Спасти химеру

— И какие же новости? — поинтересовалась я, вытирая руки засаленной тряпкой.

— Не то чтоб очень хорошие. Ваши, конечно, провели несколько успешных атак, но орден потерь почти не понес. Хорак теперь сидит в ратуше и отдает приказы. Кевер перестал напиваться, но ходит такой мрачный, что того и гляди, вопьется в горло Хораку.

— А что с Зогом? Ты ходил к нему? — с некоторым беспокойством спросила я.

Лэйс хмуро вздохнул:

— Зог теперь начальник стражи города. Считается, что он — лояльный ордену, хорошо знающий местных, уважаемый горожанин, претерпевший репрессии от купленного Вардом прошлого начальства. Вы же не сообщили мне, что собираетесь впустить всех этих вшиварей в город. Я, как последний дурак, поперся к Зогу. С парочкой моих ребят, да. Мы немного помяли ему физию, после чего я тонко намекнул, что весь портовый квартал уже знает о его плане отравить воду. Естественно, попасть в лапы к местным ему очень не захотелось. Я, будто между делом, сказал, что единственный для него вариант — сдаться стражникам и надеяться, что за явку с повинной его приговорят всего лишь к пожизненной каторге. Он подумал, подумал и так и сделал. Перед ужином он уже сидел в подземных казематах под ратушей. А к полуночи мученика освободили доблестные солдаты Хорака. Господин орденский дознаватель внимательно выслушал трогательную историю о добропорядочном владельце прачечной, который всеми способами пытался навредить оккупировавшим город негодяям. Естественно, такая преданность делу Ордена была вознаграждена.

— А Дарен?

— Обалдую повезло, ложь Зога и его сделала борцом за справедливость. Его и остальных заговорщиков поблагодарили и выпустили. Слушай, у меня к тебе просьба.

— Да?

— Мне нужен тхалакк. Можешь сделать один для меня? Я заплачу.

— Но Вард поставляет мне материалы...

— Варду не обязательно об этом знать, — Лэйс подмигнул. — Он ведь не считает расход материалов?

— Нет.

— Так почему бы не помочь земляку?

— Но...

— Послушай, Вард мне доверяет. Он знает, что я не выдам его, иначе не позвал бы меня сюда. Я бы попросил у него тхалакк, но не знаю, вдруг он не пожелает дать? Тогда и за тобой будет следить строже. А так, ты тихонечко передашь мне один. Скажем, спрячешь где-нибудь в храме, перед тем, как вы уйдете отсюда.

Я не знала, как поступить. С одной стороны — я верила Лэйсу и не думала, что он стал бы использовать тхалакк против нас. Но вся эта история заговора, которую безуспешно пытался распутать Невен — кто поручится, что предатель работает в одиночку?

— Вард ничего не узнает, если ты будешь осторожна. Ну давай, соглашайся. Я даже заплачу тебе вперед. Видишь, как я тебе доверяю?

Лэйс протянул мне ладонь. На ней лежало кольцо, золотое с большим искрящимся светло-голубым камнем.

— Это бриллиант, можешь проверить. Хорошая цена за тхалакк, а?

Да, если продать такое кольцо, год можно жить безбедно... Кто знает, чем закончится эта авантюра, может, я снова окажусь одна и без средств. Мало ли что там Вард говорил про братство и заботу друг о друге.

Я нерешительно взяла кольцо.

— Спасибо, — улыбнулся Лэйс. — Оставишь тхалакк здесь.

Он подошел к статуе и, присев на корточки, ухватился за одетую в сандалию ногу Праматери. С усилием Лэйс отодвинул кусок скульптуры в сторону — за ним обнаружилась небольшая дыра.

— У нее ступня откололась, и дядя Моул, обнаружив это, выдолбил камень и сделал тут тайничок, — пояснил он. — Вард про него не знает. Оставь тут тхалакк для меня.

— Ладно...

