-Смею тебя заверить — слухи о том, что он стоял за Первой мировой войной твердой основы под собой не имеют, — рассмеялся Юст. — А вот то, что он переиграл в ту войну как детей и башенных, и многих русских — чистая правда. Я бы рассказал тебе про его фокус с плащами, но тогда меня точно убьют, — одним взглядом он дал понять, что шутит — по крайней мере, наполовину. — Так...осталось два прибора...если не трудно, посмотри — вон на той витрине все закрыто должным образом?
-Хорошо, Юст. Сейчас гляну...
Ткань зашуршала, сползая вниз и обнажая стекло. Эта витрина и правда оказалась открыта — на очередной подушечке покоился комплект тонких черных перчаток превосходной работы. Никакой магии Вайола не почувствовала — даже когда осторожно коснулась одной из них.
-Юст...а это...
-А, перчатки, — не оборачиваясь, бросил он, занятый другой витриной — с нее тоже, как оказалось, был свален замок. — Это моей прапрабабки...кажется. Она была... — он замялся. — Специалистом по безопасности, как сказал бы отец. Проще говоря, воровкой. И очень хорошей. Она сделала таких шесть пар, на всю свою команду...а это единственные, что уцелели.
-Красивые. Ты знаешь, как они работают?
-Конечно, все очень просто. Надеваешь и подаешь импульс. Много им не нужно, силы почти не тянут, — возясь со своим замком, пробормотал Юст. — Делаешь руки мягкими, как бархат, или твердыми, словно булыжник. Лепишь из пальцев присоски, крюки и когти. Ну и отмычки, конечно же...
-Значит, просто подать импульс...
-Ага, — он почти уже справился с замком. — Если уметь пользоваться, то они сливаются с плотью, и можно крутить пальцы в замках и не ломать их при этом, а еще...
Договорить ему было не суждено — за спиной послышалось какое-то шуршание. Обернулся Юст мгновенно. И застыл, изумленно глядя на Вайолу, чьи руки уже по локоть были покрыты угольной чернотой.
-Что ты делаешь? Их нельзя трогать, ты не...не умеешь...
-Я хотела...хотела поглядеть... — голос Вайолы стал испуганным. — Они не снимаются...и, кажется...Юст, они ползут дальше!
-Успокойся, — глухо произнес он, осторожно шагая вперед. — Только ничего не делай больше, слышишь? Сейчас я их сниму...успокойся...
-Я сама справлюсь! Ты сказал, импульс...
-Вайола, нет!
Крик Юста потонул без остатка в другом — наполненном чистейшей болью вопле Вайолы, что прокатился по подземелью, подхваченный, как и все их разговоры до того, равнодушным, безжалостным эхом...
Шаг. Другой. Третий. Еще ступень. Еще. Еще одна. И еще. Почти...
Никаких мыслей в голове давно уже не осталось — все они сплавились в какой-то комок, который пульсировал все сильнее, отдаваясь болью в висках, сердце и даже ушах. Еще шаг. Еще ступень.
Она уже не кричала и даже почти не шевелилась — повисшее на нем тело лишь тихо всхлипывало и дышало через раз. И, конечно, роняло на каменные ступени кровавые капли. Шаг. Еще один. Еще...
Он не помнил, как отомкнул двери, что вели в дом — помнил только, как она снова начала кричать, когда они перевалились через порог. Помнил, как закричал сам — так громко, как только мог — и как кричал еще целую минуту, что показалась ему настоящей вечностью...
Вайолу колотило. Ее руки — кровавая каша и торчащие наружу осколки костей — безвольно висели вдоль тела, которое он пытался хоть как-то уложить на полу. Бормотал что-то совершенно безумное и бесполезное, не зная, как унять эту боль, тараторил, захлебываясь и даже не понимая, что говорит с ней на немецком.
Шаги за углом заставили его вскочить на ноги — помощь все-таки подоспела. Сейчас он...
Из-за угла вышел высокий человек в темно-зеленом костюме, зеркальных очках и цилиндре. Бенедикт Кальдервуд. Его лицо остановилось — замерло, словно остывший воск.
