Жизнь и необычайные приключения Аллиотейи Нооби

— Я не об этом. Просто тебя дом "уведет". Или "отведет".

— Мы сейчас о чем говорим? — обеспокоилась Ал.

— О сторожах. Не думаешь же ты, что дом Волпи стоит без надлежащей охраны? К счастью, хозяева не так наивны. Здесь есть магическая стража. В смысле, магическая, но не совсем. Колдовские хитрости фенке. О тонкостях не спрашивай — я их не знаю.

— Да я и спрашивать не буду! Что за бредни?! Я сто раз за день выхожу с детьми. То в сад, то к обрывам, то к шуршуллиному бревну.

— Но в темноте ты не выходишь, — напомнила конторщица.

— Причем тут темнота... — Ал прикусила язык.

— Угу, все непросто. О детях и иных домочадцах Олив позаботился. Днем, да еще для своих, дом неизменно гостеприимен. Ночь — иное дело. Выйти еще можно, вот войти незваным... В общем, вам тут нечего опасаться. — Тиффани повернулась к зеркалу и вновь принялась поправлять локоны.

— Гм, а ты? — не очень умно поинтересовалась Аллиотейя.

— Гел меня проинструктировала и устроила нечто вроде пропуска. Не знаю как амулет работает, но ведь я порой довольно поздно возвращаюсь. Послушай, что мы болтаем языками? Иди, готовься — такие важные свидания не каждый день случаются. Если думаешь смыться с красавчиком-отравителем — дело твое, но перчатки тогда оставь. Я в столь глупейшем дельце и носовым платком не поучаствую.

Ал уже открыла рот чтобы напрямую связать непристойное предположение компаньонки с якорем и переходом на иные галсы, но вспомнила что вокруг приличные люди, пусть и вредные, но зла не желающие. Пришлось ограничиться лаконичным:

— Побег не входит в мои планы.

...Первые сумерки в этот вечер как назло, задерживались. Ал порядком извелась, отругала рабыню за пропавшие нитки, потребовала от шуршуллы грызть кедровый корень потише, и вообще вела себя невыносимо. Это все волнение. Из столовой доносились громкие голоса мужчин, смех Тифф: там собирались ехать в литейные мастерские и было весело. Впрочем, когда в городской дом наведывался Волпи-Медведь, здесь неизменно становилось громко и празднично. Вот так шутят, смеются, а ты сиди одиноко, с колотящимся сердцем, жди тех запропавших сумерек...

Хуже всего было то, что Ал не очень понимала что, собственно, входит в ее планы на свидании.

За окном стало темнеть, в каминном зале поутихло — доносились лишь голоса детей, взявшихся сочинять свою собственную, "домовую" сагу. Мужчины куда-то делись. Еще не хватало наткнуться на них где-нибудь во дворе.

Пора...

— Как своих доверенных сопровождающих лиц, я вас настоятельно попрошу сидеть и не высовываться, — шепотом обратилась Ал к приближенным.

Лица-морды сообразили, что происходит нечто тайное и неимоверно важное, и безмолвно закивали.

Аллиотейя Нооби накинула плащ, поправила складки опушённого темным мехом капюшона. Лица-морды занервничали, Шилка встала на коленях служанки, беззвучно замахала передними лапками.

— Я буду осторожна, и вообще это ненадолго, — заверила Ал. — Если порой была с вами сурова, прошу простить. Иногда я делаю глупости.

Возражать никто не стал.

Ал выскользнула в коридор и беззвучно прокралась к задней двери. Дом, казалось, вымер.

У двери пританцовывала конторщица.

— Слушай, Ал, ты неизмеримо благородная и возвышенная особа, но нужно совесть иметь. Первые сумерки уже давно стали не первыми. А тут еще и сквозит. К чему растягивать сомнительные удовольствия?

— Ничего я не растягиваю, — прошептала Аллиотейя. — Просто к чему нам топтаться в скалах в ожидании этого человека? Я не желаю унижаться!

— Да? Надеюсь, он там уже насмерть замерз, — конторщица взялась за массивный засов. — Закрой-ка глаза...

Ал зажмурилась, ее взяли за локоть и подтолкнули вперед. На миг по щекам словно мазнуло липкой и теплой паутиной...

