— Воды сюда! И чай покрепче!
Служанку вихрем снесло по лестнице. А Прокопий уже доставал из кармана какой-то пакетик.
— Мало, черт побери, слишком мало! Ну, ничего... Бог милостив... — и на слугу, который придерживал бьющуюся в судорогах Жужанну. — Зубы ей разожми, идиот! Еще не хватало, чтобы ребенок язык себе откусил! Да голову набок поверни, а то захлебнется, не ровен час!
— что...
Илона не знала, что спросить первым. Что это? Что с детьми? Что делает Прокопий? Но мужчина понял.
— Это цикута. Нас учили. Если успеем вовремя — выживут. Молитесь, Бог милостив.
Илона не стала падать на колени и взывать к иконам. Села рядом с Фереком, погладила его по кудрявым волосам.
— Спасите моих детей...
И столько было в этих словах...
Если не будет их, так и Илоне жить незачем.
Прокопий ловко перехватил из рук служанки кувшин с водой, сделал глоток, прислушался к ощущениям.
— чисто... Пей!
Ферека Илона поила сама. Юлиана, слава Богу, была в сознании — и пила воду большими глотками.
— Затошнит — блюйте!
Прокопий пытался напоить Жужанну, но девочка была самой маленькой, плюс припадок — большая часть воды выливалась наружу.
Все же мужчина не сдавался. Спустя десять минут и громадное количество выпитой и изблеванной воды, он осторожно развернул пакетик из провощенной бумаги.
— Дайте детям.
Илона приняла из рук посланника какие-то странные кусочки черного цвета.
— Что это?
— Это внутрь. Съесть. Впитает яд, если он там остался.
Илона протянула несколько кусочков Юлиане, Фереку, осторожно придерживая, чтобы проглотили.
На Руси уже умели изготавливать активированный уголь. Да и несложно это — прокалить в нужной посуде, да без воздуха, а потом хранить как можно герметичнее, воском залить, чтобы не попортился...
Дети кривились, но ели. Запивали водой, скрипели зубами, да уж, не шоколад, но — надо.
Потом настал черед горячего крепкого чая, благо, он был у Илоны.
Спустя шесть часов стало ясно, что опасность миновала.
Для Ферека и Юлианы.
А малышка Жужанна...
Илона не молилась, сил не было. Она видела, что Прокопий делал все возможное для девочки. Но Ферек и Юлиана были старше, доза яда получилась меньше, а вот малышка...
Справится ли ее организм?
Этого сказать не мог никто. Потянулись часы... старшие дети отказались куда-нибудь уходить и просили оставить их рядом с сестрой — Илона разрешила.
Она потом подумает, откуда взялся яд.
Потом, потом...
Впрочем, за нее уже подумал капитан замковой стражи, Андрей Радич. И к вечеру...
— Госпожа...
Илона подняла глаза на капитана.
— Это не подождет?
— Этот... уверяет, что у него есть противоядие.
Капитан держал за шкирку Антонина Облонского. По штанам писаря расплывалось мокрое пятно — Андрей был страшен в эту минуту.
— противоядие?!
Илона взлетела с колен птицей. Схватила пузырек из темного стекла, бросилась к Жужанне... сильная ладонь Прокопия как-то так перехватила кисть женщины, что пузырек оказался у него в руке.
— Противоядие, говоришь? А как по мне, — мужчина принюхался к содержимому, лизнул краешек флакона и тут же быстро сплюнул, — та же цикута.
— Яд!?
Лицо Илоны стало таким... куда там несчастной Горгоне Медузе! Та лишь окаменяла взглядом. Эта же способна была и испепелять.
— В пыточную его! Да следить, чтобы не сдох раньше времени!
Вот уж это приказание Андрей исполнил с радостью. В замке любили и госпожу, и ее детей, а малышка Жужанна вообще была светлым солнышком, которое обожали все — вплоть до собак на заднем дворе...