Он пытался что-то сказать, но не успел даже открыть рта — Бенедикт рявкнул сжатую до предела лирику быстрее. Что-то слишком быстрое для человеческого глаза рванулось из его рукава и хлестнуло Юста по лицу с такой силой, что едва не оторвало голову. Обожженный ужасной болью, он отлетел на пол, стукнувшись еще и затылком.
Подняться он не успел — Бенедикт поднял его сам: сгреб за воротник своей скрипучей перчаткой, без особого труда вздернув вверх и только что не оторвав от пола.
-Ты это сделал, — процедил он, усиливая хватку все больше и больше. — Ты это сделал...
Это не было вопросом — чем угодно, но только не им. Воск ожил — лицо Бенедикта, искаженное гневом, скривилось в маску еще более жуткую.
-Ты это сделал, щенок!
Больно было не то, что дышать — даже думать. Он видел свое собственное лицо — задыхающееся от страха и боли — отраженное в очках Бенедикта.
-Смотри.
Больно. Как же больно.
-Смотри на меня!
Вайола словно очнулась ото сна и взвыла вдруг в голос — для мага это стало, похоже, последней каплей. Схватив Юста за запястье свободной рукой и до боли сжав, он прошипел два коротких слова — из рукава выполз побег со стремительно набухающим бутоном. Коснулся его кисти — тонкий, липкий...
Прорвался с оглушительным хлопком, заливая руку Юста бесцветной дрянью — боль была такой, словно ее в одну секунду прожгли до самой кости.
-Я сброшу тебя в ад, маленький выродок!
-Отпустите его, Бенедикт. Немедленно.
Голос отца — такого голоса он у него никогда не помнил.
-Это не было просьбой.
Дышать стало легче — в следующую же секунду он повалился на пол, как куль с мукой. Застонал, баюкая обожженную руку...
-Что здесь происходит? Отвечайте немедленно.
Голос отца — жестокий, холодный и властный. Шаги отца — громкие, отчетливые. Шагов прислуги он не слышал, но, повернувшись в ту сторону, где стоял отец, увидел их высокие силуэты, вокруг которых дрожал воздух.
-Я спрашиваю последний раз — что здесь происходит?
-Он изуродовал мою дочь! — рявкнул Бенедикт, выходя вперед и явно изготовляясь к бою. — Вы видите, что он с ней сделал?
-Юст, — этот голос пробился сквозь боль, страх и шум в ушах. — Юст, ответь мне. Прямо и коротко. Это ты сотворил?
Боль отобрала у него дар речи — приподнявшись на полу, он кое-как помотал головой.
-А теперь вы, — проговорил Нейтаграт.
-Я — что? — выкрикнул Бенедикт.
-Спросите свою дочь.
-Да вы посмотрите на нее! — треснув рукой по стене, проорал маг. — Она не могла сотворить с собой такого! Это все ваш...ваш...
-Вашей дочери мы окажем необходимую помощь, — Нейтгарт щелкнул пальцами. — Заберите ее, живее.
-Ближе не подходите, — зашипел Бенедикт. — Я вас здесь же развею!
-Не глупите, Кальдервуд, — сделал шаг вперед Нейтагрт. — Она ранена и...
Маг застыл — взгляд его поймал ожог на руке Юста.
-Вы ранили моего сына.
-Ваш сын пытался убить мою дочь!
-Этот вопрос мы очень скоро проясним, — холодно произнес Нейтгарт. — Юст, поднимайся с пола и ступай наверх. Пусть обработают твою рану.
-Вы...вы... — Бенедикт, казалось, сейчас взорвется.
-Вашей дочери мы окажем помощь. Но вы, Кальдервуд, останетесь здесь, — Нейтгарт медленно стянул перчатки, убирая их в карман. — Я более чем уверен, что в возникшей ситуации мы разберемся. Но вы ранили моего сына.
-Я...
-Я уверен, что он сам с радостью ответил бы вам за это оскорбление, но вы сделали это в моем доме, а значит, оскорбили меня уже дважды, таким образом, вызов вы получаете уже от меня. Часа вам хватит, чтобы подготовиться к поединку?
-Какой...еще...поединок... — прорычал Бенедикт. — Вы...вы что...ослепли? Вы не видите, что он сотворил?
-Довожу до вашего сведения, Кальдервуд, что у вас осталось два варианта. Мы прямо сейчас уничтожаем вас и вашу дочь, после чего идем наверх и заканчиваем также с вашей супругой. Или вы, наконец, берете себя в руки и через час мы встречаемся, чтобы вы ответили за свои слова и поступки. Ваш выбор?
Кисть руки болела чудовищно — пусть даже ее и утопили в какой-то мерзкой на вид и запах мази. Ожог был не глубок, но заметен и довольно уродлив — придется теперь, наверное, до конца жизни таскать на этой руке перчатку...
-А ведь я говорила, что это плохая идея, — мрачно произнесла Селеста, закончив обрабатывать его рану. — Говорила же, правда, Юст?
-Это я виноват, — голос его был едва слышен. — Я просто хотел сделать, как лучше...я не хотел, чтобы она вымокла под тем дождем...
-Лучше, по-моему, ты сделать точно не мог, — последовал язвительный ответ. — Теперь нам придется с ними покончить, ты хоть понимаешь это, нет?
-Я...
-По всей видимости, не очень-то понимаешь, — голос Селесты стал еще злее. — Я просила тебя быть осторожнее. Я предупреждала. Предупреждала!
-Я...я виноват, и я...
-Кто виноват, уже не так и важно, — голос матери чуть смягчился. — Если бы мы обогнали Бенедикта, то из ситуации еще мог бы найтись выход, а теперь...что же, теперь нам остается только призвать их к ответу.
-В-всех?
-Пока не могу сказать, — Селеста щелкнула портсигаром. — Его дочь чуть не отошла в мир иной от одного только болевого шока. Ее приведут в относительный порядок, остальное уже не наш интерес. Я надеюсь, — она нахмурилась. — Ты не думаешь, что после этого могут быть хоть какие-то разговоры о союзе?
-Нет, — глухо сказал он, уткнувшись взглядом в пол. — Значит, отец...
-За него не волнуйся, — Селеста запалила сигарету. — Он встречался с людьми похуже, а наш Бенедикт всего лишь неряха, наглец и дешевый убийца. Даю ему минуты четыре — и это только если у твоего отца будет хорошее настроение.
-А...а его...
-Юфемия-то? — Селеста желчно рассмеялась. — Вареная рыба. Знаешь, из тех, что считают слово "нога" неприличным, а вместо крови им при рождении заливают чистый этикет. Держу пари, она уже не помнит, как Цепи-то включать.
-Я виноват, — повторил он в который раз, избегая поднимать голову. — Я...я могу как-то исправить все это?
-Метку ты пока что еще не получил, так что придется оформлять клятву по всем правилам, а еще готовить для этого материал, — задумчиво произнесла Селеста. — После чего ты расскажешь правду о том, что случилось в подземелье, и ничего кроме правды. Но даже если так — Бенедикту все равно уже отвечать перед твоим отцом. Итак, ты готов все объяснить? Готов указать нам виновного?
Он не ответил — пред глазами все еще стояла Вайола. Окровавленная, кричащая Вайола. Что сделает с ней ее собственный отец, когда узнает правду? Что он с ней сделает, когда поймет, что все это — ее вина?
-Юст?
-Все произошло случайно, — набрав в голос побольше сил, произнес он. — Но виноват я в большей степени.
-И не сомневайся, от наказания ты не уйдешь. Но для начала нам стоит наказать Кальдервуда, — Селеста поднялась на ноги. — Идем, Юст. Твой отец не желает, чтобы поединку мешали посторонние, но начало посмотреть мы вправе.
Ноги почему-то наотрез отказывались сгибаться. Выйдя следом за матерью в коридор, Юст остановился, увидев направляющегося к ним человека — вернее сказать, то, что за человека можно было принять издалека. Очень издалека.
Оно имело невысокий рост и было сплошь обряжено в белое. Лицо его, впрочем, было еще белее костюма, за исключением покрытой грязно-красной чешуей правой половины. Раскосые глаза — нет, скорее даже просто две едва заметные щели на том лице — вдруг распахнулись так широко, что, казалось, вот-вот полезут на лоб: зрачков в привычном понимании там не было — только какие-то серые, едва заметные пятнышки посреди угольной черноты. Крючковатый нос и когтистые пальцы дополняли картину с лихвой — как и то, что заменяло существу волосы: некая кристально прозрачная масса, что исходила из затылка и стекала множеством тонких, словно сплетенных из воды нитей до самой поясницы.
Варий, один из отборных отцовских агентов, имел право появляться в доме только в одном случае — и Юст не был удивлен, что его вызвали сюда перед встречей с Кальдервудами. Эта тварь — младший из двух братьев, за головы которых когда-то была назначена баснословная награда — вряд ли могла считаться куклой с полным на то основанием: полукровке только заменили сердце хитрым устройством, что должно было обратить его тело в пыль при одной лишь попытке неповиновения. Старшему брату, как слышал Юст, повезло куда меньше — он перешел в разряд безвольных игрушек Гробовщика. Агент улыбнулся, забрав свои прозрачные волосы в ладонь и обматывая ими лицо — нет, все свое тело. На несколько секунд они подернулись туманом, по дрожащим рукам пробежала рябь...
Мимо Юста прошла, все еще ухмыляясь, полная, вплоть до последней пуговицы, копия его отца — скопирована была не только внешность, но и походка Нейтгарта, вплоть до мельчайших деталей. Он было хотел задать вопрос матери, но ответ появился сам, причем довольно-таки быстро: Бенедикт мог распознать обман, возьми отец с собой обычный кукольный дубль, а пересаживать сознание в более совершенный времени у Нейтгарта просто-напросто не было.
-Они уже вышли, — протянула Селеста. — Поспешим.
-Разве поединок будет проводиться не в доме?
-Нет. Бенедикт заявил, что это будут заведомо неравные условия, — она подернула плечами. — Предложил лес. Думает, что его это спасет.
-Лес? Но он же...
-Юст... — Селеста посмотрела на него, как на дурака. — Это же наш лес.
Казалось, ушли они не так уж и давно. Казалось, еще всего пару минут назад Бенедикт Кальдервуд и Нейтгарт фон Вайтль стояли друг напротив друга, обмениваясь формальными фразами.
Вайола осталась наверху, осталась со своей матерью и прислугой дома — ее состояние все еще было чудовищно тяжелым. Они остались наверху — и потому за началом поединка следить могли лишь обитатели дома.
Селеста курила уже третью сигарету за час. Йеронимус фон Вайтль, с трудом доковылявший до выхода, стоял, опершись на свою трость, и мрачно смотрел за дуэлянтами. Оба они были уверены в успехе Нейтгарта. Оба они не боялись — а если и делали это, то далеко не так, как Юст...
Казалось, перед глазами натянули какую-то пленку. Холод все бегал и бегал по позвоночнику, а в лицо Юсту впивались раскаленные иглы — это ожидание было совершенно невыносимым.
-К вашей семье претензий не имею, — мрачно произнесли оба, после чего, уже не смотря друг на друга, развернулись почти синхронно и, печатая шаг, направились в сторону леса.
Ровно пять минут на то, чтобы разойтись и подготовиться таким образом, каким сочтешь необходимым. Затем — только кровь, только смерть.
Этот срок уже успел истечь — и теперь отсчет шел всерьез. Одна минута. Вторая. Третья...
Когда из-за деревьев выплыло темно-зеленое пятно, у него перехватило дыхание. Когда же стало видно, что Бенедикт не идет — его выносят на руках две изрядно помятые куклы — Юст с шумом выдохнул, чувствуя непредставимое облегчение. Но где же...
-Не туда смотришь, — ткнула его в плечо Селеста. — Вот он.
И верно — стоило только взглянуть в том направлении, куда указывала мать, как он заметил фигуру Нейтгарта: маг прихрамывал на левую ногу, но даже когда он приблизился, Юст не смог найти ни одной раны — разве что небольшой кровоподтек на виске...
