Чародей без башни

   Синдибум покружил над фермой, теребя подбородок. Даже в Благое время с любителем овощей связываться не стоило. Говорит он неохотно, а бьёт резко и не раздумывая. Если их поставить с Дробовиком, ещё неизвестно кто к знахарям скорее побежит. Старший Быстрогон как-то повадился бататы тырить да познакомился с лопатой поближе. До сих пор косит и заикается. Правда, после полувечера фермер спит без задних ног, зато по огороду всякая нечисть скачет. Так что, потянувшись за топинамбуром, скорее всего, угодишь в чью-нибудь слюнявую пасть. Положение прямо-таки безвыходное.

   Арий уже попрощался с реликвиями, перечеркнул жирным крестом читай-книгу и миллион кнежликов, когда на колокольне загремел траурный перезвон. Он завертел головой, чуть не свалившись с ковра-самолёта. Над лесом поднялись птицы и, застрекотав, испуганно понеслись прочь, прочертив далёкий горизонт, из-за которого расплывчатой тенью выпирала Плюгавая башня. До неё можно было бы долететь, если бы не всякая летучая мерзость, самая страшная из которой уже приближалась. Из-за деревьев, в коротких перерывах между ударами колокола, доносилась приглушённая песня. Синдибум задрожал, негнущимися пальцами вцепившись в бахрому. Гарпии летят!

   Фермер выругался и, подхватив лопату, побежал к домику. Над крышей расцвела сияющая защитная руна. Завертелась, разбрызгивая сверкающие искры, и заволокла прозрачным куполом всё до самого фундамента. Зычно хлопнула дверь.

   Арий заметался, не зная, куда деться. Он бы всё равно не долетел до дома, а надеяться, что его пожалеют, отопрут засовы, и пустят куда-нибудь ещё, было очень, ну очень глупо. Пришла беда — затворяй ворота. Перед гарпиями все равны и каждый сам за себя.

   Чёрная шляпа забулькала гадким смехом.

   — Чего радуешься? — зашипел Синдибум. — Сожрут вместе с тобой и не поморщатся. Они еду не моют и не распаковывают.

   Цилиндр подавился хохотом и заёрзал.

   — Проняло? — злорадно бросил Арий, снижаясь.

   Он проскочил между огромных колёс и, забившись в темноту, завис под телегой. Засунул пальцы в уши и замер. Бесполезно! Песня гарпий всё равно раздавалась в голове.

   — Мы так скучаем в небе ясном,

   В сверканье нежном и прекрасном.

   Приди скорей же, нас спаси.

   И всё что хочешь, попроси.

   Хор приближался и с каждым новым куплетом, Синдибуму сильнее хотелось выскочить из укрытия и подпеть. Печальные слова пробирались в потаённые уголки души, отпихнув в сторону надоедливый шёпот Злыстной стороны. На глаза наворачивались слёзы, а от беспредельной тоски опускались руки и пропадали остатки воли.

   Цилиндр нервно вздрагивал, прислушиваясь, и оседал. Поля уже надвинулись на глаза. А когда Арий дёрнулся, чтобы броситься навстречу обвораживающим звукам, шляпа съехала до носа и закрыла уши. Навалилась густая, звенящая тишина. Песня стихла, а вместе с ней рассеялись и чары.

   До Бесконечных войн гарпии были мелкими воришками и хулиганками. Стащить что-нибудь блестящее, бестолкового ребёнка напугать, это, пожалуйста, но о групповых людоедских нашествиях они не могли даже мечтать. И дело не в том, что не умели петь. Голосить-то они как раз голосили, да так, что все уписывались со смеху до колик. Рифмовали с воодушевлением черпателя ночных горшков и с таким же изяществом:

   — Собрались со всей вольной воли,

   Буси-буси, ай да гуси-гуси.

   Прилетели пернатые девы боли,

   И выпали глаза у бабуси.

   Всё изменилось, когда высшая волшебница Кривой башни потеряла в бою всех своих сыновей и дочерей. Материнское сердце раскололось от боли и изрыгнуло на белый свет такое проклятие, что содрогнулись даже обезумевшие чернобуки, а почти безобидные гарпии превратились в жутких страшилищ.

   Кое-кто из особо ретивых, но не слишком умных чародеев даже предлагал снести все статуи в Дырявой башне. А скорые на руку, но медленные умом откололи у одной из каменных горгулий, что украшала почтовый ярус, голову и отбили одно крыло. Вступился высший маг. Он строго-настрого запретил уничтожать волшебное наследие, каким бы оно ни было. Ведь надо помнить не только хорошее, но и плохое, хотя бы для того, чтобы не повторять собственных ошибок.

   Арий недоумённо моргал глазами и крутил головой. Как только цилиндр заглушил чарующие звуки, их притягательная сила растворилась в воздухе.

   — Ты что, меня спасла? — вскрикнул он, но не услышал собственного вопроса. — Что думаешь, я буду благодарен? Нет? А я буду! Начну тебя разравнивать и чистить. Хочешь, даже поглажу?