Под землей оказалось весьма трудно следить за временем. Без привычных ориентиров, солнца и звезд, тяжело было понять, когда утро, когда вечер. Поэтому я не знала, сколько дней прошло с открытия ворот, до того момента, как Вард приказал всем готовиться к отступлению. Солдаты стали перекладывать вещи из сундуков в походные мешки. Я, наскоро управившись со своими пожитками, кинулась в лабораторию. Мне стоило немалых трудов отодвинуть отколотую ногу статуи и спрятать тхалакк Лэйса в тайник. Только я поставила ступню на место, как примчался Бруни с двумя помощниками и стал укладывать оборудование и готовые тхалакки.

Мы организованно вышли в затопленную галерею, и промаршевали-прохлюпали до пролома в стене. Потом был тяжелый поход в мокрой одежде через темные туннели. На этот раз у меня не было светящегося кристалла, и я могла ориентироваться только на шум шагов идущего впереди. На развилках мы брались за руки и шли этакой живой цепью. Наверное, Вард специально позаботился, чтоб большинство бойцов проделали путь в сумраке, не имея понятия, куда идут. Это сбило бы с толку шпиона, если он все еще среди нас.

Мы шли и шли, а потом спереди донесся удивленный крик Варда. Что-то теплое и живое пробежало по моим плечам. Я тоже вскрикнула, и тут земля под нами заходила ходуном. Сверху градом посыпались комья земли.

— Назад! — заорал кто-то.

Я попыталась развернуться, но тут на меня налетели в узком проходе. Куски земли били по лицу. Я почувствовала, что падаю. Хотела закричать, но из горла вырвался только жалкий всхлип.

Чей-то сапог больно ударил по лодыжке, но в тот же момент я почувствовала, как меня поднимают большие руки. Мы понеслись назад, пробиваясь сквозь толщу земли.

Меня несли осторожно, но все же ударили несколько раз головой о стену. Не знаю, почему я не потеряла сознание.

Наконец, мы оказались в коридоре, где сверху не сыпалась земля. Меня поставили на землю и голос Бруни спросил:

— Ты кто? Дация? Цела?

Я откашлялась, выплевывая изо рта землю, и ответила:

— Нет, я Зандра. Цела.

— Проклятье, — выругался обычно хладнокровный Суэно, — никакого света! А что с Вардом?

Никто не ответил.

Кажется, мы оказались в довольно просторном коридоре, по крайней мере, рядом со мной стояло человек пять. И судя по звукам, из осыпающегося земляного лаза пробивались все новые люди. Бойцы опрашивали друг друга, пытались помочь тем, кто еще не выбрался. Наконец, в темном провале замаячило лиловое сияние. Все рванулись к дыре, из которой только что вылезли. Невен, с кристаллом в левой руке, шел, поддерживая Варда, смертельно бледного, с окровавленным лицом.

— Командор? — к нему подбежал Ингер. — Что с вами?

— Ударило камнем по башке, — раздраженно сказал Вард, — но это пустяки...

— Да вас могло убить!

— Нас всех могло убить, — он без сил опустился на выложенный кирпичом пол. — Хуже всего, что обвал испортил наш план спасения. Это был старый ход контрабандистов. Единственный, который вел не к порту, а прочь из города, — он устало прикрыл глаза. — Я с самого начала рассчитывал на него. Выход находился как раз возле позиций Хорака. Поэтому, чтобы убрать оттуда солдат, мне пришлось спровоцировать Кевера открыть ворота. Я приказал Фарресу наносить быстрые удары противнику, чтобы у него возникло впечатление, будто мы готовимся к битве в городе. На самом деле, сегодня мы должны были пройти под землей и оказаться вне города, в тылу у орденцев. Они бы еще долго не могли сообразить, что мы ушли и им остается искать ветра в поле, — он хрипло рассмеялся. — Но все рухнуло вместе с этим проклятым ходом.

— Это Хорак! — убежденно сказал Фаррес. — Он знал про проход и подстроил нам ловушку.

— Нет, орден не имеет к этому отношения, — спокойно сказал Вард.

— Прости, командор, но ты слеп! Невен прав, настоящий предатель подставил Эдана, а сам все еще ходит среди нас! И докладывает обо всем Хораку! Об этом ты не подумал?