— Все, открывай глаза. А то я и сама мало что вижу, — озабоченно прошептала Тиффани.

Девушки свернули за дом. У обрыва густая осенняя тьма оказалась прозрачнее. Внизу серебрился стылым живым зеркалом широкий плес Кедры, ветер вольно гулял вдоль берега, унося в провалы обрывов листву засыпающих деревьев. В тенях луны и черноты склонов парящие листочки тускло сияли, словно чешуйки старинной потемневшей бронзы.

— Ой, сдует! — испугалась легковесная конторщица.

Ал взяла ее за руку и даже сквозь две перчатки почувствовала, как холодны пальцы приказчицы.

— Прости, надеюсь, это ненадолго. Оставайся здесь, под уступом, тут не так дует. А может, он и вообще ушел? — с внезапной надеждой прошептала леди Нооби.

Может и правда, ушел. Аллиотейя так и не поняла, что, собственно, надлежит сказать в лицо Себастио. В сагах подобные ситуации вроде бы случались, но детально опереться не на что: там или дарили поцелуй страсти, или бросали слова вечного проклятья. И то и иное казалось сейчас не совсем уместным. Никаких признаков страсти, даже жиденькой, леди Нооби в себе не отмечала, следовательно, поцелуй пока исключался. Проклятье? Каждый поэт, даже начинающий, знает, что достойное серьезного случая, нетривиальное проклятье сочинить весьма непросто. Достоин ли Себастио Лино, неудачник-отравитель, полноценных проклятий? Неизвестно.

"Определимся уже по месту якорной стоянки" — по-морскому решила опытная путешественница и принялась подниматься по едва заметной тропинке.

На прогалине у южного утеса дуло зверски. Ал сразу приметила согбенную, старающуюся спрятаться от пронизывающих порывов фигуру. Ветер рвал темный длинный плащ, обвивал широкие полы вокруг длинных и стройных капитанских ног. Все как в мечтах. Но настроение вовсе не то.

Лорд Лино кинулся навстречу:

— Ты пришла! Наконец-то! Я уже отчаялся...

Ветер-насмешник уносил частицы слов, но понять смысл восторгов вполне удавалось. Лицо Себастио сияло. И эти слезы — от ветра ли, от глубокого ли чувства, капитану шли... Как же неправдоподобно красив...

Лорд Лино упал на колено, порывисто схватил руку девушки и припал губами к запястью, затянутому в черную кожу.

— Наконец-то! О, сколько дней, сколько ночей и вечеров я ждал этого мига! Ты пришла!

Ал подумала, что ветер вполне уместно раздувает по камню ее собственный плащ, эффектно рвет подол платья, и вишневая парча — пусть и потерявшая во тьме существенную часть своего дивно-насыщенного цвета — но все равно почти королевская — сурово горит в дрожащем лунном свете. Что ж, нижняя часть леди Нооби в полном порядке, верхняя слегка тормозит. Пора окончательно отдать швартовы...

...— Я ждал, ждал и думал... — лепетал капитан, и злой веселый ветер разбивал эту дребезжащую ложь о близкую скалу.

— Так откуда герцог узнал о нас с вами? — спросила Ал у ветра, вырывая ладонь от лобзающих уст.

— О, я объясню! Я все объясню, дорогая! Я был вынужден открыть правду, пригрозить отцу. Когда я узнал о стоящих за твоей спиной высоких покровителях в Порт-Норесте, я прозрел и немедленно потребовал у отца оставить тебя в покое. Если бы ты, моя любовь, была с самого начала до конца откровенна со мной...

В этом месте Ал не совсем поняла, о чем речь, но красавец так откровенно врал, что было даже обидно. Вот как можно было ему хоть на мгновение доверять?!

— Что ж, теперь я буду предельно откровенна, — морщась, пообещала леди Нооби.

— Да! Да, дорогая! Мы поклялись доверять друг другу. Уверяю, в Порт-Норесте не будут разочарованы...

Капитанское бесконечное "ты", "тебя", "дорогая" невыносимо резало слух. Говорил ли он так раньше? Демоны его знают. И вообще какой-то сущий бред несет. Шпионкой считает, что ли? Может, пьян? Прихватил с собой фляжку для согреву и пожалуйста.