   Цилиндр передёрнуло.

   — Ну, как хочешь, — обиделся Синдибум, к нему уже возвращались мерзкие мысли, навеянные Злыстной стороной. — Ты же для себя старалась, верно?

   Шляпа чуть согнулась.

   — Так чего я тогда распинаюсь? — разозлился Арий. — Открывай глаза, пока фермер прячется, полетим брюкву воровать.

   Он хищно улыбнулся, а цилиндр сполз на затылок.

   Ухватившись за углы ковра-самолёта, Синдибум вынырнул из-под телеги и полетел к дальнему краю огорода. У средних ярусов башни кружили гарпии, но он не оглядывался. Не время для сомнений, пора ловить удачный момент. Спрыгнув, он обшарил ближайшие грядки, небрежно сбивая ногами патиссоны. Вот же гадость. А вкус, как у гнилых поганок. Другое дело артишок! Синдибум отломил соцветие и, пережевав, выплюнул. Не созрел ещё.

   Цилиндр защищал от завораживающей мелодии, но Арий невольно поглядывал на хор гарпий в вышине. Они вились у жилых ярусов, то чуть спускались к лавкам, то снова поднимались ближе к залу Советов.

   Встряхнув головой, он разыскал брюкву и, вырывая за ботву, начал закидывать на парящий за спиной ковёр-самолёт. Разлетались комья земли, но Синдибум только улыбался. Будет тебе, композитор, новая расцветка, помоднее мокрой ежевики. Грязно-вонючий беж — хит сезона!

   Надёргав приличную горку брюквы, Арий начертил каблуком между грядок срамное слово и, ухмыляясь, запрыгнул на ковёр-самолёт. Гарпии уже поднимались в небо, чтобы вернуться в свои лесные гнёзда, и он тоже решил свалить, пока цел. Если фермер прочухается, пощады не будет.

   — Лезь повыше! — рявкнул он на шляпу. — У меня от тишины уже голова кружится.

   Цилиндр закрутился, послушно вскарабкавшись на макушку. На уши набросился скрип чугунных колёс, шум деревьев и душераздирающий крик: 'Убью!'.

   Синдибум вцепился в бахрому, и, ковёр-самолет, чуть не растеряв собранный урожай, метнулся вверх. Совсем рядом, угрожающе звеня, пронеслась лопата. Фермер кричал что-то ещё, но всё заглушал бесшабашный свист ветра.

   Арий не оглядывался, чтобы любитель овощей случайно не приметил его лицо. Нарочно сделал несколько виражей, облетая вокруг башни и путая следы, пристал к балкону, показав язык недовольно сморщившимся ограм.

   — Зовите купца, товар прибыл, — приказал он.

   — Аренька! — разнёсся над башней бабушкин голос. — Пора домой!

   Синдибума передёрнуло, но он лишь молча вздохнул. Волнуется, наверное, после налёта гарпий. Слышать чародейский зов мог только тот, к кому обращались. Обиженные истуканы даже ухом не повели, а надменно захлопнули пасти и гордо скрестили лапы на груди, всем своим видом выражая каменное спокойствие.

   — Эй, композитор! — не дожидаясь милости, заголосил Синдибум. — Принимай свежак!

   Дверь распахнулась, и, старик, щурясь, выглянул за крыльцо.

   — Чего так долго? — заворчал он. — В животе урчит, как у башни в катакомбах.

   — Горшок гони!

   Композитор доковылял до ковра-самолёта и критически осмотрел брюкву. Потрепал ботву, поскреб пальцем кожицу и облизал, потерев языком по десне. Понюхал. Хотел даже попробовать на вкус, но Арий перехватил его руку.

   — Но-но! Я свою часть сделки выполнил, где горшок?

   Старик нахохлился, но всё же махнул рукой. В дверях показалась лохматая голова домового. Косясь жуткими глазами, он крепко сжимал реликвию.

   — Ключевую нитку! — потребовал транжира.

   — А как я домой доберусь? — разозлился Синдибум.

   — Мне до сольфеджио, — поморщился композитор.

   Чёрная шляпа захихикала, но Арий не сдавался.

   — Вечером верну, — прижав руку к груди, пообещал он.

   — Что? — выставив левое ухо, крикнул старик.

   Огры ехидно залыбились, выставив толстые нижние губы.

   — Тебе твоя 'доброта' ещё аукнется, — пообещал Синдибум, спрыгивая с ковра-самолёта.

   Композитор пожал плечами, и ловко выхватив ключевую нитку, намотал на палец. Домовой помахал горшком, и запустил со всей силы, так что Арий еле поймал, чуть не кувыркнувшись за парапет.

   — И это Благое время, — расстроено забурчал он. — А после полувечера вы тут младенцев вместо брюквы варите?

   — Хуже! Нотную грамоту заставляем зубрить, — безумно завертев глазами, выдал старик.

   Синдибум вздохнул. У некоторых совсем нет жалости.

   — Аренька! — повторился бабушкин зов. — Немедленно домой!

   — Арий! — надулся он, втянув голову в плечи.

   А композитор с его тонким слухом, даже не оглянулся.

   Сбоку от крыльца на метровой высоте зависла раздвижная железная лестница. Вот по ней теперь и придётся карабкаться до ближайшего яруса.

   Старик загнал ковёр-самолёт прямо в дом, и уже хрустел брюквой, растирая по подбородку вязкий сок.

   — Хоть зонт дай! — попросил Синдибум.

   Композитор удивлённо заморгал.

   — С какой стати?

   — Лестницу стянуть. А то останусь у тебя на балконе и буду круглые сутки песню про мегамага голосить.

   Лицо старика озарила шальная улыбка, так что Арий даже испугался, что этот сумасшедший согласится, но он зачмокал губами и сказал:

   — Знаешь такую шутку? — и не получив ответа продолжил: — Летит хор гарпий, колокол на башне трезвонит, а один чудак стоит у перил, смотрит и не прячется. У него спрашивают: 'Ты чего не хоронишься?'. А он отвечает: 'Не боюсь. Гарпии не жрут тех, кто фальшиво подпевает'.

   Композитор загримасничал и раскатисто захохотал, сгибаясь и прижимая руки к животу.

   — Умора, — сжал губы Синдибум. — Зонт дашь?

    Всё ещё хихикая, старик выдернул из корзины загнутую ручку и подбросил. Арий поймал зонт и, забравшись на перила, зацепил крючком за нижнюю ступень и потянул. Лестница со скрипом разложилась. Горшок мешал, и он запихал его за пазуху.

   — Век вас всех не видеть! — пожелал он на прощанье.

   Закинул ногу и, злорадно усмехнувшись, бросил зонт за парапет.

   — Ой! Уронил! Но если прислушаешься, услышишь, как он мелодично шандарахнется.

   Композитор только дверью хлопнул.

   Синдибум долез до выступа, проскользнул в заросшую паутиной дыру и полз, пока не добрался до воздуховода. Свернул в коридор, поднялся на несколько пролётов по внутренней лестнице и, дождавшись подъёмника, уселся на крышу. Бабушка просто так зов бы не отправила. Видать, случилось чего. И хоть заявляться к ней с реликвией не стоило, тащиться сначала домой было слишком лениво, всё-таки разница в четыре этажа.

   Доехав до её яруса, Арий неторопливо слез и побрёл к анфиладе. На бронзовую фигуру саламандры даже не взглянул. Да и стучать молоточком в дверь не стал.

   Во флигеле пахло чабрецом и ещё чем-то неуловимо неприятным.

   — Что-то ты не торопишься? — вместо приветствия посетовала отставная волшебница.

   — Бежал со всех ног, — притворно тяжело задышав, ответил Синдибум.

   Бабушка сидела за столом, уткнувшись в толстую книгу с хрустящими, пожелтевшими страницами.

   — Говорила, чтобы ты реликвии не трогал? — забубнила она, не отрываясь от чтения. — Забудь! Всё изменилось. Надо их срочно собрать.

   Арий присел, поправив горшок под рубахой.

   — Что случилось?

   — Скрижаль нужно побыстрее открыть, — объяснила отставная волшебница. — Тогда можно будет её разрушить, и никаких следов не останется.

   Синдибум поморщился. Разломать миллион кнежликов — та ещё глупость. Конечно если он настоящий, а не копия из храма памяти в Передудле о котором писали в газете.

   — Ты точно уверена, что скрижаль настоящая? — на всякий случай спросил Арий. — А в 'Новостях долины'...

   — Поменьше читай всякие глупости, — отрезала бабушка, — читай-камень самый что ни на есть подлинный и запросто остановит Безбашенный хоровод.

   — Может мегамагам отдать, за вознаграждение, — предложил он.

   Она со скрипом вздохнула.

   — Ты сначала хоть одну реликвию добудь...

   — Да проще, чем зубную щётку зачаровать, — перебил Синдибум, доставая горшок.

   Отставная волшебница зажевала нижнюю губу.

   — У Голуна стащил? А если заметит?

   — Да продал он его, — отвесив горшку щелбан, честно рассказал Арий. — А я у покупателя выменял. И даже не спрашивай, на что. Пытать будешь, не сознаюсь.

   — Не иначе на свою совесть, — проворчала бабушка. — Думаешь, остальные три будет легко заполучить?

   — Теперь ими займусь, — заёрзав, мрачно пообещал Синдибум. — Был бы толк какой. Ну, награда, скажем. А то мне ещё за экзамен полторы тысячи платить. А они на лестнице не валяются.

   Отставная волшебница сердито нахмурилась.

   — И в кого ты такой жадный? У нас в родне испокон веку все бессеребренники. Ни в жизни чужого не брали.