Жизнь и необычайные приключения Аллиотейи Нооби

— Мое платье! Слезьте! — в ужасе пискнула леди Нооби.

— Это не последнее твое платье, о восточная чаровница, — утешил герцог, и его рука цепко обвила стан девушки.

Аллиотейя не знала, к чему более привыкла длань властелина Дюоссы: к рукояти меча, кубку джина или лапанью дворцовых служанок, но ощущение оказалось пренеприятнейшим. Абсолютно не умеет обнимать.

— Ваша Светлость, опомнитесь! — воззвала Ал. — У вас жена. Молодая!

— Молодая, — согласился хозяин Дюоссы. — Ну, жена опять же вроде платья — не последняя. А так да — я воистину потерял разум. Это твоя вина. Ах, юная столичная богиня, милая кокетка...

Разум герцог возможно, и потерял, но руки его действовали целеустремленно. Но разбираться с модными дамскими корсажами опыт, нажитый с общительными служанками, ему не особо помогал...

— Ваша Светлость! — Ал отпихивала нетерпеливые ладони и упиралась в грудь герцога. (Кстати, роскошный "джек" опять же был застегнут под горло — ну смехотворно же так носить куртки, как они не понимают?!)

— Прелестнейшее создание! — пропыхтел настойчивый хозяин и предпринял наступление чуть ниже.

— Ой! — гостья пыталась удержать подол на приличествующем ему месте и одновременно пыталась осознать — о смене жены герцог упомянул просто к слову или это намек? А если он действительно... Впрочем, головокружительные версии мигом вылетели из головы Ал — уж такой наглости она никому не собиралась спускать. — Руку прочь!

— Ай! — герцог отдернул руку.

Погружение девичьих ногтей в наиблагороднейшую плоть Дюоссы оказалось чувствительным, но недостаточно действенным. Герцог оказался из тех мужчин, коих опьяняют боль и сопротивление. Аллиотейя оказалась придавленной к спинке кресла (да диван это, будь он проклят, диван!). Громоздкий мужчина наваливался, подлокотники лишали маневра...

— Ваша Светлость! — с угрозой зарычала Ал, отбиваясь локтями.

— Перестань, — прохрипел властитель. — Ты ведь на редкость горячая красотка. Игрунья! Уж мне ли не рассказывали? Предпочитаешь любовников помоложе? О, напрасно...

У Аллиотейи перехватило дыхание. Вот так, значит?! Оскорбительный намек, да что там намек... Теперь Ал удостоверилась, что чрезвычайно, чрезвычайно! заблуждалась. И по части герцога, и в отношении его болтливого вруна-бастарда. Скоты, раздери их якорем.

— Мы никому не скажем, — с вожделением прошептал герцог — с преодолением юбочных препятствий у него получалось куда удачнее.

Ал все еще упиралась ему в грудь, но осознавала что нужны иные меры. Рукоять ножа, спрятанного в рукаве, с намеком давила в запястье. "Никому не скажем", значит? Разумно. А вот некому будет болтать! Как надлежит резать столь высокопоставленных лордов? Горло, видимо, слишком простонародно...

Наиболее логичной целью казался иной орган, но леди Нооби была воспитана в строгих старинных традициях и никогда бы не позволила себе столь вульгарного удара. В сердце! Где у него сердце?

С местоположением сердца обстояло не совсем ясно, но сначала в любом случае следовало выхватить нож. Ал заерзала, готовясь к контратаке.

— Да! — в восторге выдохнул владетель Дюоссы, превратно истолковав движения жертвы.

— Погодите же! — девушка вновь вцепилась в его куртку.

Нож был вытащен, но развернуть оружие для удара в данных обстоятельствах оказалось непростой задачей...

Тяжесть мужского тела, наглые руки, все эти ерзанья и ощущение знакомой рукояти в пальцах заставляли сердце колотиться все неистовее. Ал обдало жаром. Сейчас...

Где-то внизу, под полом, гулко ухнуло, звонко зазвенело стекло, потом донесся лязг сыплющегося железа и дерева.

— Моя коллекция! — в ужасе вскричал герцог, стремительно вскакивая с гостьи.

