Тебя уволят, детка

— Что?!

— Ладно. Все. Шутка. Я ничего тебе не скажу. Успокаивайся. Веди себя как взрослый человек.

Ден подошел, взял меня под локоть и заставил выпрямиться. Я оказалась с ним лицом к лицу и внезапно перехотела смеяться. Потому что поняла кое-что. В первый раз за все время ненависть куда-то испарилась. Я смеялась с Деном так, как делала бы это с Ромкой. Да, мы подкалывали друг друга, но это не довело нас до ссоры. Никто не возжелал прибить оппонента.

И это было странно.

Ден тоже стал серьезным. Он смотрел в мои глаза, словно чего-то ждал. Некоторое время мы простояли так в молчании. Я не знала, что ему сказать. Меня до чертиков пугал тот факт, что между нами что-то изменилось. Ничего не должно было меняться! Он оставался для меня таким же придурком, как и всегда. Пять минут смеха не могли перечеркнуть наше прошлое и загладить ошибки.

— Что мы будем делать дальше? — спросила я и внутренне содрогнулась от того, как неуверенно звучит собственный голос.

— Найдем эту риелторскую контору и Коленьку, — ответил Ден, не разрывая контакта наших взглядом.

— Думаешь, найдем?

— Обязательно, — он сглотнул и отпустил мой локоть, — пойдем, я отвезу тебя домой.

— Давай по пути заедем кое-куда? — я покосилась на бабулю, которая выглядела очень грустной после расставания с котом.

— Куда? — без особого интереса спросил Ден, когда мы пошли обратно к его мотоциклу.

Я ответила не сразу. Идея казалась бредовой, и никто не мог предсказать, как он отреагирует на мою просьбу, но мне просто жизненно необходимо было что-то для себя понять.

— К нашей старой школе, — произнесла я, избегая его взгляда. — В тот гаражный кооператив, где все вечно ошивались после уроков, помнишь?

Если Ден и удивился, то виду не подал, лишь сказал:

— Это другой район города.

-Я знаю, — коротко ответила я, и на этом разговор был закончен.

Тем временем окончательно стемнело. Это порадовало — в сумерках бабуля не так мозолила глаза своим присутствием. Прокатившись с ветерком по городу, мы свернули на ту улицу, где находилась школа. При виде здания, заново отремонтированного и выкрашенного, с новыми стеклопакетами, я думала, что испытаю хотя бы вялый признак ностальгии, но не почувствовала ничего. Не видела школу много лет — и еще столько же бы не видела.

Ден проехал дальше и уверенно свернул в гостеприимно распахнутые ворота кооператива. Сколько я себя помнила, они всегда стояли открытыми, а сторож и носа не казал из сторожки, но мы предпочитали пробираться на территорию через неплотно прилегающую створку пожарных ворот, расположенных ближе к школе. Точно такой же лаз находился на противоположной стороне кооператива, он вел дальше к жилым домам. Я не знала, заделали ли теперь эти ходы, но продолжала о них помнить.

Территория считалась большой. Кооператив напоминал лабиринт, в котором можно было долго бродить в поисках выхода, если не знать, где повернуть. Некоторые повороты заканчивались тупиковыми ответвлениями, причем располагались они в хаотичном порядке. Но мы, школьники, знали эту местность, как свои пять пальцев.

— Куда теперь? — бросил Ден, притормозив на развилке.

Я растерялась. Не знала, как описать то, что ищу.

— К самым дальним гаражам. Помнишь? Где последний тупик.

Он кивнул и прибавил газу. Свет фар выхватывал из темноты бесконечную череду гаражных ворот. Некоторые из них были темно-зелеными, другие — красными, третьи — выкрашены в серебристый цвет, но на каждом гараже обязательно имелся порядковый номер. Дорогу здесь не отремонтировали до сих пор, и Дену приходилось постоянно объезжать рытвины и лужи в плотно утрамбованной колесами земле.

