чалмы торчит переливающееся всеми цветами радуги перо какой-то диковинной птицы, ножны и рукоять сабли отделаны лунным серебром, а мясистые пальцы золотыми перстнями унизаны. Да какими перстнями! Здоровущими! В каждом наверное по полфунта золота! А драгоценные камни?! Чуть не в голубиное яйцо размером! Да и вообще — что там говорить, когда у его коня уздечка целиком из серебряных бляшек набрана!

У меня чуть челюсть до земли не отвисла при виде эдакого дива. Как-то даже и не думалось раньше, что такие богатые степняки бывают... Они же всё больше в дрань какую-то одеты, а не в новьё, да ещё такое... И с таким дорогими цацками не щеголяют. А это прям какой-то столичный вельможа, а не житель степи...

Тут расфуфыренный богатей из степей ткнул плёткой, указывая на меня, и что-то негромко сказал по-своему. И визгливо рассмеялся. А вслед за ним загоготали и его люди.

Выходка бая мгновенно стряхнула с меня ошеломление его богатством и заставила пропитаться ещё большей неприязнью по отношению к этому наглому степняку. Я хоть и не понял, что он там брякнул, но догадаться нетрудно. Скорей всего посмеялся над бедолагой, единственной работой которого является подсчёт овец. Всех степняков это дело отчего-то веселит... Хотя смеются они обычно не так открыто.

"Эх!.. — вдруг горестно вздохнул бес, тоже не сводящий взгляда с бая. Вернее с его перстней. И, поворотившись ко мне, обвиняюще заявил: — Лучше б ты в разбойники пошёл, чем в начальники таможни!"

"И не говори..." — пробормотал я, продолжая пялиться на степняка-богатея, который, тронув коня, съехал с парома на пристань.

А следом двинулись и его люди. Вооружённые надо сказать не в пример прочим перегонщикам. И одетые прилично, хоть и не так богато как бай. Охрана видимо.

Миновав верхом арку стиарха бай Дустум наконец соизволил спешиться. Немало удивив меня этим. Не тем, что снизошёл-таки до презренных служащих таможни, а тем как запросто соскочил со своего скакуна. Я думал что этот низкорослый, тучный зазнайка будет пыхтя и сопя сползать по крупу коня. А он взял и спрыгнул. Да ещё и сабельку так аккуратно придержал, чтоб она кончиком ножен по настилу пристани не чиркнула. Ловко. Может статься, что этот бай и сабелькой своей махать умеет, а не только для красоты её на пояс нацепил...

— А, Готард... Всё служба служишь, таможня охраняешь? — насмешливо обратился к десятнику нещадно коверкающий слова бай.

— А ты всё поправляешься и поправляешься, бай Дустум? — вопросом на вопрос ответил Дилэни. И пригрозил: — Смотри, скоро на лошадь свою не влезешь.

— Ай, ничего, — нисколько не обидевшись на подначку Готарда, расплылся в улыбке бай, — коня не залезу — буду карета ехать. — И не преминул похвастаться своим богатством. — Самый лучший карета у вас куплю и буду ехать туда-сюда.

— Ну-ну, — усмехнулся Готард и поинтересовался: — Овец-то сколько пригнал?

— Ай, совсем мало барашка в этот лето, — сокрушённо повздыхав, покачал головой степняк и выдал: — Двадцать и ещё один тысяч и семьсот-восемьсот...

— Так семьсот или восемьсот? — уточнил я.

— Пускай восемьсот, — лениво отмахнулся покосившийся на меня бай. И легкомысленно заявил: — Сто барашка туда-сюда, какая разница будет? — После чего вопросительно посмотрел на Готарда. — Люди говорят Лигет теперь всё подавать, а не только варёный баранина?

— Да в трактире теперь подают всё что душа пожелает, — подтвердил дошедшие до бая слухи десятник.

— Ай, хорошо, — важно покивал степняк, непроизвольным движением руки поглаживая выпирающий живот. И уведомил нас: — Пойду Лигет кушать. И игра играть. — После чего обернулся к своим людям и повелительно сказал им что-то по-своему.

Хорошо одетый мальчишка лет двенадцати немедля достал из притороченного к его лошади дорожного сундучка какую-то золочёную коробку и свёрнутый в трубку лист бумаги. И подбежал к баю. Дустум, мотнув головой, указал мальчишке на меня и лист бумаги тотчас очутился в моих руках. Это оказался поимённый список людей бая, заполненный на общеимперском.