— Не надо истерики, — ледяным тоном сказал командор. — Я подумал о подозрениях Невена. И именно поэтому ни один человек не мог покинуть храм незамеченным. И я проверил — ни у кого, кроме меня, не было тхалакка, поэтому связаться с Хораком шпион мог только лично. Да, сейчас я тоже склоняюсь к мысли, что предатель все еще среди нас. Но он ничего не мог доложить Хораку.

— Ты уверен? — уже без паники в голосе спросил Фаррес.

— Да. Потому что орден начал войну на уничтожение. Если бы это они подготовили обвал, мы все были бы уже мертвы.

— Но если не орден, то кто?

— Локхе.

Фаррес побледнел:

— Почему?..

— Мы уже давно знаем, что уровень локхе в Карионе почти критический. Если хочешь, можешь сам убедиться, маятник у меня с собой. И как раз перед обвалом я видел выглядывающего из норки земляного.

— Да, нелепая случайность — похоже на локхе, — пробормотал Фаррес.

— Ну и какие у тебя будут соображения по этому поводу? — поинтересовался Вард.

— Известно какие, — хмуро улыбнулся Фаррес, — мы все помрем жуткой смертью. Я же твой штатный пессимист, так?

Командор улыбнулся и сказал:

— Ничего, у нас еще есть шанс. Конечно, скоро Хорак обшарит все дома и придет к выводу, что нас надо искать под землей. И наверняка кто-нибудь из контрабандистов ему поможет за хорошую плату. Но в узких коридорах нам будет удобнее защищаться, чем им — нападать.

— Это безумие, — хмуро сказал Ингер, обрабатывавший рваную рану на голове командора.

— Мне казалось, это я — главный пессимист в отряде, — оборвал его Фаррес.

Ингер пожал плечами и промолчал.

Я села на пол. Мне было очень холодно, мокрая одежда прилипла к телу. В волосах оставались комья земли, но не было сил их вытряхивать. Я медленно сняла заплечный мешок, намереваясь достать сухую одежду, но едва стала развязывать ремешки, как все тело пронзила болезненная судорога.

До крови закусив губу, я встала. Боль горячими волнами расходилась от желудка. Перед глазами повисла красная пелена.

Я хотела позвать на помощь, но не смогла издать ни звука. Мне вдруг вспомнились слова Невена о том, что в Карионе очень уж любят яды, и отчаянная острая боль поглотила сознание.

Я куда-то бежала, сначала натыкаясь на людей, потом — на холодные камни, вокруг все потрескивало, шелестело и плескалось. Попытка убежать от боли успешной быть не могла. Мне становилось все хуже. Казалось, внутренности превратились в сплошной кровавый суп.

Потом меня ослепил яркий свет, и боль стала настолько сильной, что я потеряла сознание.

Глава 12

Огненная лестница

Когда-то я думала, что боль — это простое чувство. В Карионе я поняла, что это не так. Мне довелось познать все ее оттенки. Резкая, острая вдруг сменялась ноющей, от которой по всему телу разливался жар. Моменты, когда мне не казалось, что у меня во внутренностях танцуют бешеные ежи, были настоящим счастьем.

Болью были заполнены дни и часы. Она медленно, нехотя угасала, как угасает пламя не питаемого хворостом костра. Все дольше становились перерывы между приступами. Тогда я поняла, что такое блаженство. Это отсутствие страданий и возможность вечно качаться на темных волнах беспамятства.

Порой до меня доносились звуки, запахи и смутные образы из внешнего мира. Будто сквозь густую пелену я видела склонившиеся надо мной фигуры, слышала неровный гул голосов. Я даже не пыталась различить слова — зачем? В моем темном мирке мне было очень хорошо и уютно. Только однажды, когда мои ноздри уловили аппетитный запах хлеба и жареной рыбы, только тогда мне на миг захотелось порвать окутывавший меня кокон беспамятства. Но запах быстро улетучился, и я осталась наедине со своими бредовыми сновидениями. Мне казалось, пока я сплю, все будет хорошо.