Это было даже как-то обидно. Ал осталась лежать в весьма непристойном (но уж определенно соблазнительном) виде, а хозяин дворца поддернул штаны, слепо глянул на острую сталь в руке девушки и бросился прочь. Хлопнула дверь, откуда-то с лестницы донесся страдальческий вопль потрясенного герцога...

Леди Нооби опомнилась. Подскочив с диванного кресла, Ал кинулась к другой двери. Отперта!

За дверью оказалась нечто вроде библиотеки. Девушка устремилась дальше. Щеки пылали, сердце колотилось под горлом, дрожащие руки никак не могли вернуть нож обратно в рукав. Аллиотейя скатилась по лестнице. Где дверь?!

Не свершилось. Ужас и разочарование били в голову, путали мысли. Ал была уверена, что убийство похотливого герцога юной и беззащитной, невыносимо оскорбленной девицей вошло бы в десятки саг, сотни поэм и песен, и прославило бы имя леди Нооби в веках. Но если не сложилось, так может, и якорь ему в...

Кому якорь: герцогу или изменчивому колесу судьбы, додумывать было некогда. Ал проскочила мимо изумленной служанки (ну и как он может тискать такую уродину? Как?!) и ударилась в дверь. Вот он — выход из этого гнезда коварства и разврата....

...Пахнуло конюшнями и навозом. Ал оказалась на низких ступенях крыльца. Вокруг простирался дворцовый двор, со всех сторон на девушку с превеликим интересом смотрели куры, цыплята, гуси, индюки и лошади. Трое стражников тоже смотрели...

— Вы что стоите? У Его Светлости пол под кабинетом рухнул! Все засыпало! — Ал обвиняюще указала — почему-то кулаком — вглубь дома, откуда действительно доносился порядочный шум и крики...

Собственный голос показался леди Нооби отвратительным верещанием — с испугу иначе и не получится — но оказался действенным. Озабоченные стражи рысцой двинулись в дом...

— А без вас, значит, обойдутся? — поинтересовалась Ал у конюха.

Тот почесал лысину и пошел к двери.

Подобрав юбки, Аллиотейя преодолела цепь отвратительных луж, предупреждающе глянула на злобного индюка — тот осознал, что связываться с разъяренной гостьей не стоит. Ал навалилась на запорный брус ворот и выбралась в проулок. Кстати, у Его Светлости могли бы замостить подъезды и поосновательнее.

Вдоль стены кралась знакомая фигура, держащая под мышкой ком хозяйского плаща.

Плащ — это правильно. Не в том положении леди Нооби, чтобы плащами бросаться.

— Поживей! Нужно убираться. И будь любезна объяснить, что вы там натворили, — сурово сказала Ал.

Блошша оглянулась и развела руками:

— Ы-ых! Мыых-х!

— Что значит "не поняла как"?! Это была его любимая коллекция мечей и кинжалов. Теперь герцог прикажет нас не просто поубивать, а с особой жестокостью. Тебя, к примеру, четвертуют, а меня... — Ал запнулась, осознав, что не только часто и чрезвычайно заблуждалась, но и проявила глупейшую легкомысленность, не ознакомившись с дюосским табелем о казнях. Теперь вообще неизвестно к чему готовиться...

— Ы! — взмолилась рабыня, озираясь.

Да, следовало убираться, продолжать торчать у стены было верхом тупости. Но где же этот пронырливый грызун-спаситель?!

— Сю! — негромко напомнили сверху.

Девушки задрали голову: шуршулла неспешно брела по каменному гребню, вид Шилка сохраняла небрежно-самодовольный, даже походка стала этакой ветеранской, задумчивой, многоопытной.

— Поживее, а то как снимут стрелой! — зашипела Аллиотейя.

Шуршулла, демонстрируя непомерное изнеможение, заработанное в неравной боевой схватке с ножками витринного арсенала, соскользнула в руки хозяек. Ее кинулись подхватывать, неловко столкнулись ладонями — пушистый комок просвистел мимо и увесисто шмякнулся в грязь.

— Ой!-Ых! — в один голос ахнули девушки.

— Сю?! — не поверила в людскую неблагодарность распростертая в вязкой черной жиже Шилка.

