Оторавшись, Келегорм снова посмотрел на кузена. В этой белобрысой семейке все были словно не от мира сего, мечтатели и мыслители. И вот с этим вместе он должен что-то решать...

— Я сказал ему, что только тогда соглашусь поклясться, когда он отпустит живыми всех наших вассалов. И вот потом я поклянусь. Он мне еще Сильмариллы обещал, но я сильно сомневаюсь, что мне их дадут.

Под дверью, с другой стороны, вдруг кто-то прерывисто вздохнул. Слышимость была не слишком хорошей, но все-таки разобрать было можно.

— Слушай, ты... — девичий голос, Финроду уже знакомый. — Феаноринг! Жалко, у меня ключей нету, а то бы я тебе самому по морде дала. Кто ты вообще такой, чтобы выступать?!

-Кто надо, тот и такой, — отозвался Келегорм, позвенев цепями. Финрод дёрнулся.

-Подслушиваем?!

— Ну и подслушиваю, ну и что? — возмутился голос. — Секреты у них! Подумаешь, эльфийские лорды!

-Хочешь мне дать по морде — заходи, милости просим. Я сам себе по морде бы дал, да что-то не получается... О! Брат мой, дай-ка мне по морде, очень тебя прошу!

— Слушай, ты, — девичий голосок из-за двери перешел уже на полу-шепот, полу-шипение. — У нас тут ваших — полторы сотни. Они с ума сходят, не знают, что с ними будет, а ты тут сидишь и веселишься, как будто теленок несмышленый!

Финрод постарался взять себя в руки.

-Ты считашь, это тебе поможет? — весело осведомился он. — Значит, вот что. Во всей твоей истерике, Тьелкормо, есть одна здравая мысль. Мы поклянёмся — после того, как увидим, как наши уходят на свободу.

— Я тебе о чем и говорю. А ты мне дай по морде, не слышишь, что ли, дама возмущается!!! И вообще, не видишь — я не в себе!!! Сделай, что просят, тебе что, так меня жалко?

Финрод секунду подумал — и от души приложил кузена по щеке. Не так, как в первый раз, а в полную силу.

— Идиот! Ты будешь головой думать, или только как Феанаро? Тебе говорят — здесь толпа наших, живые, между прочим, заложники! Твои братья уже отправились на вечное заточение на север, под охрану духов льда! Ты не соображаешь, с кем имеешь дело?! Это МАЙАР, кретин! И сильнейший из Валар! Если они захотят, то не оставят от нас всех мокрого места, на их счету — Война Стихий! А среди нас, спасибо Феанаро, из-за Резни ни майар, ни Валар нет!

Удар вышел хороший, Келегорм не ожидал такого. Зато в голове немного прояснилось, и ярость улеглась. Он потряс головой, придвинулся к Финдарато и прошептал:

-Я же сказал, что поклянусь, но только если заложников отпустят. Зачем ты кричишь? А теперь послушай дальше. Я ничуть не верю Саурону, а уж тем более не верю Морготу. Нас-то с тобой вряд ли отпустят. Поэтому я готов дать какую угодно клятву, лишь бы заложники оказались на свободе и далеко от этого проклятого места. А потом будет видно. Ты меня понимаешь?

-Слава Эру, наконец я слышу разумную речь, — голос Финрода был полон холодной ярости. — Я согласен с тобой. Кроме того, я уверен, что нас сейчас слышат. Так вот. Не думаю, что стоит затягивать с этими клятвами.

-Вот и замечательно. Я не сомневаюсь, что нас слышат. Здесь все все знают, кроме нас.

Келегорм громко сказал в потолок:

-Эй, Саурон, я готов поклясться хоть сейчас, если ты всех отпустишь на тех условиях, о которых я тебе раньше сказал. А за сильмариллы я хочу купить свою свободу и свободу кузена Финдарато. Если вас устроит такая цена.

Финрод не удержался — согнулся от беззвучного хохота.

-Тьелкормо, я знал, что ты сын Феанаро, но чтоб настолько! Что значит — за сильмариллы? Ты хочешь предложить им то, что у них и так есть? Осчастливить отказом от Клятвы? Да тем, что ты дашь слово не поднимать оружие против Севера, ты уже сводишь Клятву на нет.