Наконец, из-за плеча Дена я увидела впереди высокий забор из камня. Последний тупик. Гаражи здесь выглядели заброшенными. Сухие лозы дикого винограда ползли по стенам, застилая ворота, и исчезая на крыше. Ден остановил мотоцикл и заглушил мотор, но фары выключать не стал, иначе все вокруг погрузилось бы в кромешную тьму. Света молодой луны не хватало, а фонари здесь побили еще в пору моей школьной юности.

Я слезла с сиденья и постояла, оглядываясь. Где-то вдалеке выла собака, с дороги долетал шум машин. Ден оставался неподвижной статуей, только чуть наклонился вперед, уперевшись в руль. Я подошла к крайнему гаражу и принялась расчищать стену от лозы. Это получалось с переменным успехом: сухая кора крошилась под пальцами, а стебли были жесткими и ломкими.

— Ты мне не поможешь? — не выдержала и рявкнула я на Дена, который продолжал сидеть неподвижно.

— Нет, — прозвучал его невозмутимый голос, — я же не знаю, что ты ищешь.

Я тихонько зарычала сквозь стиснутые зубы. Если он на самом деле оставил здесь когда-то надпись, то теперь просто глумился надо мной и притворялся ничего не знающим.

А если Ромкины слова не подтвердятся... мне не хотелось выглядеть дурой, которая поехала через весь город, чтобы взглянуть на надпись, которую он не оставлял.

С удвоенной силой я дернула за лозу. Та, наконец, с треском поддалась, поползла вниз, обламываясь в местах переплетения. На серой каменной стене не обнаружилось ничего. Для верности я даже провела пальцами по поверхности. Нет, этот камень не знал следов краски.

В растерянности я обернулась в сторону Дена.

Отлично. Теперь он может поржать над тобой от души, детка.

Он вздохнул, потом развернул мотоцикл так, чтобы свет фар падал на гараж по другую сторону ряда. Лоза буйствовала и там. Оставив в покое 'байк', Ден подошел к освещенным воротам и парой сильных движений расчистил их.

— Вот, — приглушенным голосом сказал он.

Я сделала несколько шагов, во все глаза уставившись на полуистертую надпись 'Вика', пересекающую гараж поперек ворот. Буквы были стилизованными, выпуклыми, внутри закрашенными красным, а по краям обведенными черным. Он, должно быть, старался, когда выводил их. Я представила эту картину так четко, будто увидела своими глазами: Ден стоит с баллончиком в руках, худой и взъерошенный, в своих обычных потрепанных джинсах, которые он категорически отказывался менять на школьные брюки, за что постоянно получал выговор от классного руководителя. Впрочем, ему было плевать, вряд ли кто-то читал его дневник так внимательно, как это делал, например, мой отец.

— Ты все-таки сделал ее... — я замолчала, не зная, что добавить.

— Я сделал ее не для тебя.

Приехали. От неожиданности я не сразу нашлась, что бы такого едкого ответить.

— Ты посвятил ее какой-то другой Вике? — переспросила я и нервно усмехнулась.

— Нет, — на лице Дена не появилось и тени улыбки, — просто той Вики больше нет.

Я подошла еще ближе к нему, попав в полосу света.

— О чем это ты?

Он отвернулся, разглядывая буквы.

— Я написал это для светловолосой девочки, которую считал ангелом. Да, пусть это звучит высокопарно, но тогда мне так казалось. Я наблюдал, как она звонко смеется, когда болтает со своим другом, и мечтал оказаться на его месте. Я боялся к ней прикоснуться, — Ден горько усмехнулся, — думал, что умру, если это сделаю. Но когда она вдруг обратила на меня внимание, понял, что умру, если не прикоснусь.

Я слушала его, затаив дыхание. Все-таки, Ромыч оказался прав. То письмо, спрятанное в шоколадке, мне не стоило видеть. Я и теперь с трудом понимала, как мне реагировать на такие признания со стороны Дена.

— Ты так говоришь, будто она — это не я.

Черт, я уже ненавидела себя за эти дурацкие нервные смешки после каждой фразы.

Ден снова повернулся ко мне.