Оскорбленного в лучших чувствах зверька поспешно вырвали из лужи и на ходу обтирая, кинулись прочь. Сейчас тропкой вдоль пропасти, потом к дороге...

— Ых?! — Блошша встревожено встряхнула перемазанную тушку не подающего признаков жизни грызуна.

— Жива, — заверила леди Нооби, присматриваясь к замурзанной морде — в обляпанных усах, страдальчески закатившихся глазах шуршуллы запечатлелась глубочайшая обида. — Прости, сегодня у всех был сложный день. Да, это я виновата. Неловкая, к тому же глуповатая дурацкая дура. Вот: у меня даже руку от волнения свело!

Сопровождающие лица-морды с интересом уставились на левый грязный и судорожно сжатый кулак леди. Ал и сама заподозрила, что левую руку скрутило как-то странно. Благородные люди чувствительны, но не настолько же?

Пальцы с трудом удалось разжать. На ладони, среди капель черной уличной грязи, еще хранящей душок навоза, блестел великолепный жемчуг — его льдистые белоснежные переливы словно озаряли испачканную ладонь.

— Ы-ууу! — восхитилась Блошша.

— Это не нарочно! — запротестовала леди Нооби. — Я боролась, а он это..., в общем, жемчужины случайно сорвались.

Рабыня охотно закивала: ну да, сорвались, причем сразу две жемчужины и самые крупные. Совершенно случайно. Кстати, и серебряная оправа у них ничего себе.

Шуршулла заинтересованно зашевелила изгаженными усами, справедливо полагая, что трофеи требуют справедливого дележа. Например, на ошейник очень даже...

— Я обязана это вернуть, — не слишком уверенно заявила Аллиотейя.

Теперь на нее смотрели с ещё большим уважением — так врать не каждый способен.

— Идемте, потом я над этим подумаю! — скомандовала Ал, давая служанке свой носовой платок.

Преступницы ускорили шаг, Шилка ничего не ускорила, но оттиралась ее морда все равно плохо. Не грязь, а просто деготь какой-то, якорем его пригрохнуть...

Стоило выбраться на улицу, как навстречу вылетела коляска:

— Леди Нооби, да ты вовсе спятила! — на редкость недвусмысленно заявила свесившаяся из экипажа Тиффани.

— Действительно, — подтвердила Гел, успокаивая разгоряченных лошадей. — В нынешней ситуации? В логово к герцогу? Практически одна?

Шилка раздраженно чихнула. Ее принялись вытирать двумя свежими носовыми платками, что не сильно помогло.

— Так вы в суде были или где? — засомневалась Тифф, оценивая количество грязи на беглянках.

— Были. И в суде, и у герцога, — признала Ал. — Но задерживаться я сочла неуместным.

Загрохотали копыта и в узком проезде стало тесно: прибыл Волпи-Средний с шестью вооруженными всадниками — все в дорожном, перепачканные, чуть почище шуршуллы, видимо прямо с рудника. Злые.

— Вы здесь все подряд спятили? — кратко осведомился Олив.

— Да, — кротко признала прекрасная хранительница сундуков.

* * *

Много позже, возясь в саду и размышляя над собственным визитом к, хм, судейским чинам, Ал гадала над поведением Волпи-Среднего. Нет, тогда на улице, успокаивая взмыленного коня, он не выглядел абсолютно равнодушным. Несколько отрывистых вопросов, подбородок, ставший вдруг жестким, как торец кузнечного молота. Но ни слова упрека. Неужели он такой сдержанный?! Леди Аллиотейя Нооби отдавала себе отчет, что оказавшись в подобной ситуации на его месте, (трудно такое представить, но если чисто теоретически) непременно бы высказалась. И много чего сказала. Даже, наверное, повысила бы голос. Да что там скрывать, орала бы так, что упомянутого количества якорей хватило бы на весь бы порт-норестский флот. А он? Даже как-то обидно. Впрочем, кто она такая, чтобы всерьез за нее переживать?

Ал взяла срезанные ветви, колючие как герцогские уши, и перенесла ближе к забору. Вечером сожжем, в сумерках огонь красивее.

— Аля, а эту срезать?

