Спасти химеру

В нос тут же ударили ароматы множества цветов, а также приторный запах гнили. Закашлявшись, я встала. Проход в ратушу сразу же закрылся — Кевер не медлил.

Мы с Гитто оказались в небольшом закутке, образованном стенами близлежащих домов. Сзади была кирпичная стена ратуши — тупик. Впереди — огромная куча гниющих остатков цветов и трав.

— Надвинь капюшон пониже, — сказал Гитто.

Сам он был в форме орденцев, что гарантировало ему безопасность во всем городе.

Пока я надевала капюшон и отряхивала штаны от паутины и пыли, Гитто двинулся вперед. Он шел вдоль стены, разбрасывая ногами покрытые серой плесенью лилии и полусгнившие розы. Вздохнув, я двинулась за ним. Просто удивительно, насколько мерзкими могут стать некогда прекрасные цветы.

— Фиалки, свежие фиалки!

Из-за резкого крика я дернулась и поскользнулась на гнилых стеблях. Хорошо хоть Гитто шел впереди, и я успела за него схватиться. Иначе шлепнулась бы в смердящую кучу.

Наконец, мы выбрались из гнилостного тупичка. Переулок Цветочниц был не самым многолюдным, но торговки кричали во все горло, восхваляя товар. Цветы — не редкость в Карионе с его садами, поэтому многие старались сделать из них причудливые украшения. Венки, гирлянды, букеты... За всем этим шумом и великолепием никто не обратил на нас внимания. Только Гитто пришлось поприветствовать какого-то орденца, но, скорее всего, воин о нас тут же забыл — он набрасывал плащ из фиалок на плечи отчаянно хохочущей девушки.

— Быстрей! — сквозь зубы прошипел Гитто.

И мы почти бегом пересекли переулок, пронеслись по мощеным узким улочкам, обогнули роскошный особняк, охраняемый свирепыми псами, и оказались у стены, отделявшей квартал аристократов от остального города.

— Ну вот, — сказал Гитто. — Нужно как-то перелезть. Не хочется идти через ворота.

Я кивнула, хотя считала, что лезть через стену тоже весьма опасно. Очень уж удобно таких скалолазов снимать из арбалета. Остается только надеяться, что в ратуше еще не обнаружили моего исчезновения и усиливать охрану квартала не будут.

— Самое главное — не торопиться, — продолжал Гитто. — Стена выщербленная, хвататься есть за что. Я сам видел, как какой-то оборванец ее вмиг перелез.

Гм, но, сдается мне, оборванец этот скорее всего был опытным домушником. Верткий и цепкий, как ящерица, — и вниз головой удержится. Но спорить с Гитто я не стала. Все равно иного выхода нет, не идти же через ворота, где толпа охранников всех досматривает.

— Кто полезет первым? — спросила я.

— Ну, раз моя идея, то мне и пробовать, — нервно улыбаясь, сказал Гитто. — Но если ты желаешь лезть первой, я у тебя не пути не встану.

И снова настороженный взгляд, как у Кевера, когда тот верил, что я могу ударить его кинжалом. Словно Гитто имел в виду нечто большее. Не встанет у меня на пути? Потому что ожидает от меня мести? Проклятье, терпеть не могу, когда люди начинают говорить намеками, которых я не могу разгадать.

— Лучше поднимемся одновременно, — сухо предложила я. — По очереди это займет вдвое больше времени.

— Как скажешь.

Гитто потер руки, поправил меч у пояса и, ухватившись за выемку в стене, стал подниматься. Я последовала его примеру, вцепившись в торчащие кирпичи чуть левее.

Я не боюсь высоты — но опасаюсь. Если это возможно, я стараюсь не стоять на краю обрыва, не взбираться по трухлявой лестнице, не лазать по раскачивающимся от ветра деревьям. Поэтому выискивая, куда бы поставить ногу и за что цепляться руками, я чувствовала себя довольно неуютно. Тем более, что в отдалении еще слышался лай сторожевых псов.

К счастью, карабкаться по стене оказалось не так уж и сложно. Кое-где выбитые кирпичи образовывали настоящие ступени — видимо, мы были не первыми, кто поднимался в этом месте.