Келегорм лег на жалкую постель, сложил руки на груди и сказал:

— Ну конечно. Тебе-то наверняка Саурон сильмариллы в награду не предлагал. А мне предлагал.

Где-то вдалеке Артано, похоже, действительно слышал все эти речи, и засмеялся. Голос его прозвучал рядом:

— Итак, Келегорм. Ты клянешься, что никогда более не поднимешь оружия против Твердыни Севера и против Мелькора сам, и не поведешь против нас свой народ. То же самое, Финдарато, относится и к тебе. Клянитесь — и ваши эльдар уже сегодня покинут эти стены.

— Эй, Саурон, а что там насчет Сильмариллов обещанных?

— То же самое, Тьелкормо. Твоя клятва — сильмарилл. Когда все нолдор уйдут с наших земель — остальные два.

— А если я хочу по-другому?

В голосе Артано впервые прозвучала явная жалость.

— Хотеть ты можешь все, что угодно. Здесь от твоих желаний ничего не зависит.

— Ну давай, клянись, — Финрод окинул кузена взглядом. — Первый Дом всегда первый.

— Э, нет! Саурон, при таком раскладе Сильмариллы мне ни к чему, душу они мне не согреют, так и быть, я их лично тебе уступлю, если ты нас с Финдарато отпустишь....

-Поторгуйся! — Финрод сгрёб Келегорма за грудки. — Тебе камешки, а там народ впотьмах сидит, смерти ждёт! Тебе на них наплевать?

— Мне надоело это, — проговорил Артано куда-то в сторону, обращаясь явно не к Келегорму. — Дело закончится тем, что я просто перебью их всех.

— Подожди, — донёсся голос Мелькора. — Занятно же.

— Финрод, отцепись от меня! Я за твою свободу, между прочим, тоже торгуюсь, а камешки, как ты слышал, мне не нужны. Ладно, сауронская... э-э... Словом, Саурон. Поклянусь, только если ты меня обманешь, я тебя прокляну. Что там вам надо для клятвы?

Финрод молча ждал. Пощёчины он давать не умел, — практики не было, — и теперь сильно болела ладонь. А ещё — вспомнилась Хашнис. И ему было совершенно очевидно, что никакая свобода его не ждёт.

Незримая рука медленно сдавила Келегорму горло. Сильно, так, что не вздохнуть, так, что захрустели позвонки.

— Хватит. Ты наговорил достаточно.

В глазах потемнело, заметались красные круги, но удушье все не отступало. И лишь в последний миг, когда, казалось, душа уже расстанется с телом, незримая рука отпустила Келегорма. Отдышавшись и едва придя в себя, тот хрипло выговорил:

— Все понятно... Клясться расхотелось. Освободите моих вассалов, а меня убейте, Финдарато же пусть сам решает, что ему приятнее. Впрочем, ладно, я поклянусь... Что ты там говорил, С...Саурон? Давай сюда свою клятву...

— Ты упустил свой шанс, — равнодушно сообщил Артано. — Безмозглый баран не может быть лордом. Ты показал, что твои решения не стоят ничего, а значит — мне не нужны твои клятвы.

Финрод встал, отошёл к двери. Отвернулся. Кузен его раздражал до предела, и он даже поймал себя на мысли, что вполне согласен с Гортхауэром.

-Эй, я же сказал, что хочу клясться!!! Ты сам виноват, не нужно было меня душить...

Келегорм лег и закрыл глаза. Ему хотелось умереть, он чувствовал, что смерть уже рядом. Перед ним развернулась сияющая звездами бездна, и где-то впереди были врата в Чертогах Мандоса... Смерть — прибежище того, кому уже нечего терять. Намо давно меня ждет — так зачем заставлять его ждать?

— Финдарато, ты ведь поговорил с ним? — спросил голос Артано. — Мне кажется, вам больше нечего обсуждать. Из лордов остался ты один.

— Мне тоже так кажется, — глухо отозвался Финрод, глядя в стену, и вдруг вздрогнул, почуяв неладное. Развернулся, — и незримая рука ухватила Келегорма. Удержать. Силой.

