2. Тайяна. Раскрыть крылья

— Проводите нас в комнату Синты? — спокойно предложил Рошер. — Там и поговорим.

Голубые глаза блеснули гневом.

— А не слишком ли многого вы хотите, сатро?

— А вы спросите у отца, чего хочет он, — усмехнулась Яна. Но вообще — Рошер правильно придумал. Надо бы осмотреть комнату девушки, а с волчьим нюхом это будет намного проще и быстрее.

Спрашивать Керт не стал, просто поджал губы до полного исчезновения и направился вглубь дома.

Подняться по лестнице, повернуть направо — и вот она, дверь. А за ней — комната Синты. Яна тут же принялась оглядываться.

Да, видно, что это комната молодой девушки. Рюши, оборки, приятный розовый цвет — не тот дико розовый, цвета бешеного поросенка, который обожают некоторые, а скорее увядшей розы, очень элегантный. Но на фоне этого цвета любое лицо покажется свежим. Он удачно сочетается с кремовым, золотистым и белым, по громадной кровати под балдахином разбросаны подушки...

— Ааша, ищи, — тихо шепнула Яна.

Что искать? Она и сама не знала. То, что покажется странным волчьему нюху. Тайник, чужую вещь, что-то... неправильное. Они с Рошером потом тоже посмотрят, но это — потом, потом. А пока...

— Лойрио Керт, ваш отец не сообщил, кто мы такие? — начал Рошер, присаживаясь на кровать.

— И кто же вы такие? — высокомерием в голосе сопляка можно было сковородку вместо масла смазывать — надолго хватит.

— Нам поручили найти убийцу Синты, — Яна смотрела прямо в лицо парня, глаза в глаза. — Кстати, за что вы ее ненавидели?

Керт дернулся, принужденно рассмеялся.

— Я? Ненавидел!?

— Ненавидели. Сильно. За что?

Яна давила взглядом, голосом...

— Так, хватит, поговорили, — Керт попытался выйти, но перешагнуть через Аашу было сложновато. И страшновато — тоже. — Отзовите свою шавку!

Ааша показала зубы. Шавку? А вот я тебя сейчас как... шавкну!

— Не надо, золотце мое, — Яна подошла к волчице, неспешно потрепала ее по шее. — Не кусай его, он невкусный. И вообще, может быть, даже сестру убил.

— Что!?

Вот теперь Керт возмутился искренне.

— А что слышали. Ненавидели? Было. Значит, и убить могли, — припечатала Яна.

— Да если б всех убивать, кого ненавидишь — город бы уполовинился!

Яна фыркнула.

— Так не всех же! Сестру! Которая может действовать на нервы, делить наследство...

— Не рановато ли вы моих предков похоронили?

— Да пусть живут. Но ведь всякое может быть, нет?

Керт вздохнул. Потер переносицу, опустился в кресло. Вот теперь стало видно, что он очень и очень молод.

— Вот чего не было — того не было. Я ее не убивал.

— Но ненавидел? — тихо подсказал Рошер.

И мальчишка сорвался. Оскалился, став похожим на мелкого грызуна, загнанного в угол. Хорек, возможно, или уж, судя по расцветке — горностай?

— Вы бы ее на моем месте тоже не любили! Мелкая эгоистичная наглая гадина! Вот она кто была!

— И почему-то никто не может сказать о ней ничего хорошего, — Яна вздохнула. — Вообще ничего.

— А потому что и нечего — и некому, — Керт сверкал глазами. — Вот представьте себе...

Он говорил, а перед глазами Яны вставали картинки.

Представить?

А что тут сложного, это и среди нархи-ро встречалось...

Не всегда брат и сестра любят друг друга, ой, не всегда. Иногда старший ребенок считает младшего — угрозой. Начинает ревновать, злиться, беситься...

Так и произошло в семье градоправителя.

Синта привыкла быть единственной. И когда ей показали кулек в кружавчиках и сказали: 'ты теперь старшая, а это твой братик, о нем надо заботиться...'. Мягко говоря — девочке это не понравилось. Тем более, что кулек удался болезненным, капризным и мог плакать всю ночь напролёт. Конечно, у него были няньки, служанки и прочая челядь, но ведь и родители уделяли ему внимание! А почему!?