Близнецы стояли на табуретке, совместно удерживая тяжелые ножницы, Биа, как главная нажимная сила, уже ухватилась за рукояти и прищурила меткий глаз.

— Да, совсем сухая ветвь. Только режьте ближе к стволу. И пальцы осторожнее!

— Мы помним, — сосредоточенно пробормотала девочка, перемещая точку прицеливания. — Навались!

Под тройным усилием ножницы устрашающе клацнули, ветка жалобно скрипнула...

Вот так и скрипит нить судьбы. Некоторые на тебя молчат, кто-то клацает, а кто-то и спрашивает совета.

Дети передвинули табурет, принялись выбирать новую цель. Иветт подпрыгивала, тыкала пальчиком в самую сухую ветвь. Но спорят вполголоса. Заговорщики! Знают, что кое-кто сочтет ножницы совершенно неподходящим для детей инструментом, потому обрезка деревьев и превратилась в увлекательное, почти тайное занятие.

Ножницы Ал проверяла весьма тщательно: порезаться ими или ткнуть себе в глаз затруднительно. По лбу стукнуть, это да. Но это будет заслуженно. В остальном за детьми глаз да глаз, могут, конечно, и учудить. Так для присмотра и существует в саду леди Нооби. Гм, "Аля"... Непочтительно, но уж ладно. Кто тут услышит?

Но как же так вышло с мерзавцем герцогом? Собственно, если вдуматься, сама и виновата. Старикан удивление за кокетство принял, по наглым глазкам было видно. Дурища, якорь тебе самой... Вот Тиффани уже дома на пальцах объяснила глупейшие ошибки компаньонки. Очевидно же — не надо было ехать.

Но почему он сам все не сказал? Пусть без крика, но... Пренебрегает? Игнорирует?

— Ладно, давайте я вот ту верхнюю ветвь срежу и пойдем. Ветер-то с реки, замерзнем. Лучше вечером выйдем костер жечь.

Садовые пираты, вдохновленные предстоящим поджогом, живо подтащили табурет. Ал поправила перчатки, взяла ножницы и поднялась к ветке. Вот случай, когда неприличный рост очень полезен...

В саду работать вообще полезно. Мысли разные умные приходят, да и деревья уходу рады. И дети... И, наверное еще кто-то, поскольку, то ножницы оказываются смазанными, то вот перчатки рабочие появились сами собой...

Но он все-таки игнорирует. Это бесчестно — даже слова в упрек ни сказать. Черствый, отвратительный мужлан!

Настроение испортилось, зато толстая ветка под сердитыми ножницами отлетела вмиг.

Глава шестая

Рухнувшая плотина

Дрейфовали по медлительной воде желтые листочки — каждый словно крошечный "Повелитель", а все вместе осенняя обреченная эскадра.

Ал следила за тем, как головной печальный кораблик сворачивает к камню-острову. Сейчас скитальцы высадятся, возьмутся разбивать лагерь...

...— Около сотни стволов в день. Отборных стволов, прошу заметить. Откровенно говоря, нам на рудники столько не нужно. Да и качеством мы могли бы пожертвовать. Крепь обязана быть надежной, а красота и стройность в этом деле избыточны... — бубнил Волпи-Средний.

Ну еще бы. Кому в Дюоссе есть дело до красоты и изящества?

Аллиотейя продолжала следить за приключениями желтого суденышка и вяло прислушивалась к скучнейшему разговору.

...— Но позвольте, Олив, это же истинное сокровище! — восторгалась конторщица. — Я не разбираюсь в древесине, но такие бревна вижу впервые. Для кораблестроения и ответственных городских конструкций...

— Вы правы. Но затраты на транспортировку убивают всю прибыль. Даже до Флэза, не говоря уже о Порт-Норесте, выходит слишком дорого. Раньше древесину регулярно брали островитяне Реска — давешняя традиция, выгодная, хотя и не лишенная определенного риска. Но нынче покупателей на архипелаге нет. Неизвестно, остались ли там вообще живые люди...

— Да-да, я слышала о тамошних трагических обстоятельствах, — не замедлила проявить осведомленность всезнайка-компаньонша. — Беды преследуют несчастные острова...