Термит

"Что ж, по крайней мере он не много расскажет федам, когда те поволокут его на допрос".

Охотники быстро выгрузились и все той же плотной стаей рванулись по темной улице вдоль воды. Термит бежал вместе со всеми, со страхом думая о том моменте, когда они повыскакивают наверх, в ярко освещенный квартал, по которому бродит Котов. Но бандиты и не думали так подставляться. Они добрались до старого лодочного ангара и вошли в предусмотрительно открытую дверь. Пробрались между катерами, моторками и катамаранами до черного выхода — и дворами прочь от набережной.

Термит очень скоро потерял чувство направления. По правде говоря, он и понятия не имел, что в этом районе так много тихих темных дворов, перетянутых бельевыми веревками, заставленных сломанными автомобилями.

Их бегство закончилось на небольшой красивой улице, где парикмахерская соседствовала с кафе, а бутик модной одежды — с компьютерным магазином. Здесь их ждала толпа бандитов, которые уплыли из парка раньше.

— Где Ник, черт бы его побрал? — без излишних приветствий налетел на них один из ожидавших, с бритой головой и татуировкой-солнцем на шее.

— Остался в парке.

— Какого хрена?

— Да че ты кипятишься, Змей? Вот он, — кивок в сторону Термита, — сказал, что нас кто-то засек, поэтому смываться надо.

— И кто же? Феды?

Он подошел ближе, и по манере двигаться Термит угадал в нем водителя "элегии", сыгравшего столь роковую роль в драке у ворот.

— Нет. Один чел, который просто гулял в парке.

— Что ж ты сразу не сказал? Мы б его... — последовал выразительный жест — хук воображаемому противнику.

— Поэтому и не сказал.

Змей схватил Термита за куртку на груди. Его горячее дыхание пахло мятной жвачкой. Злобное солнышко на кадыке скалилось.

— Да кто ты такой?

— Я друг Ника, — Термит спокойно высвободился. — Вот он придет, и спросишь у него самого. Одному человеку от облавы сбежать проще, да и в стычке у ворот он не участвовал.

Змей сплюнул на асфальт:

— А может, мы лучше тебя, падлу, на всякий случай...

— Тихо! — шикнул Угол. — Мусора идут, потом подеретесь!

И правда, по центру тихой улицы шли двое патрульных. Увидев сборище, один из них что-то сказал в рацию.

Охотники молча и напряженно ждали, пока полицейские подойдут.

— Что собрались, ребята? — дружелюбно спросил один, положив руку на рукоять "банана".

— Да так, пивасика попили, до хаты идем.

— Ну и идите. Доброго вечера.

— Идем, идем.

К облегчению Термита, почти ожидавшего свары, охотники послушно поплелись дальше по улице. Старший патрульный коротко сообщил диспетчеру, что все в порядке, — и драка началась.

Отстававшие бандиты прыгнули на патрульных, вырывая радио. "Банан" мелькнул в куче руг и ног и откатился. В несколько мгновений все было кончено — патрульных крепко держали, не давая пошевелиться.

— Пятый, вы как? Вы как? — надрывалась рация. — Послать машину?

Змей достал из кармана складной нож, открыл лезвие и прижал его к шее младшего полицейского. Неуловимое движение — и из прорезанной мочки уха побежала кровь. Патрульный всхлипнул, Змей криво улыбнулся и покачал головой. Затем поднес рацию ко рту старшего и нажал кнопку обратной связи.

— Все в норме, — сказал тот. — Идем дальше, отбой.

— Отбой.

Змей щелкнул выключателем и сунул рацию в карман. Когда он повернулся, Термит заметил, что куртка его порвана, а под глазом набухает синяк.

"Что ж, патрульные хотя бы не сдались без боя".

— На кой хрен это все? — спросил Угол. — Чтоб потом нас менты всей командой искали?

— Не бойся, мусора не будут мстить. Не смогут.

— Это как?

— Заодно и груз испытаем.

Змей забрал у одного из бандитов злосчастный кейс.

"Неужели там..."

Еще до того, как охотник при помощи ножа и магнита открыл замок, Термит знал, что увидит. Шприцы, множество шприцов, аккуратно разложенных в гнездах.