— Это трусость, — выговорил Финрод сквозь зубы.

Бездна затягивала, и Келегорм рвался туда всеми силами. Там нет цепей, боли и мучения. Даже если его заточат в Мандосе навеки, как отца — что же, не страшно. Он уже устал бояться.

— Если он хочет сбежать в смерть — я не стану его задерживать, — прозвучал голос Артано. — Пусть убирается.

Келегорм рванулся сильнее. Не удержишь, белобрысый. Не хочу я больше жить. Зачем? Подвергаться издевательствам со стороны этих тварей? Ты всегда считал себя самым умным и справедливым, так теперь оставайся сам и принимай все решения один.

Хватка стала слабеть — жажда смерти была слишком сильна.

Финрод отшатнулся. Вот, значит, как. Что ж, беги. От ответственности, от своего народа. Он резко стукнул кулаком в дверь.

-Выпустите меня отсюда. С этим трусливым мальчишкой я больше ни на минуту не останусь.

Приоткрылась дверь, кто-то дернул Финрода из комнаты — и дверь сразу же закрылась, оставив Келегорма наедине с собой.

Артано — он стоял в коридоре, — смотрел куда-то мимо Финдарато, и на лице его было выражение брезгливой жалости.

— Пойдем, — проговорил Артано, и первым пошел по коридору — прочь.

Финрод пошёл за ним, — не заметил, что кулаки сжались. Лорды, клятвы, сильмариллы... Играет. Когда издевался над этим майа, который сейчас шагает впереди, — тоже не воспринимал всерьёз. А я, значит, всегда считал себя самым умным. Вот скотина...

Когда камера опустела, что-то вдруг случилось с Келегормом.

Его охватило холодное пламя, и это пламя не позволяло двигаться дальше по пути к смерти. Он пытался сопротивляться, но вскоре с ужасом и удивлением почувствовал, что никто ему не мешает!

Мешал он сам.

Он сам не давал себе позорно сбежать.

Он остановился и повис в звездной бездне между смертью и жизнью.

"Какой же я дурак. Как ни горько сознавать, но даже этот отвратительный морготов лгун был прав. Я безмозглый баран.

Финдарато, братец любезный, тоже прав. Я очень хочу умереть, но умереть сейчас значит струсить."

Келегорм не выдержал и закричал.

Он не знал, кричит ли на самом деле — там, в этой камере, где лежало его тело. Здесь, в звездной бездне, крик разнесся далеко, и звезды ответили на него жалобным звоном.

"О Эру, как же я себя ненавижу!!!

Лучше бы меня сразу убили. По крайней мере, никто не назвал бы меня трусом.

Что со мной случилось? Почему я... так вел себя? Жажда справедливости и желание заключить честный договор — это хорошее дело, и следование собственным убеждениям — тоже. Но только не тогда, когда речь идет о жизни и смерти тех, кто присягнул тебе, и не тогда, когда их судьба в руках этих отвратительных лжецов, Саурона и Моргота.

Да что мне стоило поклясться и плюнуть на эти сильмариллы? Тогда мои подданные были бы свободны, может быть, был бы свободен и я сам, а на свободе я мог бы попытаться спасти братьев.

А-а-а-а-а-а!!!"

Звезды осыпались вокруг него, ледяной вихрь закрутил и понес куда-то вниз, засасывая, словно водоворот.

Келегорм очнулся в собственном теле — оно болело как никогда. Очнулся от боли и от того, что кричал. Так кричал, что сорвал голос... И скоро ослаб от надрывного крика — он был недолгим, этот вопль его совести, но он надорвал нолдо больше, чем битва и плен.

Келегорм сел на кровати, оперся спиной о холодную стену и подобрал под себя ноги. Свернулся, положив голову на колени и накрыв ее руками. Холодная тяжелая цепь звякнула и больно защемила прядь волос.

Никто никогда раньше не видел его слез. А теперь ему было все равно, кто их увидит.

"Все наше дело было обречено на провал с самого начала. Месть вела нас, но не только она. Сильмариллы.

