Чародей без башни

   — Сначала уж я тебя, — погрозила она пальцем и, разгладив смявшийся передник, прошла на совмещённую с коридором кухню.

   Во флигель больше ничего не помещалось. Только крохотный чердачок под башенкой на котором раньше жил Арий. Когда родителей не стало, он переехал к бабушке, и только закончив учёбу, вернулся домой.

   — У меня пирог с ревенем.

   — То, что надо. Всю дорогу пальцы перекрещивал, хоть бы ревень, хоть бы ревень.

   — Ох, балабол. Что стоишь, как троюродный? Проходи.

   Синдибум сбросил мешок и, шагнув, оказался у круглого стола с кружевной скатертью. Плюхнулся на стул и подставил лицо тёплому свету, струящемуся из-под оранжевого абажура. Рядом с овальным окошком, убранным белыми шторками с цветущими подсолнухами, покосился кряжистый кривоногий комод. С другой стороны пыхтела от жара заляпанная сажей печь и гордо возвышался сервант с блестящими тарелками.

   Арий подхватил с серебряного подноса пузатый графин и нацедил в две чашечки еловой наливки. Сейчас бабушка дольёт ароматного чая и на несколько мгновений можно будет забыть обо всём на свете. Даже о свитке чародея.

   — Ну, рассказывай, — возясь с чайником, приговаривала бабушка. — Невесту приметил?

   — Не могу собраться, — подперев щеки руками, пожаловался Синдибум. — Рвут на части. Мара, как прилетит, сразу бежит ко мне в лавку да умоляет. Ну, когда, когда мы сыграем свадьбу. Но не знаю. Ещё будет задаваться, всё же дипломированная волшебница, — он трагически вздохнул. — Зудочка увивается, как несмышлёный кошкоморёнок. Вот только боюсь, что вымахает из неё самый настоящий кошкомор. Буду весь исцарапанный и несчастный, как Голун перед выплатой жалованья.

   — А третья же кто?

   Арий мечтательно зажмурился.

   — Гарпия одна во время прошлого налёта приглянулась. Голос бесподобный...

   — Тьфу на тебя, — заулыбалась бабушка. — Не сочинял бы всяких небылиц, глядишь у тебя уже и свиток бы был и десять невест.

   — Да, — протянул Синдибум, помогая ей расставить тарелки. — Перевёз бы тебя в Плюгавую башню, подальше от сквозняков.

   Откусив пирог, он перехватил чайник и разлил по чашкам дымящийся отвар, пробубнив с набитым ртом:

   — Угощайся дорогая, чем мегамаги послали.

   Бабушка всплеснула руками, но на пухлых щеках всё еще играли озорные ямочки, а вокруг глаз посмеивались задорные морщинки. Злиться на внука она не умела. Хотя когда-то числилась знатной чародейкой и задавала в былые времена жару и на Злыстной стороне. Бесконечные войны никого не обошли стороной. В каждой семье кто-то не вернулся домой. У Хвыща сгорели под огненным дождем отец и дядя. Голун остался один одинешенек. А Конусмастер и вовсе был в плену у чернобуков. Эти колдуны так пропитались злыстью, что мечтали затопить ей всю долину.

   — На свиток копишь?

   Арий многозначительно закивал, отхлёбывая чай.

   — И сколько отложил? — потребовала отставная волшебница.

   — Уже целое состояние, — отмахнулся Синдибум. — Я ещё постояльца нашёл, после полуутра заселится. Пятьдесят кнежликов в месяц.

   Он подхватил ещё кусок пирога.

   — Учёбу совсем забросил? Книги уже, небось, пылью заросли?

   — Так всё знаю, — промычал он, стараясь не встречаться взглядом с бабушкой.

   — Знает он, — вздохнула отставная волшебница. — Знал бы, ходил со свитком. А так на меня одна надежда, только с высшим магом договариваться.

   — О чём это?

   Бабушка зажевала нижнюю губу. Её сердитый взгляд скакнул по коридору и остановился на мешке.

   — В катакомбы ходил?

   — Да! — обрадовался смене темы Арий. — Конусмастеру свезло, как никогда. Старый паук так размахивал хваталками, я думал поотрываются. Никогда ещё так не ликовал и так не пугался.

   — Отчего же? — сощурилась она.

   — Обрадовался, когда нашёл, и испугался, когда понял, что именно нашёл. Какой-то читай-камень...

   — Шпиль от башни!

   Отставная волшебница подскочила из-за стола и заковыляла к двери.

   — Ты же... да вы же... — она подхватила мешок и, запустив в него руку, выдернула реликвию, выдохнув: — Что натворили!

   — А чего? — не понял Синдибум. — Камень исписанный. Тоже невидаль. У Голуна в чулане целая коробка таких, только поменьше.

   — Теперь понимаю, почему ты не получил свиток, — вконец рассвирепела бабушка. — Ты на реликвиеведение ходил вообще?