"Забвение. Этот фургон вез партию зелья для осужденных".

— Не стоит его использовать. Оно уничтожает человека, это то же самое, что убийство, — он встал между Змеем и полицейскими.

— В том и цимес! Пусть мусора знают!

— Знают что?

— Ты меня затрахал!

Первый удар Термит встретил плечом. Не тратя время на уворачивание, он схватил Змея за руку и крутанул. Шприц упал на асфальт.

Бандит втянул воздух сквозь зубы. Шипя, он выдернул руку и стал осыпать противника мелкими злыми ударами в живот. Термит попробовал закрыться и тут же получил сокрушительный удар в голову. Показалось, что внутри черепа внезапно зажглось солнце и размазало мозги в термоядерный джем. Качаясь, он отступил и прижался к стене, держа руки перед глазами и всеми силами стараясь не упасть. Змей пару раз ударил его ногами по бокам, но это было уже почти не больно.

— Стоп!

Термит продолжал закрываться еще долго, пока кто-то мягко не коснулся его рук. Черно-кровавая пелена перед глазами колыхнулась и открыла лицо Никотина лишь для того, чтобы мгновением позже снова поглотить зрение.

Порывисто вздохнув, Термит сел на асфальт. Головокружение уменьшилось, но теперь он почувствовал, что по лицу течет кровь.

— Вас ни на час оставить нельзя. Что за хрень здесь произошла?

— Этот кент, — Змей по-прежнему говорил, пропуская воздух сквозь сжатые зубы, — этот ублюдок... В общем, он отправил ребят плыть без тебя. А потом, когда я хотел зелье на мусорах проверить, в драку полез.

— То есть ты подумал, что феды потащат брак?

— Нет.

— Так какого хрена ты решил его проверять?

— Я... я подумал...

— Этой гребаной дрянью теперь заменяют газовую камеру! Электрический стул! Расстрел и плаху! Мы ее украли для чего?! Чтобы повеселиться? А?

— Ну не выбрасывать же ее?

— Именно выбрасывать.

Никотин наступил на валявшийся на дороге шприц. Стекло захрустело под его ботинком.

— Ты псих, — сказал Змей.

Под злым взглядом Ника охотники сунули в кейс связку новогодних фейерверков. Пламя поползло по короткому шнуру, и на асфальт посыпались малиновые и синие искры. Кейс подпрыгивал и дымился. Внутри его с треском лопались шприцы.

— Это ж какие бабки на ветер, — пробормотал Змей. — Ты гребаный псих.

— О да... — Никотин схватил его за шею. — А ты! — толкнул назад. — Сука! ­— Лоб бандита с грохотом впечатался в витрину. — Делал бы! — Змей откинул голову, но Ник снова бросил его в стекло. — Как я сказал! — Со звоном осыпались осколки. — Я сказал!

Наконец Змею удалось вывернуться. Он побежал прочь, натыкаясь на стены, падая и вновь поднимаясь.

— Ну и ночка, — сказал Никотин.

Его кисти были красными, будто он надел алые перчатки.

Он повернулся к полицейским и смерил их тяжелым взглядом.

"Сейчас прикажет их кончать".

Термит встал, опираясь рукой о стену дома. Неловко шагнул на асфальт, встав между Ником и захваченными патрульными.

— Отпустите их.

— Они нас видели. К утру каждый мусор будет шляться с нашими фотороботами.

— Как будто у вас очень приметные, уникальные лица. Да они все перепутают. А если вы их грохнете... Вы тут долго стояли, плевали, капали кровью, теряли волосы. ДНК тут достаточно, чтобы сделать фотороботы на половину из вас. А два убитых мента и два немного помятых — большая разница.

К концу речи в Термита пересохло в горле и снова закружилась голова. Но Никотин, выслушав его, кивнул:

— Он прав. Отпустите мусоров.

— Спасибо.

— Ну, твою-то рожу они точно не опознают — так тебя отделали. А тебе еще на свадьбу идти.

— Хорошо, что я не жених.

35. Любовь

В холодильнике нашлось филе мороженного хека. Термит приложил рыбу к разбитому лицу, прошел в комнату и рухнул на спальник. В голове шумело, но события ночи казались далекими и нереальными. Никотин, разбивающий витрину головой Змея, избитые патрульные, темная вода, горящие ворота... Котов!