Ал осознала, что вообще не желает разбираться, пьян ли он, сошел с ума или просто глуп. Ведь даже и не пытается отрицать, что все разболтал своему незаконному папаше.

...— Молю, прости меня! О, Аллиотейя, если бы твое благородное сердце только ведало... Умоляю, свидетельствуй на суде в мою пользу. Стоит тебе сказать слово... Одно единственное слово!... Я отслужу лордам Порт-Нореста, мы уедем из проклятой Дюоссы. Отец обещал дать корабль и денег. Я сделаю тебя счастливейшей из женщин... — Себастио ухватил левую длань возлюбленной и вновь принялся покрывать поцелуями. Поцелуями стопроцентно и патентовано страстными — любая конторщица проверит на счетах и подтвердит.

— Полагаю, в данное мгновение вам уместнее приклонить оба колена, — молвила девушка, напрягаясь.

Вот с этим благородный капитан не замедлил, ловко подстелив полу плаща, рухнул на оба колена и продолжил чмокать руку возлюбленной.

Страсть... Она ведь разной случается. Иной человек страстно хочет спастись и вымолвить прощение, заполучить деньги и спокойную жизнь, другой, ослепнув от любви и желания, пылает всем своим большим и больным сердцем. Страсть скрепляют пролитой кровью, а в иной раз замок страсти выстраивается на зыбком, зыбучем песке. Всякое бывает. Но не бывает страсти, воздвигнутой на брезгливости. Хотя и такое не исключено. Иной раз просто ужаснешься — неужели вот ЭТО я и любила?! Стукнуть хорошенько, размазать, отскрести с пола и навсегда забыть.

Аллиотейя Нооби и стукнула. Надо полагать, это был не импульсивный порыв, а вполне подготовленный и осмысленный поступок, ибо целила Ал определенно в нос. Там, говорят, больнее. Увы, как часто наши желания расходятся с нашими возможностями!

По носу Ал не попала, крепко сжатый кулак угодил куда-то в глаз. Коленопреклоненный лорд Лино с удивительной для столь крепкого мужчины готовностью рухнул на спину и замер недвижимым. Аллиотейя повернулась и пошла прочь.

Ветер воюще хохотал и обвивал бархатом плаща ноги девушки, пьяно качалось под обрывами необъятное блюдо посеребренной Кедры, брызгами летели в небе звезды. Ал держала спину прямо, не позволяя ветру и смеющейся осени угадать в себе страх. Все чудилось, как хватают сзади за плечи, потом прихватывают за горло...

У тропинки Аллиотейя Нооби не выдержала и оглянулась — былой возлюбленный оказался жив, елозил запутавшимися в плаще ногами, пытался сесть. Выглядело это позорно, но утешительно. Ал хмыкнула и легко сбежала по тропинке вниз...

Под скалой ее перехватили за плащ:

— Чертовски ветреная ночь, — сообщила, шмыгая носом, конторщица. — Но я не жалею, дело того стоило. Это было красиво!

— Да? — засомневалась Ал. — Вышло как-то грубо. Примитивно. Все-таки, благородный человек. Нет, в глаз как-то недостойно, нужно было по носу.

— Твой род заведомо древнее и благороднее, имеешь полное право врезать куда угодно, — заверила Тиффани. — Пошли скорее греться! Ух, с одного удара. Нет, я не ожидала. Вот славно-то!

Девушки рысцой вернулись к развалинам ограды, через сад перебрались во двор. Восторг компаньонки слегка успокоил Аллиотейю, но все равно было слегка не по себе — ранее леди Нооби не приходилось решать душевные проблемы столь лобовым способом. Ну и ладно. Не всем же быть ловкими, пронырливыми и дипломатичными, как Тифф.

Размышляя над своим странным жизненным путем, Ал послушно закрыла глаза, шагнула за дверь и оказалась в тепле дома. Подруга расстегнула на ней плащ:

— Нам нужно срочно выпить окадэ-ли! Удивительно нелепо будет простудиться после столь правильного свидания!

— Гм, а перчатка лопнула, — растерянно отметила леди Нооби, разглядывая свою правую руку.

