Спасти химеру

target1983@gmail.com

СПАСТИ ХИМЕРУ

Чудом была она и чудовищем

Я.Э.Голосовкер "Сказания о Титанах"

Пролог

Огромный пустой дом бакалейщика настороженно молчал. Я сидела на полу перед камином и смотрела, как огонь неохотно лижет дубовые обрубки — все, что осталось от некогда изящного кресла. Будто собака, которой кинули слишком большую кость. И с одной стороны подойдет, и с другой, а все равно в пасть не лезет. Так и тут: оранжевые языки вздымались и исчезали, оставляя почти нетронутой искусную резьбу.

В углах мрачной комнаты то таяли, то разливались тени. В такие моменты дом был похож на склеп, и мне казалось, что я уже вечность сижу тут, похороненная заживо. И я даже не знаю, почему все так произошло. Меня использовали вслепую, как разменную фигуру в опасной игре. Наверное, за неимением лучших бойцов, мною решили усилить орденский отряд. А может, нас, лабораторных крыс, отправили с воинами для ровного счета. Чтобы отчитаться потом Магистру, дескать, четыре дюжины людей были отправлены для защиты города, все по инструкции. Нами просто попытались заткнуть дырку в плотине, заранее зная, что у нас нет шансов выжить. Я-то думала, это обычная патрульная поездка, радовалась, выбравшись из душных лабораторий.

Сейчас в Гестерне остались только мертвецы и хищные создания, готовые прикончить любого, кто попробует зайти в город... или выйти.

Я рассеянно взяла лежавшую на каминной полке книжонку. "Трактат об истреблении мелких гадов. Сиречь комаров, тараканов, муравьев и прочих". За долгие недели я успела изучить этот захватывающий труд от корки до корки. Бакалейщик, видимо, признавал только полезное для хозяйства чтиво, помимо книги о тараканьих пытках тут были и поваренные рецепты, и сонник, и подробный календарь огородника.

Слишком слабый огонь не давал достаточного для чтения света. А ставни были тщательно, крепко закрыты — это еще бакалейщик постарался.

Бросив книгу на пол, я вновь уставилась на пламя. Сколько дней я провела вот так, в одиночестве, в звенящей тишине? На что я надеялась? Никто не придет меня спасать. Никому не пройти по улицам этого проклятого города.

Нужно читать бредовые трактаты, заниматься домашним хозяйством, прыгать по комнате, изображая бой с тенью. Все годится, чтобы отвлечься от мыслей о безнадежности моего положения. Потому что у меня нет шансов вырваться из города. А выйти на улицу и ждать пока меня убьют... иногда это казалось заманчивым. Но я знала, что не смогу — пока. Пока у меня была цель — возможно, глупая и не стоящая, чтобы ради нее работать и жить. Но это все, что у меня осталось.

Толстая тетрадь в кожаной обложке на каминной полке. Бакалейщик записывал туда прибыль и расходы, но успел заполнить лишь три первых листа. Дальше писала я. И я заставила себя поверить, что когда-нибудь это прочтут другие и это будет им полезным. Что-то изменит.

Конечно, скорей всего никто никогда не прочитает мои записки, они останутся лежать в лавке, собирая пыль, или послужат материалом для мышиных гнезд.

Но для меня это была единственная причина оставаться живой, в сознании, все видеть и запоминать.

Огонь в камине понемногу затухал. Большая часть лишней мебели была уже скормлена яркому пламени.

Со вздохом поднявшись, я подошла к окну и прислушалась. Шорох совсем тихий, почти не слышный. Значит, день безветренный и у меня чуть больше времени, чем обычно.

Я спустилась по скрипучей винтовой лестнице, осторожно держась руками за стены. Внизу располагалась лавка и нечто вроде склада — темная комната, уставленная стеллажами с товарами. Чай, мука, сахар, сухофрукты, копченья, пряности, крупы, орехи и мед. Здесь даже были сыры и несколько дюжин бутылок с дынной водкой. Зачем бакалейщик сбежал от этого изобилия? Надеялся прорваться сквозь гончих? Скорее всего, просто поддался панике.