Термит резко сел, уронив хека, и стал рыться в карманах. На дисплее телефона высвечивались три не принятых звонка.

— Черт!

Он набрал вызов. Ответили почти сразу.

— Да? Андрей, ты?

— Ага, я. Слушай, извини, забыл тебе телефон отдать...

— Ты где? Ты жив?

Термит усмехнулся:

— Ну не из могилы же звоню.

— Я вызвал федов, они мотались по набережной, как бешеные, но никого не нашли.

— Жаль. К моим пришел не Охотник. Так, какой-то гопник. Он наткнулся на меня в ельнике. Мы подрались.

— О черт!

— Я удрал, вышел через северный вход, но поехал домой. Я слышал сирены федов и решил, что все в порядке.

— И ты не подумал мне позвонить?!

— Прости. Он мне засветил прямо в башку и...

— Тебе нужно к врачу!

— Я схожу. Я отдам тебе телефон завтра.

— Да не торопись, у меня этих телефонов штук пять. Но обязательно сходи к врачу!

— Да. Пока.

Термит положил телефон на пол и снова лег. Глаза слипались, сознание "плыло", но все-таки навязчивая мысль не давала спокойно заснуть.

"Кто такой Ник? Я думал — обычная мелкая сошка, толкач. Но сейчас... Он гребаный псих, но он сумел наладить радиостанцию, он заставил этих бандитов выполнять его приказы. Костя Чернов фигура классом повыше, чем я рассчитывал. И плохо то, что он будет влиять на почти сложившийся расклад. Причем, самым непредсказуемым образом. Но что поделать. Будем надеяться, что он — моя счастливая карта".

Он проспал до полудня и, возможно, дремал бы еще до вечера, но навязчивое солнце, заглянувшее в незавешенное окно, разбудило его. Термит сел, отбросил склизкое филе, которое уже успело растаять, и выругал солнечные лучи. После чего направился в ванную.

Собственное лицо напугало его. Оно выглядело как жуткое месиво, стянутое пленкой засохшей крови. Термит включил воду и умылся, шипя от боли почти как Змей. Снова посмотрелся в зеркало. Теперь, по крайней мере, в отражении угадывалось лицо. Опухоли благодаря хеку почти не было, но на лбу красовалась рваная рана, а на скуле расцвел синяк.

Вздохнув, Термит залез под душ, потом пожарил и съел несчастную рыбу, надел смокинг и отправился в косметический салон. Там его синяки замазали гримом.

Вход в кафе "Кубань" был украшен букетами белых и пурпурных роз. Они чуть подвяли на морозе и роняли лепестки на каждого, кто неосмотрительно задевал их плечами. Внутри оркестр играл латиноамериканскую музыку, и певица протяжно пела на испанском, пахло ромом и мятой, а на стенах красовались фотографии девушек и женщин с сигарами в зубах. В узком проходе между столов уже танцевали. Парни в дешевых костюмах и девицы в арендованных платьях смеялись, пили дайкири и пиво и все время норовили перебить тамаду. Молодая жена, похожая на белый розан в своих пышных юбках, льнула к плечу супруга.

Анна появилась, когда уже третий раз вопили "горько". Она остановилась у входа, оглядывая помещение, и чуть вздрогнула, увидев Термита. Он предложил ей руку и отвел за столик.

Шумные возгласы и фамильярные кивки незнакомых людей заставили Анну сжаться. Она ерзала на краешке стула и, закусив губу, пристально смотрела в пол. А Термит откинулся на спинку сиденья и с удовольствием рассматривал ее. На ней было черное глухое платье, такое узкое, что он задумался, а надела ли она под него белье. Гладко зачесанные волосы блестели, как крыло ворона, глаза казались глубокими и туманными из-за макияжа. В первый раз на его памяти она ярко накрасила губы — они были карминно-алые, цвета артериальной крови.

— Выпьем? — он протянул ей прейскурант.

Для торжества кафе специально отпечатало цены на листах плотной мелованной бумаги. Анна потянулась было за прейскурантом, но тут же отдернула руку: на пальце показалась царапина. Неожиданно женщина рассмеялась:

— Порезаться о список выпивки! Только я так могу!