Вырвала меня из этого состояния резкая, беспощадная боль.

Я с криком села на кровати. Широко открыла глаза — и первым делом увидела широко ухмыляющегося бугая. Он держал в правой руке раскаленный докрасна металлический прут и с любопытством смотрел на меня, как ученый, наблюдающий за исходом нового эксперимента.

— Я жеж говорил, она вмиг очнется, как ее железом приголубишь, — довольным баском сказал бугай.

Я с ужасом посмотрела на свои ноги. Левая штанина была закатана до колена, на лодыжке виднелся длинный багровый ожог — след от прута. До этого момента мне было больно везде, и лишь взглянув на раненую ногу, я почувствовала, что на самом деле горит ожог.

Издав приглушенный стон, я попыталась отодвинуться подальше от негодяя с прутом.

— Тихо, девочка, не бойся! — донесся спокойный голос сзади

Что?! Они меня железом жгут, а я не бойся?

От боли на глазах выступили слезы. Я смахнула их рукой и, закусив губу, чтобы не завыть от ярости и боли, обернулась. В удобном кресле, положив на колени трость, сидел мужчина лет сорока. Правая бровь его была рассечена надвое шрамом, отчего серые глаза казались вечно подмигивающими. Одет он был в темно-зеленый мундир, на рукавах красовались нашивки с символикой Ордена.

Я поняла, что лучше всего мне сейчас упасть в обморок, но проделать этого не успела.

— Ну, рассказывай, девочка, — дружелюбно улыбаясь, сказал орденец.

— Что? — собственный голос показался мне хриплым и незнакомым.

— Все.

— Я... я ничего не знаю...

— Врешь. Ты была вместе с предателями Варда в их укрытии.

Вот сволочь, откуда он мог узнать?

— Я ничего не помню, — я дотронулась пальцами до висков. — Только боль. Я даже не помню, как меня зовут!

— Понятно. Ничего страшного, у нас есть хорошие средства для восстановления памяти.

Мерзкий бугай потряс уже остывающим железным прутом.

— Не бойся, мы тебя прямо сразу калечить не будем, потихоньку начнем, чтоб было время подумать. Я-то знаю, вы, женщины, всегда боитесь, как бы следов не осталось. Вовремя заговоришь — парой недель лечения отделаешься...

Вполуха слушая орденца, я лихорадочно перебирала в уме варианты. Пыток я точно не выдержу. Рассказать ему обо всем сразу? Но кто поручится, что потом от меня не избавятся? Прикончат просто так, на всякий случай. Больше всего хотелось упасть в постель и притвориться мертвой, да кто ж этому поверит! Конечно, можно гнуть линию потери памяти и еще повыламываться, будто сошла с ума. Но опять, скорей всего, этому не поверят и продолжат пытать.

От страха меня начало мутить, я смотрела, как двигаются тонкие губы орденца, но не слышала ни слова. В ушах оглушительно колотился пульс.

Надо бежать! Я затравленно оглядела комнату. Это было небольшое помещение, видимо, совсем недавно приспособленное для спальни. В углу стоял письменный стол, на нем в беспорядке лежали бумажки, придавленные парой чернильниц. Перед стенным шкафом с книгами нашлось место для жаровни, в которой, видимо, бугай нагревал прут. Единственное окно без занавесок было забрано частой решеткой. На красном ковре валялись щипцы и какие-то мудреные приспособления с шипами и дужками. Я поспешно отвела взгляд. Уж лучше смотреть на этого бормочущего негодяя, чем на его мерзкие орудия. Кресло, в котором он так удобно устроился, наверняка было принесено из другой комнаты — оно было обито зеленым атласом, а здесь в комнате все в красных тонах. А вот за креслом... за ним виднелась тяжелая дубовая дверь. И в замке торчал ключ!

Орденец любезно продолжал меня знакомить с подробностями способов пыток, явно наслаждаясь моей паникой. Бугай сунул прут снова в жаровню и внимательно слушал, как послушный сынок, которому отец рассказывает сказку на ночь.