По какому праву!?

Кто он вообще такой!?

Синта привыкла быть первой и единственной, а потому на братца обрушился водопад сестринской ненависти. Может быть, будь родители чуть поумнее... а могло и не получиться.

Сначала ребенка толкали и щипали исподтишка, потом начали подставлять и ябедничать, ну а лет в четырнадцать, обнаружив, что эти методы никакого результата не дают, Синта окончательно пошла вразнос. Может, будь Керт другим...

Из-за частых болезней он вырос достаточно умным. А как тут не вырасти, когда целыми днями лежишь в постели — и никаких там развлечений, кроме книг и учителей не предвидится? Керт учился, читал, размышлял и сопоставлял — и чем дальше, тем больше понимал, что отец его занят карьерой, что мать — истерична и неумна, пусть она любит обоих детей, но толку-то им с той любви? Любить и курица умеет! Что сестра его ненавидит и мечтает уничтожить. А сам он? Чего он сам-то хочет?

А вот это был главный вопрос. Попусту прожигать жизнь Керт не хотел, в наемники — тоже, может быть — пойти по пути отца?

Он даже начал интересоваться делами города, но тут Синта окончательно сорвалась в загулы и загоны. И всем стало не до того...

Когда сестру убили, Керт даже почувствовал облегчение. Больше никто не станет трепать ему нервы. Но...

— она пыталась вас убить?

Рошер спросил так неожиданно, что Яна дернулась. А уж как дернулся Керт.

— Нет! Что вы! Да я не...

Но даже цветам на окне было видно, что он врет. Понял это и сам парень, смирился — и принялся рассказывать.

Было и такое.

Жаркое лето, дети купаются в пруду... когда Керт почувствовал, как кто-то тянет его вниз за ноги, он не смог даже крикнуть. Забился, задергался — и точно утонул бы.

Повезло.

И в том, что неподалеку купались дети слуг, которым лойрио Эрен не запрещал приходить в поместье, и что один из них случайно заплыл дальше, чем нужно, и что заметил Синту, которая за ноги тащила брата под воду...

Мальчишка не растерялся, принялся окликать друзей, Синта испугалась и выпустила брата. С тех пор ребята стали друзьями. Только вот ненадолго.

Милн стал личным слугой Керта — и тот частенько угощал друга то своим обедом, то сладостями — ну, не хотелось есть, вот и... Вот и попалось однажды отравленное желе.

Спасти паренька не успели. Тогда им было по четырнадцать лет. Керт настаивал на расследовании, кричал, обещал объявить голодовку и сдохнуть — не помогло. Он знал кого подозревать, а потому...

— Я тогда пошел к ней. И сказал, что если еще раз, хоть как-то, хоть что-то...

Яна видела это, как наяву. Именно в этой комнате...

— Я знаю, это ты пыталась меня отравить.

Синта, лежащая поверх покрывала, потягивается, кружево домашнего платья приоткрывает великолепную грудь.

— Пошел вон, щенок!

— И уйду. Охота была с такой гадиной разговаривать. Но сначала ты меня выслушаешь! Если со мной что случится — тобой займется Храм.

Синта фыркает. Ее смешит эта мысль.

— И что они мне припишут?

— Был бы 'кто', а 'что' — найдется. Я оставил доверенному человеку письмо, в котором рассказываю обо всем, что ты творишь. Пользуясь им... может, отец тебя и отстоит. А может — и нет? Отдаст куда-нибудь в монастырь, чтобы заперли покрепче.

— Медяк цена твоему письму.

— А вот тогда и посмотришь — медяк или что побольше. Ты же Милна травила не просто так, я знаю, где ты брала яд. И не только.

— Пошел вон.

— И пойду. Но ты меня лучше услышь. Ты уже отцу поперек глотки встала, он за тебя не вступится. Край — попросит, чтобы тебя замуж выдали, а ему внука вручили, — Керт выражается намного более резко, но... Синта сверкает потемневшими от бешенства глазами.