Конечно, жаль было отдавать эти прекрасные камни... Но даже если бы отец и захотел, он бы не смог их отдать, потому что Моргот их похитил и пролил кровь короля нолдор. Но тогда бы мы остались чисты перед валар, и они сами отомстили бы за нас. Нет, тогда я первый закричал о мести, в один голос с Нолофинве и отцом...

Что теперь думать об этом?

Надо было переломить себя и поклясться этому отродью тьмы, а сдерживать клятву или нет — это было бы видно потом, это зависело бы от того, сдержал бы он сам свое слово или нет..."

Жить не хотелось так же, как и раньше. Но умирать так, как Келегорм собирался только что — было еще хуже.

В небольшой комнатке неподалеку Артано остановился. Сел у деревянного ободранного стола, вынул откуда-то из воздуха кубок с вином, сделал несколько глотков.

— Чего угодно ожидал, но не такого, — проговорил он. — Вот он, ваш обычай власти, передающейся по праву крови: безмозглый мальчишка держит в руках судьбы полутора сотен, и все эти эльдар, что интересно, верят ему, надеются на него. Лорд... Мерзость.

Финрод несколько мгновений смотрел на него.

-Дай и мне вина.

— Держи, — из воздуха возник кубок, и Артано спросил, Финрод понял — он спрашивает просто машинально, не обращая внимания, что говорит с врагом: — Ты какое любишь? У нас всякие есть.

-Да мне сейчас всё равно, — Финрод отчаянно потёр лоб, пытаясь хоть как-то собрать мысли. — Эру, какая скотина. Я, значит, считаю себя самым умным, а он решения принимать не будет!

— Пей, — он пододвинул кубок. Вино в нем оказалось красным, густым и сладковатым. — Ваши клятвы, Финдарато, имеют смысл только в том случае, если вы можете оказать влияние на ваши народы. Если же этого нет... — он покачал головой. — Клятвы становятся пустыми словами.

Финрод приложился к кубку. Напиться бы, до потери сознания, чтоб хоть куда-то ушла эта мерзость, это унизительное состояние бессильного бешенства...

— Да, — проговорил Артано, — не поверишь, но я себя чувствую примерно так же. Никогда такого не испытывал. Словно взбираешься на стеклянную гору. Ноги соскальзывают, никакой опоры, и ты летишь вниз, вниз, вниз... — он усмехнулся. — Как вы тогда.

-Было, — глухо признался Финрод. — И когда они бросили нас, сожгли корабли... Они не изменились.

Он посмотрел — кубок уже был пуст.

-Ещё.

Кубок наполнился снова.

— Не стоит слишком много, Финдарато. Пусть хотя бы у тебя останется ясная голова.

Финрод одним глотком осушил бокал. То ли вино было крепче привычных, аманских, то ли он просто был на взводе, но в голове как будто слетел какой-то тормоз.

-Щенок. Гадина. Я видел, как он псов натаскивал — охотиться. Убивать. Видел, как он резал телери в Альквалондэ. Когда они сожгли корабли — я почти и не удивился! А потом — ах, простите, ах, Фингон, ах, герой, да мы то, да мы сё, мы не могли его спасти, да вы герои, прошли Хэлкараксэ! Да, мы герои, и я сам пытался лечить Майтимо, и, Эру свидетель, — я не лгу, я сам хотел повесить тебя на скале! Налей.

— Ладно, пей. Может, и ничего... — произнес Артано глухо. — Это была моя идея — с Майтимо. Не Мелькор, я велел сделать это с ним.

Финрод вздрогнул, — несколько секунд молчал, ошеломлённо моргая. Ожидал чего угодно, только не этого признания.

Наконец спросил в упор.

-Почему?

— "Да, мир с Ангбандом настанет — когда ты сгинешь, и последние из твоих приспешников будут подыхать, прикованные к скале..." Он знал, чем ударить. Я сказал тогда: хватит говорить с ним. Он выбрал сам.

Финрод почти услышал голос Майтимо, — яростный, звенящий, хлесткий. Когда кузен хотел нанести удар, это всегда было страшно. Значит, вот как. Значит, — за Мелькора. Не стерпел оскорблений.