До вершины мы добрались одновременно. Стена была широкой, поэтому, оказавшись наверху, можно было лечь на спину и глубоко дышать, глядя в серое хмурое небо. Мышцы рук болели от напряжения, пальцы жгло огнем. Открылась почти затянувшаяся рана от ножа безумца, прервавшего ритуал Ночного охотника. Я поднесла ладонь ко рту и слизнула выступившую кровь.

— Великая праматерь, — пробормотал рядом Гитто, — надо вниз, но как тут лезть по гладкой стене.

Я повернулась на бок и, цепко держась за края своего неудобного ложа, посмотрела вниз. Действительно, со стороны города стена была куда более гладкой. Видимо, ее регулярно чинили из соображений безопасности.

— Как эти несчастные воры тут спускаются?.. — раздраженно сказал Гитто, плюя вниз.

— На то они и воры, — хмуро заметила я.

Наверняка местные заметили две фигуры ползком продвигающиеся по верху стены. К счастью, для жителей бедных кварталов такое не было в новинку. Оставалось надеяться, что орденцы, патрулирующие улицы, нас не заметят.

Начал моросить дождик, превращая гладкую стену в гладкую и скользкую.

— Давай прыгать, — сказал Гитто. — Туда, на кучу.

Я с замиранием сердца посмотрела на внушительную груду рыбьей требухи под стеной. Мерзостный запах чувствовался даже здесь, наверху.

— Давай, доберемся до укрытия — вымоемся, — сказал Гитто.

Мы взялись за руки, и я почувствовала, что он дрожит. Наверное, и я сама выглядела не слишком браво.

— Прыгаем!

Мы шагнули со стены. Краткий миг полета, во время которого я ощутила, как мое сердце падает в желудок, и с мерзким чавканьем мы шлепнулись среди рыбих очистков.

— Ты как? — спросила я Гитто, выкарабкиваясь из кучи.

— Жив...

Он вытряхнул осклизлый селедочных хвост из-за пазухи и зло цыкнул на мальчишек, которые наблюдали за нами с большим интересом.

— Брысь отсюда!

Вышло недостаточно внушительно, и они лишь заухмылялись.

Гитто, бормоча ругательства, погрозил им мечом, не доставая его, впрочем, из ножен.

— Идем!

Он схватил меня за руку и потащил прочь. Мальчишки сначала побежали за нами, но потом отстали. Мы долго кружили среди рабочих цехов — тут были и здания красильщиков, и гончарные мастерские, и дома канатчиков.

Когда мы, наконец, добрались до портового квартала, дождь лил, как из ведра. Улицы превратились в потоки жидкой грязи. Мои сапоги тут же промокли, грязные полы плаща норовили обвиться вокруг лодыжек. Тем не менее, я была рада дождю. Он отчасти смыл последствия прыжка в кучу требухи, и, самое главное, скрыл нас от соглядатаев. Пробираясь под ливнем по трущобам Кариона, я впервые со дня пленения чувствовала себя в безопасности.

Глава 14

Дурман

Остановились мы у покосившейся лачуги. Обветшалый забор за домом ограждал две грядки с луком и фасолью. Фасад — словно человек, смотрящий из-под бровей — источал почти физически ощутимую настороженность. Окна были заколочены досками, крыльцо обвалилось от старости, но на тяжелой двери висело несколько новеньких крепких замков.

— Нам сюда! — не задерживаясь у порога, Гитто стал обходить дом.

Спуск в подвал был скрыт за густыми зарослями бурьяна. Зелень разрослась так пышно, будто ее здесь специально посадили. Лестница со стертыми ступенями вела к железной двери.

Мы продрались через бурьян и спустились. Гитто постучал по металлу — три раза быстро и два медленно. И мы стали ждать.

С крыши лачуги капала вода, грязный ручеек сбегал по выщербленным ступеням и собирался в лужу у порога.

Наконец, дверь заскрипела и приоткрылась. В узкую щелку на нас глянул светло-серый глаз, и хрипловатый голос спросил:

— Вы приятели Варда, так?