И отравителя не ждало ничего хорошего.*
* в реальности Антонин Облонский во время осады замка Мукачево, отравил колодец с питьевой водой, чтобы заставить Илону сдаться — и замок пал. Причина, впрочем, та же. Любовь-с безответная. Прим. авт.
* * *
'Солнышко' закатилось под утро.
Илона до последнего держала дочь за руку, плакала, умоляла не уходить, но тонкие пальчики в ее ладони неумолимо холодели, повергая женщину в отчаяние.
Они сделали все, что смогли, но этого оказалось мало, мало...
За плечи женщину обнимал Прокопий, которого как-то враз признали все обитатели замка. Никому бы не спустили, а ему... ему сейчас все было можно. Все понимали, что кабы не этот менестрель, пришлось бы им троих отпевать.
— Ей не было больно, — шепнул он, — закрывая малышке глаза. — Говорят, этим ядом отравился Сократ. Это просто... холодно.
И все же, по щеке мужчины тоже сбежала слезинка. Присутствующие сделали вид, что ничего не было — страшно было смотреть, как плачет сильный мужчина. И 'не заметили', как он перекрестил тело малышки на православный лад и зашептал молитву на русском языке.
Нет, никак не заметили...
Илона слушала с каменным лицом, а когда Прокопий закончил, коснулась его плеча.
— Цикута?
В дверях чуть кашлянул Андрей Радич.
— Антонин сознался, госпожа...
История была проста. Писарь получил возможность стать героем в глазах своей госпожи... или отомстить? Он и сам не знал, чего желал более.
Отрава была подлита им в кувшин со сладким ягодным взваром, который давали детям, а противоядие он собирался дать спустя час, когда Илона испытала бы настоящее отчаяние. Тем больше она ценила бы спасителя детей.
Но подвернулся мерзкий менестрель...
Да и противоядие было тем же ядом, так что дети умерли бы на месте. А разгневанная Илона, или слуги тут же свернули бы подонку шею. И — обрубили последнюю возможность узнать истинного виновника.
Сейчас же...
Андрей уже побывал в том кабаке, уже допросил всех, кого мог — и достаточно быстро нашел 'друга'. Жил сей достойный человек при католическом монастыре и был австрийцем. Коренным, из Вены...
За яд стоило сказать большое спасибо Леопольду, благо, императору не впервые было травить неугодных людей. Ой, не впервые...
Признания всех замешанных в это дело, были записаны, засвидетельствованы — и Прокопий собрался на Русь. Отвезти их государю.
Эти свитки меняли многое в мировой политике, очень многое.
Илона не плакала на могиле дочери, как и спешно примчавшийся Имре. Они уже знали, что потом планировали сделать с ними. Политика — это грязь?
Кто бы спорил.
После смерти детей, Илона или отравилась бы, или кинулась вниз головой с башни замка — тут уж как повезет. Имре ненадолго пережил бы жену. И не таких в спину убивали.
С этой секунды не было у Австрии более страшного врага. Более непримиримого и ненавидящего.
Есть вещи, которые не стоит делать, потому что их не смогут простить.
Ни человеку, сотворившему зло, ни его потомкам.
* * *
Узнав о случившемся, Софья только головой покачала. Ну надо ж так подставиться? Хотя идея была неплохая, исполнение подкачало.
Лишись Венгрия сейчас своего знамени — Зриньи, Ракоци, Текели — там начнется бардак. Передел территорий, определенно, склоки между знатью, в это время очень удобно ввести 'миротворческую дружескую помощь' и так прогнуть под себя страну, чтобы там и пикнуть не посмели.
Не повезло Леопольду. Хотя его ли это слуга, или кто-то из местных решил интриговать, или...
Да это уже неважно!
Не за то бьют, что украл, а за то, что попался. Софье решительно не хотелось влезать в войну с турками на стороне Вены. Алексею тоже туда не хотелось — и повод был просто отличным.
Сообщения полетели по всем странам, по газетам, по рыночным площадям...