Смазанный льняным маслом замок открывался бесшумно. Я распахнула тяжелую дверь и глубоко вдохнула горьковатый воздух.

К туманам Гестерна мне не привыкнуть никогда. Белая муть то стелется по самой земле, то стоит сплошной стеной. Кажется, что она — живая, и вот-вот схватит липкими щупальцами. Хотя как раз туман абсолютно безобиден. Сегодня он был жидкий, как разведенное водой молоко.

В воздушных потоках парили гераго, светло-серые пушинки — больше всего они похожи на цветки одуванчика или огромные мягкие снежинки. Вот их стоит бояться.

Я замерла на миг у порога, оглядывая пустынную улицу. Так. Тихо. Значит, вполне успею дойти до угла.

Все выглядело также, как и всегда. Похоже, сегодня в гроссбухе не будет новых записей об обстановке. Единственное, что никогда не повторяется — формы химер. Поэтому я собиралась их дождаться. Дождаться чудовищ, чтобы написать о них пару строчек. Нет, я хожу по туманным улицам Гестерна не потому, что мне нравится. У меня дело. Важное дело. Я ведь не могу быть настолько сумасшедшей, чтобы стремиться к опасности, как мотылек к пламени свечи.

Мне посчастливилось гнить в зажиточном квартале. Высокие громадыдомов аристократов и зажиточных купцов терялись тумане. Зато он придавал бархатисто-нежные очертания аляповатой лепнине и скрывал мелкие царапины и пятна плесени.

Эхо шагов далеко разносилось по безлюдной улице. Да, город был пуст от людей... почти... но он не был мертв. Ничуть.

Щелканье, скрип, далекие завывания. В вихрях крутились гераго, которых становилось все больше — почти снегопад.

Это было прекрасно. Несмотря на то, что должно было бы внушать ужас.

В конце улицы стоял неказистый деревянный дом. Завалился на один бок, словно испугавшись своих каменных почтенных соседей. Стены его покрывали бугристые пятна кроваво-красного цвета. Какой-то грибок, еще один паразит, решивший поживиться славным городом Гестерном. Над ныне уже не существующей дверью свисала на проржавевших цепях вывеска цветочной лавки.

Внутри ветер гонял из угла в угол обрывки сухих хризантем. Обезвоженные и искрошенные тела цветов. Таким же сухим и легким было тело цветочницы, которое теперь лежало в вырытой посреди единственной комнаты могиле. Она поступила почти как я — заперлась наглухо в доме. В своем маленьком деревянном домишке с земляным полом и массой цветов. А перед этим долго бежала по наводненным гончими улицам. И случайно во время погони вдохнула одну из пушинок.

Бедная женщина сама кухонным ножом выкопала могилу, устлала ее цветами, и написала послание тому, кто найдет ее. Нашла я, значит, мне и выполнять последнюю волю цветочницы. Еще одна необходимая обязанность.

Под приветственный скрип вывески я вошла в дом и кинула несколько горстей земли в уже почти засыпанную яму. Еще пара-тройка месяцев и тут будет вполне приличный холмик. Но медлить нельзя.

Возле покрытого копотью очага цветочницы возвышалась небольшая поленница дров. Я схватила, сколько смогла в охапку. Этого мне хватит до следующего визита в дом несчастной.

Крепко сжимая дрова в руках, я выбежала из лавки. Рой гераго кинулся навстречу.

Надо спешить.

Бодрой рысцой я пробивалась сквозь серую пелену. Пушинки будто сплетались в ажурную стену, которую приходилось разбивать с каждым шагом. Ничего, за недели жизни в Гестерне я привыкла.

На пороге дома бакалейщика, я остановилась. Обернулась и смотрела на фигуры в тумане, приближающиеся ко мне. Пыталась разглядеть как можно больше в мутной мгле. И запомнить.

Гераго прижался к моим губам. Он щекотно терся о кожу. Хотел бы влезть в рот, уничтожить меня изнутри, мерзкая дрянь. Я зло сплюнула, скомканный гераго шлепнулся вниз. Все, время уходить.