— Ничего, можешь выкинуть! Для такого хорошего дела не жалко.

— Не буду я выбрасывать, тут зашить легко, — решила Ал.

— Тоже верно! Будешь надевать в нужные мгновенья, вспоминать меня, и наше с шуршуллкой воспитание! — Тиффани потащила подругу к столовой, откуда доносились вкусные запахи — ужин уже сервировали, а пока многоголосая гостиная для аппетита дружно распивала окадэ-ли...

Ал оказалась сидящей между Биатрис и Волпи-Медведем, вокруг шумели, невоспитанно громко дули в горячущие кружки и вообще было очень по-домашнему. Старшая наследница Волпи пододвинула гостье миску с сырными шариками, ее дед всучил здоровенную кружку...

— Поосторожнее, юная леди, славный кипяточек. Денек сегодня выдался и вовсе осенний...

Бородатая физиономия Волпи-Медведя была красной, словно он сам только что с ветра в дом ввалился...

— Да, погода... — неопределенно пробормотала Ал, чувствуя как в ней нарастают нехорошие подозрения.

— Именно! Осень! Только приехали и снова ехать. Но! — старик многозначительно поднял грубый, как узловатый толстый сучок, палец. — Ночная плавка — редкостное зрелище. Такого в Порт-Норесте не увидишь, да. Укрощенные демоны металла! Истинное волшебство, не та дешевая городская магия.

— Страшновато, но интересно, — согласилась Ал. — Надеюсь, Тиффани мне расскажет.

— Зачем же нужны пересказы? — пожал плечами, сидящий напротив Олив. — Не хотите ли сами поехать и взглянуть?

— Не уверена, что я там не помешаю, — дипломатично ответила леди Нооби, которой вдруг очень захотелось поехать.

— Помешаешь?! Ого, вот это отговорка! — загрохотал Волпи-Медведь. — Решено! Ужинаем и едем. Если конечно, ты, девочка, не занята чем-то более романтичным и воинственным.

— Нет, я абсолютно свободна, — заверила Ал, которой вновь почудились определенные намеки. Впрочем, у Волпи-Старшего никогда не разберешь, где заканчиваются шуточки и начинается серьезный разговор.

________________

________________

[1] Полностью звучит как кариока-дэ-лимау — знаменитый дюосский чай. По сути это свежезаваренные лимонные корочки, сдобренные секретным набором местных трав, собираемых на необитаемых речных островах, где редко ступает нога человека, пьющего что либо, кроме настойки свежей желчи черношерстного правобережного медведя, замешанной на джине двойной перегонки с островов Ржаавь, где как известно, для трехгодичной выдержки знаменитого напитка используют списанную с рудников бочкатару из-под медного купороса — собственно, именно из-за действия купороса на 80-градусном спирту и остается неизвестным набор знаменитых трав — на утро сборщикам и собственное имя не помнится.

[2] Фенке — персонажи немецкого фольклора. Изображаются как косматые и кровожадные лесные великаны. Якобы летом щеголяют голяком, зимой заворачиваются в шкуры или древесную кору. Питаются молоком ланей и косуль, умеют обращать древесную листву в золото, замечательно лазают по скалам. Все это, естественно, смешные враки (кроме скалолазания). На самом деле все значительно хуже и страшнее.

[3] Альмандиновое — тёмно-вишнёвого цвета, оттенка альмандина — одной из разновидности граната.

Глава восьмая

Волшебная плавка

О, это оказалось запоминающейся поездкой. Сначала всадники и коляски неслись по дороге меж скал, казалось, рискуя врезаться в камень на каждом повороте. Потом скалы кончились, открылся пологий берег и кавалькада понеслась еще быстрее. У Ал замирало сердце, во второй коляске пищала робкая конторщица, всадники и возницы ободряли пассажирок зычным гиканьем, смехом и надбавляли хода. Дорога была им отлично знакома, факелы в руках наездников освещали путь, отдохнувшие кони желали мчаться как ветер. Они и мчались как осенний вихрь: по холмам, потом вдоль самой воды... Взлетали высокие веера брызг из-под колес и копыт, сыпались искры факелов, вот промелькнул короткий брод... Коляску вынесло на тернистое взлобье и Ал увидела Высокий Холм...