А Алексей Алексеевич пригласил к себе его высочество Эжена Савойского. И вежливо высказался на эту тему.
Все понятно, политика, жестокость, коварство.... Но покушение на членов моей семьи?
Одной рукой Леопольд просит у меня помощи, а второй — покушается на мою семью?
Робкие возражения Эжена, что на минутку, Ракоци пока еще не семья, были отметены взмахом царственной длани. Ну, не семья. Но помолвка-то уже! Подписи стоят, печати висят... сам факт пока не состоялся? Так и жених, и невеста маловаты еще, но как только — так сразу же!
И вообще, где гарантия, что Леопольд потом такое и с русским государем не провернет?
Нет гарантии.
А еще...
Есть вещи, которые Алексей Алексеевич Романов делать не будет. Хватит ему и греха предков, коорый искупать еще пару веков придется. Какой?
Да сын Марины Мнишек и Лжедмитрия.
Дед Алексея, Михаил Романов, отдал приказ о его казни. Маленького ребенка! Почти как Жужанна Текели... Хватит!
Лично Алексей не готов взвалить такое на потомков.
Эжен кивал и поддакивал. Ну... он бы смог, он подозревал, что и русскому государю было бы все равно, сколько там детей перемрет, но... Эжен был неглуп. И отчетливо понимал, что Алексею Алексеевичу здесь и сейчас эта война не нужна.
Хотя зачем приглашали именно его — непонятно. Но обидно.
Дочь Леопольда ему теперь не достанется, император прогневается — и мало озаботит Леопольда тот факт, что не Эжен провалил порученную миссию.
Но Алексей Алексеевич не торопился отсылать посла обратно. Вместо этого он смотрел, думал, а потом поинтересовался:
— Скажите, Эжен, а как вы видите свое будущее?
Как его видел Савойский?
С удачным браком поборотсья за кусок земли, что тут непонятного. Правда, сейчас это будет намного сложнее, но — вдруг?
Алексей выслушал принца, подумал, а потом сделал ему простое такое предложение. Нет, не русской царевны в жены. И не службы на благо Руси.
Своих талантов хватает.
Но и от этого предложения Евгений отказаться не смог.
Ты хочешь корону? Ты можешь ее отвоевать с нашей помощью. Когда Карлос умрет, скорее всего, не оставив детей, начнется война за испанское наследство. И ты можешь в ней поучаствовать.
Есть Бельгия.
Есть Люксембург.
Хочешь?
Хотел ли Евгений?
Да, и желательно прямо сейчас. Но отчетливо понимал, что земли в Европе поделены. Что стать наместником где-нибудь в Венгрии ему сейчас точно не удастся. И что синица в руках покамест лучше журавля в небе. Намного лучше.
Это — работа на перспективу, но русские обещают хоть что-то. Сдержат ли они свое слово — Бог весть, но здесь и сейчас... за десять лет много воды утечет. Может, у них и будет возможность как-то повлиять на ситуацию, все-таки, Испания, Португалия... не просто ж так там находятся члены русской королевской семьи? И все же, все же...
— Я понимаю, зачем это нужно мне, государь. Но зачем это нужно вам?
Алексей Алексеевич посмотрел на Евгения. И принц словно впервые увидел темные тени под синими глазами, морщины на высоком лбу, усталую складку в уголках рта...
— Я уверен, что война начнется. Посмотри, Эжен, вот карта...
Мужчины прошли к макету Европы, искусно вырезанному из дерева, раскрашенному, с обозначением границ, гор, рек... мастера постарались.
Мужчины склонились над макетом. Алексей взял лежащую рядом указку.
— Эти земли... Людовик на них зарится давно и всерьез. Но если он получит и то, и другое... не много ли будет королю-солнце?
О, вот Людовика Эжен не любил. Ни капельки. За французским королем числился долг еще за мать, между прочим...
— Испанцам их не удержать. А нам будет выгоднее лояльное государство, а не сателлит Людовика. К тому же моя сестра сейчас в Курляндии, вторая — в Испании, а я обязан поддержать родных.