Я приоткрыла дверь и быстро юркнула в лавку. Кинула поленья на пол. Несколько пушинок влетели за мной, я быстро их поймала и раздавила каблуком.

Химеры клацали и скреблись под дверью, а я шла наверх, к теплому очагу и трактату о тараканах. И к старому гроссбуху, в котором сегодня появится несколько новых строчек.

Глава 1

Карион

Ясное небо и суровое пенное море манили вдаль, к чужим прекрасным берегам. Уютная таверна в порту и старый каменный причал обещали желанный отдых измученным морской болезнью скитальцам.

Как и многие люди, которые провели юность в городах посреди равнин и лесов, я всегда мечтала жить на берегу океана. Чайки, запах рыбы, извечный шум волн. Неутихающий ветер — то с океана, то с суши. Величественные и суровые просторы.

Сказать по правде, Карион считался мерзостным маленьким городишкой. Перевалочный пункт для контрабандистов, убежище отвергнутых, раздолье для блудниц и любителей ганта. Портовый район представлял собой лабиринт приземистых кривоватых построек, обклеенных прошлогодними афишами и старыми объявлениями. Красочные плакаты борделей были целомудренно прикрыты записками "аренда комнат" и "скупка раковин". Квартал аристократов ограничивался ратушей, казармой и десятком домов разбогатевших и ушедших на покой контрабандистов.

Вот уже неделя, как город был осажден. Армия Ордена разбила лагерь под стенами. Карионцы же намертво заперли ворота, поставили заставу из стражников перед выходом в порт и дозорных у огневок на набережной.

Мне повезло — старый бриг "Красотка Лилли", на котором я купила пассажирское место, пришвартовался как раз перед началом войны. Теперь-то суда входили в порт только после долгих бесед с градоначальником через тхалакк. Да и то в любой момент могли получить залп картечью.

С квартирой мне повезло чуть меньше. Нет, конечно, вполне приличная и дешевая комнатка на втором этаже старого деревянного дома. Внизу — запущенный, и от того прекрасный сад, где чайные розы соседствовали с крыжовником, а с веток яблони у калитки свисал зеленой мантией дикий виноград. Жаль, что моря не было видно из окна, зато в ветреные дни шум волн такой, что, чудится, выйдешь за порог — а там бескрайняя вода.

Только кто ж знал, что именно в этом доме мне суждено нарваться на земляков. Один из них, Дарен, сейчас сидел во дворе, за большим столом под липой. Пил чай с таким лицом, словно это отрава, ел жареную камбалу и хмуро поглядывал на рыжего кота, засевшего на дереве и не сводившего глаз с рыбы.

— С добрым утречком вас, мессир Дарен!

— С чего бы это оно доброе?

Вздохнув, я села на скамью против него и налила себе чаю.

— Новую чашку купили? — спросил Дарен.

Я кивнула — хорошая оказалась чашка, большая, с красивым узором из ракушек по ободку.

— А зря, — строго сказал земляк. — Все знают, что эти чашки и бусы янтарные, и прочие безделушки — только прикрытие. Торговцы тут на ганте наживаются. Будь моя воля — перевешал бы всех.

Я раздраженно отхлебнула чая. Терпеть не могу таких разговоров поутру. Дарен от меня тоже, вроде, не в восторге. Но, по крайней мере, со мной можно разговаривать на родном иллинийском, а не ломать язык чужой речью.

— Скорее бы орденские взяли город, — продолжал земляк. — Навели бы тут железной рукой порядок. А то у градоправителя молоко на губах не обсохло. Вот он и снюхался с Вардом и его бандой.

— Эта банда была элитной гвардией Ордена много лет!

Проклятое трепло этот Дарен.

— Вот именно — была. Варду всегда хотелось больше власти, чем ему было положено. Делал бы спокойно свое дело, так ведь нет...

— Дарен, их послали отбить город у химер. Это верная смерть.

— Это их работа! Коли дан приказ — извольте выполнять. А они сбежали, не выполнив долг. Значит — они трусы и предатели, заслуживающие виселицы. Правда, по нынешним временам, их разве что на каторгу отправят...