— Если не уйдешь — от тебя отец внуков не дождется.

— От тебя — так точно. А и дождется — не обрадуется. Шлюхины дети — позор рода.

Керт выскальзывает за дверь, стремясь оставить за собой последнее слово, и слышит, как о косяк разбивается что-то тяжелое, пущенное вслед умелой рукой.

— С тех пор она не пыталась?

— Вроде как нет. Или меня Четырехликий отводил — не знаю?

Яна кивает. Все возможно. Может, и отводил, а может, поумнела и присмирела. Или... задумала что-то другое?

— Давно был этот разговор?

— Года четыре как.

— Хм-м...

— Да понимаю я, — сейчас Керта никто бы не назвал даже парнем — сидит тут мальчишка мальчишкой, губы дрожат... — Если она меня ненавидела, то я больше всех и выигрываю от ее смерти! Только неправда это! Ни разу! Я ее не убивал! Незачем! Отец хотел меня в столицу отправить, уезжать со дня на день надо было!

— Синта знала?

— Д-да...

Яна и Рошер переглянулись.

— Кораблем?

— Д-да...

— Раш! — коротко высказался Рошер. Яна смолчала, но подумали они явно об одном и том же. Море, корабль, пираты — все спишется.

Только вот как это увязать с ее убийством?

— Могли они?

Рошер и Яна переглянулись друг с другом.

Могли пираты взять задаток, но решить, что дешевле убить заказчицу, чем выполнять ее капризы?

Могли.

— Найдем — узнаем.

— Р-ры, — вежливо сказала Ааша.

Друзья обернулись на голос. Волчица стояла у стены и принюхивалась. Очень многозначительно.

— Яна?

Тайяна кивнула другу. Да, именно так. Что-то там есть... такое, что беспокоит Аашу. Рошер сориентировался моментально.

— Лойрио, вы побудете свидетелем?

— Э...

— Что мы ничего не подложили, не взяли и н возьмем из найденного?

Керт кивнул.

— Ну да. А что...

Рошер прошел к стене, прощупал ее, нахмурился.

— Яна, не знаю. Что-то тут, наверное, есть, но что?

Тайяна кивнула. Да уж, это не по Рошеру — искать, что и где есть. Не его конек.

— Давай я попробую.

И коснулась чуткими пальцами дерева, ощущая его фактуру, шероховатость, легкое покалывание в кончиках пальцев...

Иди ко мне, хороший мой, покажи свои секреты. Никуда ты от меня не денешься, если я захочу. Я же чувствую, что вот здесь и тут дерево чуть истончается, а вот в этом месте за ним металл, как петля, и определенно, замок... и он поддается чутким пальцам нархи-ро.

— Ага! Есть!

Под руками девушки панель чуть щелкнула — и отошла в сторону. Керт и Рошер одинаково уставились на открывшееся зрелище. Ну... не очень богатое, сразу скажем. Несколько мешочков, а вот что у них за содержимое?

Оно оказалось достойным.

В одном из мешочков было богатое ожерелье, впору иной трайши, в двух других — золотые монеты, по прикидкам Тайяны, их хватило бы на пару лет скромной жизни не слишком расточительному человеку, в самом маленьком, фиолетовом, с вышивкой золотом, обнаружился зеленоватый порошок, похожий чем-то неуловимым на табак.

Яна коснулась его пальцем, понюхала, растерла пару крупинок.

— Халар.

— Халар? — не понял Рошер. А вот в глаза Керта мелькнуло узнавание. Слышал, определенно.

— Им пользуются лекари, чтобы погрузить больного в сон. Чуть больше — не проснешься, чуть меньше — будет больно. Неудобная вещь.

— А зачем тогда она Синте?

— Есть один вариант. Если курить его или просто жевать... ты понял?

— Р-раш! Так это 'зеленая дымка'?!

— Да. И этот — даже с пропиткой.

— Это как?

— Ну, обычный халар, его еще называют лекарским порошком... Рош, неужели не слышал?

— Да у него столько названий... может, и слышал, но не запомнил.