   — А то! Бегал, — ляпнул Арий, но под строгим взглядом сник. — Думал, не пригодится. Вон зельеварение зубрил, зубрил, а алхимики даже к котлу не подпустили. Без практики, говорят, только глазки жабам выдавлить и хвостики у ящерок отрывать...

   — Я же тебя милый, — сухо выдавила отставная волшебница, — заставлю все тридцать три тома наизусть выучить. Заколдую, ни о чём другом думать не сможешь!

   Синдибум поёжился.

   — Да что в ней такого-то? — заныл он.

   — Это утерянная скрижаль Безбашенного хоровода!

   Арий чуть снова не выпалил заученную фразу, но заставил себя пожать плечами, о чём сразу же пожалел. Бабушка, потрясая читай-камнем, наступала с таким свирепым видом, что он ссутулился и прикрылся чашкой.

   — Где этот недовороженный Конусмастер? — взвыла отставная волшебница.

   — Сказал в лавку не ходить, а ждать его в 'Гадкой виверне' после полувечера.

   Синдибум отодвинулся к окну вместе со стулом. Он ещё не видел бабушку в таком гневе. Она, конечно, никогда не отличалась покладистым нравом. Но вот чтобы так лютовать.

   — Ух, я вас, — пообещала она, и, грохнув читай-камнем об стол, полезла за печку.

   — Вот и сходил пирожка поесть, — приуныл Арий.

   — После Бесконечных войн, — лекторским тоном бубнила отставная волшебница, — все волшебники договорились о мире. Каждая башня выбрала своего высшего мага, а надо всеми встали двое мегамагов. Они создали механизмы и закляли скрижаль, чтобы двенадцать башен начали хоровод и объезжали долину за двадцать четыре часа. Её копия хранится в храме памяти в Передудле. Настоящую скрижаль давно никто не видел. Болтали разное: что её спрятали сами мегамаги, что похитили чернобуки, которые не приняли новый порядок, не захотели жить в башнях, и теперь скрываются в Злыстных землях, что она была утеряна и навеки исчезла. Только, если бы ею взаправду завладели чернобуки, то давно бы пустили скрижаль в ход и остановили хоровод.

   Синдибум снова пожал плечами. Кто разберёт этих чернобуков, может, у них просто руки не доходили.

   — Видать не очень хорошо мегамаги её спрятали, раз сумасшедший хватун выудил её со свалки. Да за неё перегрызутся все двенадцать башен!

   — Ого! — воскликнул Арий. — Так она на миллион кнежликов потянет.

   — Ты что? Наступит конец всего...

   — долина погрязнет в новой войне...

   — По-твоему это шутки? — взревела бабушка, выныривая из-за печки и сверля его горящими глазами: — Все падут перед мощью неизбежного, и смешно не будет даже тебе. Ты не помнишь Бесконечных войн, а твои родители и дед отдали свои жизни, чтобы они не повторились!

   Она треснула толстой книгой в потрескавшейся обложке об стол и, нетерпеливо перелистав страницы, сунула внуку под нос: — Гляди!

   Под мелкими, сбитыми буквами расплывалась волшебная картинка. На главной площади Передудля на старинном камне для наговоров лежала скрижаль. Символы ослепительно сверкали, а из центра реликвии бил фонтан колдовского огня. Рядом, воздев руки, стояли мегамаги. Один в чёрной мантии и маске, а другой в белой.

   — Симпатично, — проронил Арий и сразу же пожалел о выскочившем слове.

   — А ты с ней по башне лазаешь! — вскрикнула отставная волшебница. — Узнай наш высший маг, или, не приведи чары, чернобуки, и тебя... — она не смогла выговорить, прикусив губу. — Я этого дряхлого хватуна отполирую и на полку поставлю. Зачем он отдал её тебе?

   — А что, Голуну, что ли, отдавать? — проворчал Синдибум. — Он ни в жизнь не поделится...

   — Чем? — рыкнула бабушка. — Ты ни кнежлика за неё не получишь! Сошлют вас с глаз долой. Все трое до Злыстной стороны не долетите, на подлёте тресните.

   Арий ещё раз всмотрелся в картинку. Читай-камень так заманчиво блестел, как коробка с подарками.

   — А как его вскрыть? — не понял он.

   — Распечатать? — заморгала отставная волшебница и всплеснула руками. — Мой внук дурнее кошкомора. От неё надо немедля избавиться!

   Она схватила скрижаль и, раздвинув шторки, закрутила ручку окна.

   — Нет! — завопил Синдибум.

   — Ты прав, — неожиданно согласилась бабушка и уселась за стол, прижимая читай-камень к груди. — Будет только хуже. Сперва заткнём рот Конусмастеру. Беги и приведи его сюда. Остальное я устрою.

   Арий нехотя встал.

   — Но...

   — Темным-темно! — рявкнула старая волшебница. — Дененочные часы тикают. Беги быстрее! А скрижаль побудет у меня.