Он говорил так солидно и самодовольно, что захотелось стукнуть его кружкой по голове. Впрочем, и его можно понять. Дарен — из семьи зажиточных крестьян, решил купцом заделаться. И застрял намертво в Карионе. Суда, покидающие порт, как правило, пассажиров не брали. Кому охота связываться с Орденом — доказывай им потом, что не отступника брал, а купца, к войне никакого отношения не имеющего.

Допив чай, я поспешила попрощаться с земляком.

Дарен — из тех, которые и в Вечных Землях будут нудить и бурчать, что и цветы мелковаты, и вино в ручье слишком кислое на вкус, и музыка фей спать мешает. Но его рассуждения об Ордене приводят меня в ярость. Особенно потому, что у "банды Варда" нет ни единого шанса против орденских армий.

Выбравшись из Гестерна, я написала в Орден письмо. Думала, они как-то извинятся. Хотя бы напишут, что сожалеют о своей ошибке, что я не должна была оказаться под ударом — я ведь мастер из лабораторий, не боец. И, конечно, думалось мне, они обязательно заинтересуются, как я вообще смогла выжить в городе химер. Вероятно, меня даже попросят написать специальный трактат для орденской библиотеки. Послала я его одному из наших учителей, специалисту по кристаллам. Старик всегда был очень дружелюбен.

Я разорвала его ответ в мелкие клочья, но до сих пор помню каждое слово. Сухим, официальным тоном мне сообщалось, что я понесу наказание, как дезертир. Меня понижают в должности — как будто у меня была какая-то высокая должность! — и отныне будут держать под присмотром. Предлагалось явиться в одну из крепостей Ордена. В противном случае, они, дескать, будут вынуждены объявить меня преступницей.

В тот момент я была в ярости и решила, что начну новую жизнь — без ордена, вонючих лабораторий и темных интриг. В краях, где нет орденских твердынь, конечно. Но все оказалось не так просто. Деньги, вынесенные мной из дома бакалейщика, когда я покидала Гестерн, медленно, но верно таяли. Немногочисленные независимые лаборатории предпочитали иметь дело с мужчинами, а работать подавальщицей в грязном баре ой как не хотелось. Но, возможно, скоро у меня не будет иного выхода.

Вернувшись из Гестерна, я вдруг поняла, что люди гораздо более непонятные существа, чем химеры. И порою гораздо более страшные. Я ничего не могла поделать с тем ужасом, который мне внушали некогда привычные вещи.

В Карион я приехала, узнав о надвигающейся войне. Было странно покупать место на корабле и отвечать на участливые вопросы, знаю ли я о ситуации в городе. Но тогда я чувствовала себя настолько потерянной и отчаявшейся, что плыть навстречу войне действительно показалось мне лучшим вариантом.

Тем более, что одной из воюющих сторон были бывшие солдаты Ордена, которых объявили предателями и дезертирами за то, что не пошли на верную смерть в один из занятых химерами городов. Тогда мне казалось, что я, добравшись до Кариона, сразу пойду к мятежникам. Мы поймем друг друга и у меня наконец-то будет какое-то место в жизни.

Но опять все оказалось не совсем так, как я себе представляла. Поэтому уже вторую неделю я ходила по городу, пытаясь узнать побольше о мятежниках и решить, стоит с ними связываться или нет. Армия Ордена за это время окончательно отрезала город от внешнего мира, позволяя отчаливать лишь немногим судам. И все же, все в городе знали, что сейчас битва идет полным ходом — битва слов, не мечей. Мятежники и орденские вели напряженные переговоры — знать бы о чем...

Забавно, я ничуть не жалела о том, что оказалась запертой в Карионе. Стояли чудные летние деньки, в многочисленных садах цвели розы и лилии, порой перебивая даже ароматы сточных канав. Каждый день я работала, пытаясь сделать тхалакк. Пусть меня не берут ни в одну из частных лабораторий, если мне удастся, я смогу продавать тхалакки на базаре контрабандистов — и плевать, что их купят бандиты и мошенники.