— Да, — ответил Гитто.

— Входите.

Мы протиснулись внутрь. Тут было жарко, а резкий запах ганта едва с ног не сбивал. В воздухе стоял дым, и сквозь него едва угадывались очертания длинной узкой комнаты. Вдоль стен тут размещались низенькие кушетки, на которых сидели или полулежали курильщики.

Да, только Вард мог выбрать для тайной встречи такой притон.

— Все хорошо, Эрм, это друзья, — сказала женщина, которая впустила нас сюда.

Человек гигантских пропорций опустился в заскрипевшее кресло-качалку у входа. Рядом, на полу, лежала утыканная гвоздями дубинка.

Женщина проворно защелкнула многочисленные замки. Первое, что приходило в голову при взгляде на хозяйку этого заведения — белая! Кожа была бледной, словно ее никогда не касался луч света. Небрежно остриженные волосы, прядями спадавшие на лицо — белые. Тонкие бескровные губы — белые. Даже серые глаза были настолько светлыми, что в дымном полумраке подвала казалось, будто черные пятна зрачков плавают на поверхности белков, не окруженные радужкой.

— Проходите дальше, — велела хозяйка.

Она расправила складки на длинном сером платье и запустила руку в привязанный к поясу мешочек. Вынула горсть сушеных трав и кинула зелье на абажур лампы, стоявшей на столике у входа. Травы моментально почернели, вход заволокло густым дымом. Кашляя, я отошла подальше. Пожалуй, теперь любой вошедший, если не догадается задержать дыхание, получит такую дозу, что рискует свалиться прямо на пороге.

На хозяйку и охранника дурманящий дым, правда, не подействовал.

Женщина зажгла от лампы длинную сальную свечку и обернулась к нам:

— Туда.

Оставляя на каменном полу мокрые следы, мы прошли за хозяйкой в дальний конец комнаты. Там было несколько своеобразных кабинок, отделенных от зала занавесками и ширмами. Из одной такой кабинки доносились недвусмысленно сладострастные стоны, в другой, кажется, кто-то блевал.

Хозяйка раздвинула у свободной кабинки занавески с вышитыми павлинами и жестом пригласила нас войти.

Этот уютный уголок явно предназначался для куда более богатых посетителей, нежели матросы и бродяги. На мягком, хотя и грязноватом ковре стояли два низких диванчика, между ними — стол с набором принадлежностей для курения и шестью металлическими бокалами. Я расположилась на диване, радуясь возможности наконец-то присесть после долгой беготни по лестницам и лабиринту узких улиц. Гитто сел рядом, хозяйка переставила свечу на стол и, плотно задернув занавеску, устроилась напротив.

— Вард сказал, чтобы вы ждали здесь, — шепотом сообщила она. — Хотите выпить?

С ловкостью фокусника она достала запыленную бутылку домашнего вина откуда-то из-под дивана и наполнила три бокала тягучим темным напитком. Когда она наливала мне, я увидела старую незаживающую рану у нее на запястье. Простая царапина, обычно такие затягиваются за пару дней. Но у хозяйки рана почернела, кожа вокруг чуть вздулась — будто тело уже приготовилось зарастить порез, но у него не хватило сил. Такие раны бывают у работников лабораторий, слишком много времени проводящих в атмосфере ядовитых испарений. Или у любителей хоршика.

Да, видимо, в этом притоне не только курили. И хозяйка не брезговала порой отведать своего зелья.

Она перехватила мой взгляд и поспешно подняла бокал. Интересно, чтобы скрыть смущение или раздражение?

— Меня зовут Вахеди, — сказала хозяйка, отпивая большой глоток.

— Гитто, — буркнул бывший комендант Хорака.

— Я Зандра.

В глазах Вахеди зажегся неподдельный интерес:

— Та самая Зандра? Из Гестерна?

Я едва не поперхнулась вином:

— Эээ, да...

Она усмехнулась:

— Ты ведь не успела подсыпать яд мне в вино?

— А почему я должна была подсыпать тебе яд?

Тонкие белые пальцы Вахеди гладили ножку бокала.