— Но это не ты, Вика, — твердо сказал он. — Если когда-то в тебе и было что-то хорошее, чистое, удивительное, то все это умерло. Ты — мерзкая злобная тварь, к тому же абсолютно невоспитанная. Может быть, кто-то еще верит, что это не так. Но не я.

Я ощутила, как обжигающе горячая волна ярости подкатывает к горлу и застилает глаза. Да как он вообще смеет говорить мне такие вещи прямо в лицо?!

— Кто-то типа Антона, да? — протянула я с сарказмом в голосе. — Ты поэтому старался всячески отпугнуть его от меня? Потому что он не видит во мне тварь, а видит ту светловолосую девочку, которую ты один раз трахнул и, похоже, до сих пор не можешь забыть?

Ден снова рассмеялся невеселым смехом.

— Когда-нибудь ты останешься в полном одиночестве. Тебя все бросят, потому что устанут терпеть. Ты сопьешься и закончишь жизнь очень плохо.

— А тебе-то что за дело? — улыбнулась я как можно увереннее.

Меня бесил этот его всезнающий тон, с которым Ден пророчил мне безрадостное будущее. Захотелось врезать ему так сильно, что даже руки зачесались. Но когда Ден вдруг направился ко мне, я с трудом поборола желание сделать шаг назад. Эй, он не должен меня трогать после того, как наговорил гадостей!

Ден сжал мое лицо в ладонях и приблизил свое так, что я почувствовала его дыхание. Ноги мгновенно стали ватными, и я потеряла ощущение реальности.

— Я любил тебя, — с горячностью прошептал он мне прямо в губы.

Я не могла даже рукой пошевелить. До боли прикусила внутреннюю поверхность щеки, потому что даже после того, как он назвал меня тварью, мне нестерпимо хотелось еще раз ощутить его поцелуй. Губы Дена находились всего в нескольких миллиметрах от моих, и это лишало всякого здравомыслия.

— А я всегда тебя ненавидела... — пробормотала я, чувствуя, что почти готова капитулировать.

— Но не теперь.

Ден, наконец-то, впечатался в мои губы. Одновременно с этим поймал мои руки и по очереди закинул себе на шею. Я обхватила его, прижимаясь все плотнее. Пальцы Дена приподняли край моей куртки и скользнули за пояс джинсов. От прикосновения к позвоночнику по моей спине прошла дрожь.

— Ты хочешь меня, — сказал он в промежутках между сладкими и тягучими поцелуями, грозившими окончательно убить во мне жажду сопротивления. — Можешь не притворяться.

Такого самоуверенного тона я не могла ему простить.

Тут же впилась ногтями в его шею, вырвав из груди возмущенное рычание. Ден приподнял голову, заглядывая мне в глаза.

— Еще чего. Я ненавижу тебя, ты назвал меня тварью! — бросила я ему, стараясь окатить ледяным презрением.

— Только для того, чтобы заставить одуматься, — он поднял руку и погладил меня по щеке. — Остановись, пока не поздно.

Этот контраст грубых слов и ласковых прикосновений оставлял меня в полном недоумении. Я закрыла глаза, ощущая пальцы Дена на своей шее, его дыхание — на своем лице, его ногу — между моих ног. Другая его рука скользнула на мою задницу и крепко сжала ее, заставив подать бедра вперед. Сквозь тонкую ткань трусиков я ощутила грубое трение джинсов о свою кожу и готова была умолять о пощаде.

— Я не могу... здесь же бабуля...

— Мне плевать, — прорычал Ден, покрывая поцелуями мое лицо, — я ее не вижу.

По правде говоря, я тоже уже ничего не видела кругом, но это не отменяло тот факт, что привидение бродит поблизости.

— Думаешь, что трахнешь меня, и я стану пай-девочкой? Добрый чпокатель-волшебник! Меня тошнит от твоей наивности, — я куснула его за скулу, впрочем, не очень сильно.

Его тихий, низкий, до противного сексуальный смех ударил по моим нервам хуже бейсбольной биты.

— Думаю, что ты станешь пай-девочкой ради того, чтобы я тебя трахнул.

Что?

У кого-то самомнение раздулось вместе с кое-чем другим?