— Хочешь я попрошу пластырь?

— Нет, — она сунула палец в рот, — лучше "Кровавую Мэри". Послушай, что у тебя со лбом?

Он ссутулился, пряча лицо:

— Так, ничего...

Но она взяла его холодными пальцами за подбородок и заставила развернуться к свету.

— Тебя побили?

Он криво усмехнулся:

— Ну, я тоже им неплохо наподдал.

Страх и напряжение Анны таяли. Когда в следующий раз кричали "горько", она с энтузиазмом присоединилась к возгласам, а на замечания парней с соседних столиков отвечала шутками.

"Конечно, умница Охотник сидел бы где-нибудь в лаборатории и вынашивал там коварные планы, а не ввязывался в драки, как последний гопарь".

Анна, так и не дождавшись своего заказа, одним махом осушила его рюмку и вскочила на ноги. Чуть покачиваясь на слишком высоких каблуках, она схватила Термита за рукав и, смеясь, потащила его в проход.

Грянули барабаны, хрипло зашептал саксофон. Певица забормотала речитатив, похожий на заклинание вуду. Ботинки застучали по деревянному полу, заструились юбки, загорелись глаза. Звуки музыки как петли огромной змеи обвились вокруг всех в тесном зале и потянули в неведомое.

Какой-то сморщенный старичок в широкополой шляпе все стучал кулаком по столу и повторял: "Эх, хороша, курва". Парни у выхода смеялись, вроде как невзначай упираясь руками в бока, так, что за полами пиджаков были видны пистолеты. Толстая женщина с копной кудряшек хлопала в ладоши. Тамада усердно напивался.

Сверкали поддельные брильянты. Пенилось синтетическое кружево, обнажая ловкие молодые ножки. Кожа к коже, губы к губам, томный зовущий взгляд — и расставание в полуобороте, объятия новых партнеров.

Музыка сбивала ритм сердца, синяки горели под слоем грима. Закручивая в вихре очередную девицу, Термит отыскивал краем глаза узкое черное платье, знакомую фигуру среди извивающихся танцоров. Было жарко.

Девушка в его руках почти обмякла.

— Выйдем, глотнем воздуха? — крикнул он ей на ухо, заглушая музыку.

Партнерша улыбнулась и кивнула.

Пробившись мимо танцующих пар, они выскользнули в крохотный внутренний дворик. Посреди выложенной брусчаткой площадки располагался небольшой фонтан.

— Боже, я, кажется, натерла ногу!

Девушка села на бортик бассейна и взялась за босоножку.

— Давай помогу.

Термит присел на корточки. Расстегнул ремешок.

— Сегодня звезды видны!

Между его пальцев блеснул автошприц. Игла молниеносно пробила кожу ступни. Девушка вздрогнула, но Термит уже спрятал свое орудие.

— Да, наверное, стоило бы сменить обувь, — пробормотал он.

— К черту!

Засмеявшись, она раскрутила босоножку и забросила ее в угол площадки. Мгновенно расстегнула вторую и босиком вприпрыжку побежала назад в зал.

Термит остался один. Он спрятал лицо в ладонях, не заботясь о том, что бередит раны, о том, что стирает грим.

"Я хуже всех палачей вместе взятых".

Музыка, тепло и близость других людей сделали ее почти пьяной. Анна покачивалась в такт мелодии. Как и все остальные. На короткое время музыка, алкоголь и общее желание их всех объединило. Бандиты и начинающие мазурики, честные работяги и девочки с окраин стали одним целым, одним огромным организмом. Их личности на миг поблекли, и это было прекрасно.

Анна слишком часто угадывала потаенные мотивы и тайные мысли, просто взглянув на человека. Когда-то ей нравилась ее работа, нравилось расшифровывать истинные обличья, но чем дальше, тем больше она любила маски. Ей хотелось не знать их чертовы секреты, но рабочая привычка въелась в сознание, как краска в руки маляра. Она машинально раскладывала всех встречных на кирпичики и смотрела, что же у них припрятано в погребе: алчность, злоба, темные желания, грязные мечты.