— Ах, я пошутила, не бери в голову! — сказала она. — Я знаю, что Вард никогда не взял бы тебя, если б ты не могла контролировать свою... жажду крови.

Последние слова она произнесла с придыханием, словно сама мысль об этом и пугала, и была чем-то приятна для нее.

Но я ничего не понимала.

— Ты думаешь, я кого-то убила, Вахеди?

— Весь Карион говорит об этом. Говорят, ты отравила своего первого мужа и подстроила смертельный случай на охоте для второго. А Хорак был твоим любовником и поэтому послал тебя на смерть в Гестерн. Там ты выжила, единственная из всех жителей, потому что пересидела атаку в запертом наглухо доме, — она наклонилась ко мне через стол. — Я не знаю, правда ли это, но говорят, что в Гестерне ты повстречала монстров и сама стала одной из них. Ты спала с ними. А теперь ты здесь, чтобы отомстить Хораку...

Гитто порывисто отодвинулся от меня:

— Что за бред?!

Мне захотелось ударить Вахеди по лицу, так, чтобы стереть довольное, издевательское выражение, с которым она пересказывала эти мерзкие слухи. Единственное, что меня удержало — сознание того, что тогда она получит подтверждение этой чудовищной лжи.

— Я никогда не была замужем, — сказала я, напряженно сжимая бокал в руке. — А с Хораком я даже никогда не встречалась лицом к лицу.

Вахеди рассмеялась:

— Я так и знала, что все это — глупые выдумки.

— Про Гестерн — правда. То есть, с монстрами я особо не общалась и, конечно, не вступала в близкие отношения.

Она насмешливо закусила губу:

— А жаль. Говорят, человек, которому удалось сделать это с созданием локхе, испытывает ни с чем ни сравнимое блаженство.

— С химерами это никак и ни у кого не выйдет. Им нечем любить.

— Понимаю...

Я раздраженно отхлебнула вина. Между нами тремя повисла неприятная тишина, которую разорвал лишь звук торопливых шагов в зале. Из соседней кабинки, откуда до этого доносились чувственные стоны, взвизгнула женщина. Что-то громко упало. Потом послышалось грубое ругательство, и сиплый голос сказал:

— Пшел вон отсюда, извращенец!

— Ой, простите! — извиняющийся голос показался мне знакомым.

Вахеди выглянула за занавеску и тут же с улыбкой втянулась назад.

— Вот и ваш связной объявился! — сказала она.

Раздвинув плечами вышитых павлинов, в нашу кабинку вошел Невен. Увидев меня и Гитто, он широко и, кажется, искренне, улыбнулся.

— А, вот вы где! Зандра, ты в порядке?

— Бывало и получше, но ничего, — пробормотала я.

— Я думаю, нам нужно поскорее присоединиться к остальным. Вино сможете попить и там.

— Ты отведешь нас к Варду? — спросил Гитто.

— Да. Ты ведь теперь в нашей банде, так?

Гитто кивнул.

— Не бойтесь, далеко идти нам не придется, — продолжал Невен. — Все офицеры сейчас наверху, — он ухмыльнулся, — мы даже видели, как вы крутились у дома, пока не зашли в подвал.

— Вы все наверху? — переспросила Вахеди. — Это же опасно!

— Это ненадолго. Давайте, допивайте свои напитки и вперед.

Стоя, я осушила свой бокал. Вахеди, которая оставалась сидеть, смерила меня затуманенным взглядом. Будто решала насколько я кровожадная психопатка, как говорят сплетни.

— Тебе понравилось мое вино, Зандра? — спросила Вахеди.

— Да, — соврала я.

На самом деле оно было горьким, как полынь. Теперь любая пища или питье, все для меня было горьким.

— Кстати, Зандра, я-таки сохранил кое-что из твоего имущества. К сожалению, все остальное пришлось оставить в подземном лазе — мы отступали слишком быстро.

Невен достал из сумки небольшой прямоугольный предмет, завернутый в льняное полотенце. Я взяла его, отодвинула ткань. Провела пальцами по такой знакомой кожаной обложке.

Конторская книга, мой дневник из другой жизни, из Гестерна.