Я оттолкнула его и размахнулась, чтобы влепить пощечину, но Ден снова успел среагировать.

— Я же сказал... — процедил он, сжимая мое запястье так сильно, что я вскрикнула от боли, — ...никогда больше не смей... пытаться меня ударить.

— Или что? — с вызовом бросила я ему в лицо. — Ты накажешь меня? Трахнешь меня прямо здесь? Давай, вперед, один отвратительный полуминутный секс я пережила, потерплю второй раз секунд сорок, не умру.

Ден схватил меня в охапку, подтащил к гаражу и придавил своим телом к стене так, что вышиб воздух из легких.

— По-моему, ты сама тогда хотела, чтобы все быстрее закончилось, — прошептал он, утыкаясь носом в мою шею.

По коже тут же пробежали мурашки, а соски напряглись, и их начало покалывать изнутри.

— Да, но ты сделал мне больно! — продолжала бороться я. — Я думала, ты все мне там разорвал своим дурацким членом! Это было ужасное ощущение!

Его большая ладонь легла между моих ног и надавила, сместившись чуть вниз и обратно. Проклятые джинсы доставляли мне просто невыносимые мучения. Я со стоном выдохнула, пытаясь спихнуть с себя тяжелое мужское тело, но безрезультатно.

— Тебе больше не будет больно. Никогда, — простонал Ден, продолжая мучить меня ладонью.

— Конечно, не будет... — я до крови кусала губы и ерзала по стенке, — потому что я больше не девственница, идиот!

Он повернул мое лицо к себе и начал целовать губы, слизывая с них выступившую капельку крови. Прикосновения его языка в тандеме с движениями руки заставляли меня выгибаться. Внутренние мышцы сжимались, отчаянно изнывая от желания.

— Нет, не поэтому, — произнес Ден, — потому что ты меня хочешь. У тебя джинсы уже все мокрые.

Я мучительно застонала сквозь стиснутые зубы. Неужели он это заметил?

— Тогда отвали и оставь меня и мои джинсы в покое!

— Ты точно этого хочешь? — дыхание Дена участилось, он упирался одной рукой в стену возле моей головы, другой — быстрыми отрывистыми движениями подводил меня к оргазму.

Вот гадство! Я хотела только одного — чтобы он заткнулся и содрал с меня одежду, а потом, наконец, подарил блаженный покой моему телу. Но он так наслаждался своей властью надо мной. Я видела это по его горящему взгляду, устремленному в мои глаза. Он думал, что может так легко сломать меня, лишить воли, заставить ползать перед ним словно какую-то изголодавшуюся самку.

— Да, — прорычала я из последних сил, — я хочу, чтобы ты отвалил!

— Скажи это более уверенным тоном, и я отвалю в ту же секунду, — с яростными выдохами настаивал он.

Первые спазмы начали скручивать низ моего живота. Я согнулась, хватая широко открытым ртом воздух. Вот. Еще немного. Еще.

— Да-а-а... — почти закричала я, царапая ногтями стенку.

— Ладно. Я тебя услышал, — Ден убрал руку и отошел от меня.

У меня подкосились ноги, и я едва не рухнула на землю. Сползла по стенке и обхватила колени руками. Адская боль пронзила каждую клеточку тела. Это было так невыносимо, что мне захотелось плакать. Утешало лишь то, что Дену тоже пришлось нелегко. Он повернулся ко мне спиной, откинул голову и тяжело дышал. В свете фар я отчетливо видела, как взлетает вверх горячий пар из его рта.

— Ты — козел, — прохрипела я, — видно же, что без помощи руки до утра теперь не уснешь. Будешь наяривать и мечтать обо мне, как наверно делал это долгие годы.

Ден обернулся через плечо, облизнул губы и кивнул.

— Да. Но и ты тоже. Будешь делать это и думать обо мне. Так, как никогда не делала это раньше.

Я уронила лицо в ладони. Больной придурок. Я была в таком диком состоянии, что едва удерживалась на грани, чтобы самой не стащить с него джинсы. Только мысли о ненависти могли помочь удержаться. О нашей взаимной ненависти.