— Ага. Так вот, обычный халар дают не ради удовольствия, а чтобы облегчить боль. А если вот так, курить его, тут вопрос стоит иначе. Его вымачивают в вине определенного сорта несколько дней или недель, потом высушивают, и только потом продают. Говорят, так вкуснее. Грезы ярче. Соответственно, чем дороже вино и дольше вымачивание...

— А здесь?

— Достаточно дорогой вариант. Я бы сказала, что этот порошочек и просто так не достать — и стоит он... ну, я ваших цен не знаю, но дорого. Определенно.

Керт хлопал глазами.

— То есть она...

— ваша сестра баловалась порошком. И что? Вы не знали?

Знал. Точно знал — и не возражал. По принципу — сдохнешь сама, меня совесть мучить не будет.

— А вот это откуда? — Рошер приподнял ожерелье.

— Думаю, надо будет его нарисовать — и сходить, спросить, — предложила Яна, — не таскать же с собой ценную вещь?

Судя по количеству бриллиантов на нем, действительно ценную.

— Можем попросить Аэлену. Она согласится.

Яна кивнула.

— Главное, чтобы лойрио согласился.

— Если он хочет разобраться в этой истории — куда он денется? Ааша?

Волчица раскапывала лапой паркет. Получалось плохо, но друзьям хватило и намека. Под паркетной доской обнаружилось несколько связок писем, перевязанных разными ленточками. Голубой, розовой, зеленой...

— почитаем?

— Конечно! Лойрио?

Керт тоже не отказался, так что письма поделили по честному — каждому по связке, и принялись читать. На втором письме Яна почувствовала, что еще немного — и у нее ушки сгорят, и пепел вниз осыплется.

— Ох, ёж...

— Р-раш...

— Твою ж...

Судя по реакции Рошера и Керта, остальные письма были не лучше.

На тонком листе бумаги, дорогими чернилами лилового цвета, изящным почерком было написано, что Синта будет делать с адресатом. И фантазия у девушки работала так, что ей-ей, письма надо было отдать в бордель, пусть опыт перенимают. О половине способов Яна и не слышала...

Но интересным было не письмо Синты, нет. А вторая записочка, приложенная к нему. Где адресат отвечал — и подписывался.

— Какая умная девушка!

— Да уж, — согласился Рошер. — Писала письмо, делала себе копию, отправляла его, получала ответ и скрепляла попарно.

Яна прищурилась.

— поправь меня, но это похоже не на любовную переписку, а на радость шантажиста, нет?

— Чего тебя поправлять, ты права, — буркнул Керт, спонтанно переходя 'на ты'. — За Синтой бы не залежалось.

— Тогда тут должны быть подписи, или что-то... как можно опознать автора?

— а это нам Керт поможет. Он-то знает, кто как подписывается, нет?

Керт вздохнул,, пошуршал письмами...

— Понимаете, у нас этим мать занимается. Отвечает, принимает...

— я у Эмины спрошу, — осенило Рошера.

— Точно! Она знать обязана, служба такая, — Яна согласно кивнула.

— Эмины? — не понял Ккерт. Рошер махнул на него рукой, мол, не забивай голову.

— письма мы забираем, а наркотик сейчас сдадим твоему отцу. А деньги у сестры откуда? Не знаешь? Драгоценности?

— Первый раз вижу и слышу.

Яна фыркнула.

— Если б я баловалась дымкой или дурью, уж точно бы родителям или брату отчитываться не побежала. Нашла бы способ заработать.

Рошер качнул связкой писем.

— может, и нашла?

— но при ней писем не было.

— вообще — или не нашли?

— думаешь, она кого-то шантажировала, но вместо этого, — Яна подняла ожерелье за кончик застежки, как дохлую крысу, — с ней расплатились кинжалом?

— почему нет?

— Не знаю. Надо посмотреть и подумать. Но если и так — мы его точно не найдем. Если письма этот некто забрал...

— А это еще не факт. Порасспрашиваем, сопоставим...

Керт переводил взгляд с одного на другую, а потом помотал головой.

— вы это — серьезно?

Рошер и Яна переглянулись и кивнули.