Это Эжен понимал. Но... гарантии?
Алексей Алексеевич только рассмеялся.
Гарантии?
А что они сейчас могут гарантировать друг другу? Это — дележка шкуры неубитого медведя, так-то. А зверик пока еще жив и достаточно опасен. Вот пять-шесть лет спустя, или сколько там еще Карлос протянет... вообще, после смерти любимой жены он сильно сдал — там да, речь пойдет и о гарантиях, и о многом другом. А пока — что они могут дать друг другу?
Эжен может быть безусловно лоялен к Руси.
Шпионить?
Простите, принц, вы себя переоцениваете. Или думаете, у Руси шпионов нет? Некому заняться? Еще как есть. Но в какой-то момент вы можете высказаться в пользу Руси, а можете и во вред ей. Вот второго и хотелось бы избежать.
С другой стороны, Русь тоже может или поддержать... или не поддержать вас в нужный момент. Деньгами, войском, да и просто связями.
Хотите — поработаем вместе. Не хотите — воля ваша, до весны у вас еще есть время решиться или отказаться. Неволить никто не будет.
Да, и предлагать выгодный брак — тоже. Сначала докажите, что вы на что-то способны.
От государя Евгений ушел сильно озадаченным. Ему было над чем подумать.
* * *
— Какой ужас! Луи, любовь моя, ведь это они могли сделать с любым ребенком! И с нашим, если Бог пошлет нам сына!
Людовик и Анна прогуливались в Марли. Придворные взирали завистливыми глазами, не смея приблизиться.
— С нашими детьми этого не случится, мадам. Я сумею защитить их, обещаю.
— О, я верю вам, Луи. Но мне страшно... я так боюсь за малыша Карла...
— Он в полной безопасности, как будут и наши дети, Мадам.
— О, я верю вам, Луи, верю. Если Вы не сможете защитить детей, то кто сможет это сделать?
— У нас будет ребенок, Мадам?
— Я буду молиться о чуде.
— Мы обязательно помолимся вместе, — Людовик многозначительно улыбался. — Сегодня же вечером.
Анна мысленно скривилась, но улыбка е была по-прежнему очаровательной.
— Я так счастлива с вами, Луи. В Англии я никогда не была в безопасности до конца. А вы, словно солнце, согреваете меня своим теплом — и я расцветаю под лучами вашего внимания.
— Я сделаю все, чтобы вы чувствовали себя в безопасности, дорогая мадам.
— Я так счастлива рядом с вами, Луи, что мне совестно, ведь я знаю, что в моей родной несчастной Англии опять назревают беспорядки.
Людовик усмехнулся.
— да, что-то такое там собирается.
Монмут оказался достаточно бездарным правителем. Пока рядом с ним были умные советники, он еще как-то сдерживался, а последнее время...
Словно он забыл, что казна пуста, что страна разорена, что Смутное время — оно не обязательно бывает на Руси, что у него хватает соперников...
Пуритане начинали роптать.
Пока еще тихо, но французское золото и французское оружие творило чудеса. Скоро, очень скоро, Англия полыхнет.
Людовик отчетливо понимал, что Карл пока еще слишком мал, что воевать за его права — глупо, особенно когда его мать стала женой французского монарха, но потом... Когда малыш вырастет и захочет вернуть себе трон, ему должна достаться страна, у которой не останется сил для сопротивления. А в идеале, чтобы Англия стала верным вассалом Франции. Ее сателлитом, тенью, отражением — хватит этих войн, которые выматывают уже не одно поколение французских королей!
— Это ведь вы, Луи? Правда?
Людовик снисходительно улыбнулся любимой женщине и получил новую порцию восхвалений. Анна привычно восхищалась, ахала и хлопала глазами, а сама прикидывала, что надо бы побывать на ближайшем заседании Государственного совета, благо Людовик даровал ей право сидеть даже в присутствии монарха.