   Синдибум насупился, но возражать не стал. Всё равно бесполезно. Он уже дошёл до двери, когда бабушка напутствовала:

   — Будет упираться — заколдуй! Это ты хоть учил?

   — Да! — закивал Арий. — Но меня же сошлют! Будешь меня навещать на Злыстной стороне?

   — А ты тихонько...

   — Я умею только громогласно, как мегамаг...

   — Брысь!

   Он вздохнул и вышел. На лестнице перед флигелем сгустились сумерки. Небо заволокли грузные, неповоротливые тучи. У перил зажигались парящие на цепях шары фонарей, но у стены башни близ домов властвовала хмурая тень. Приближался полувечер, а с ним и Злыстная сторона. Скоро Дырявая башня заедет в самое средоточие злысти.

   Спускаться, конечно, не подниматься, но ноги уже порядком устали за день и отказывались идти даже вниз.

   — Попил наливочки, — вздохнул Синдибум.

   Опустевшие ярусы пробегали мимо, недобро глядя вслед. Сиротливо стояли зачехлённые наковальни перед дверями мастерских. Почти растворялись во мраке закопчённые вывески с котлами над лабораториями алхимиков. На Благой половине даже статуи хищных гарпий подмигивали, теперь же в глаза бросались только длинные кривые когти. Полувечер не лучшее время для прогулок. Стараясь держаться подальше от фонарей, он жался к стене, беспокойно косясь на сгущающуюся в нишах тьму. Позади башни ещё светлело посеревшее небо, а там, куда она ехала, стояла чёрная стена злысти.

   На шпиле разгорелся колдовской огонь, и ослепительный луч вместо тёмного циферблата с двенадцатью башнями прожёг среди серых облаков новый, огненный.

   Арий уже спустился к таверне, когда на колокольне громыхнул первый удар. Звон пролетел по башне, гулко ухнув к подножию. За ним загремел второй. А под третий Синдибум ввалился в 'Гадкую виверну'.

   У входа застыл вышибала Дробовик. Непроницаемое лицо покрывали защитные руны. Синяя вязь тянулась от бритой макушки, петляла по прорезанному глубокими морщинами лбу, обвивала ледяные глаза, срывалась индиговой стрелкой с горбатого носа, перечерчивала щеки и, закручиваясь, убегала по толстой шее вниз. Сюртук с малиновой бабочкой едва сходился на груди и трескался на огромных плечах.

   — Не злыстного вечера! — пожелал Арий, непроизвольно вжимая голову в плечи.

   — Задуришь — выкину, — предупредил Дробовик, почти не разжимая губ.

   — Ни-ни, — пообещал Синдибум и проскочил мимо него в зал.

   Посетителей почти не было. Широкие столы с вырезанными на ножках, гадко скалящимися вивернами пустовали. Только у стойки рядом с трещащим камином, глядя в кружки, шептались два тощих травника. А тавернщик упорно тёр блестящий бок графина и на Ария даже не взглянул. В дальнем углу, у сложенных пирамидой бочек застыл Конусмастер. Крошечное тело потерялось за столом, так что торчали только тонкие длинные руки и голова. Тёмные глаза сузились, превратившись в две черточки, платок сполз с подбородка, а белые губы растянулись в безумной улыбке. Синдибум даже вздрогнул. Так неестественно раздалось лицо смотрителя. Казалось, если он поднатужится, оно лопнет и заляпает его хихоньками всю таверну.

   Арий протиснулся между лавок, зацепился за свисающую с жерди тушку кролика, и чуть не смахнув свечу с длинного канделябра, всё же влез в угол.

   — Тут такое дело, — начал он, присаживаясь к столу. — С реликвией не всё так просто.

   Он пытался подобрать слова, но Конусмастер так пялился, не переставая скалить зубы, что они не складывались.

   — Вы бы пошли со мной, — предложил Синдибум. — Здесь душно и горелым воняет.

   Смотритель не ответил.

   — Бабушка просила вас заглянуть. У неё пирог. Любите с ревенем?

   Не дождавшись отклика, Арий начал злиться. Злыстная половина влияла на всех без разбору, и невидимые тёмные частицы злысти уже проникали в сердца волшебников. Дурманили головы, заставляя вспоминать обиды, видеть чёрное в белом и смертельное оскорбление в безобидной шутке.

   — У меня его нет. Да чего ты лыбишься-то? Ща как колдану!

   Он даже угрожающе поднял растопыренные пальцы, но Конусмастер не шелохнулся. Пустые глаза ни разу не мигнули, а растянутые губы не дрогнули.

   Синдибум потянулся через стол и дотронулся до костлявого плеча. Смотритель качнулся и завалился на сложенные руки, сбив кружку.

   — А! — подскочил Арий. — Чего это он?

   Тавернщик неприязненно взглянул в их сторону и крикнул: